«билеты куплены на два столетья позже» Стихи

Название конкурсу дало одно из исторических предместий Казани - Хижицы (Кизическая слобода), а также одноимённое стихотворение Гавриила Каменева. Организатор конкурса - казанское литературное кафе «Калитка» Центральной библиотеки, которым руководит поэт Эдуард Учаров. Поступили 382 работы авторов, проживающих в пятидесяти восьми субъектах Российской Федерации. В составе жюри были известные поэты, редакторы литературных журналов, деятели культуры. Признанные лучшими произведения конкурса публикуются в журнале «Казань».

Александр Крупинин

(Санкт-Петербург)

1-е место

ПО РЕКЕ ЗАБВЕНИЯ

Где-то на самом верху фиолетовой ветки

Сидят и грустно смотрят на юг

Бывший премьер Мариинского театра Эткинд

И бледно-розовый кот Нестерюк.

Сидят давно. Над ними тополь безлистый.

Вокруг скамейки - дома-корабли.

Эткинд коту говорит, мы с тобой аутисты,

Мы чужие для жителей этой Земли.

Жаль, продолжает Эткинд, что мы не птицы.

Суждено навсегда нам остаться среди кораблей,

Потому что метро теперь стоит, кажется, тридцать,

А трамвай чуть не двадцать восемь рублей.

Как хотел бы я заглянуть хоть на миг в Мариинку.

Может быть, сегодня дают «Гаянэ».

В третьем акте там парни танцуют лезгинку.

И потом мой коронный проход при луне.

В театре совсем недавно сменился директор.

И фамилия нового вроде Козлов.

Ведь он не узнает меня, думает Эткинд,

А если узнает, не пропустит назло.

Обнявшись, Эткинд сидит, как с братом,

В классической позе мадам Рекамье

С утратившим волю к жизни котом-кастратом

Посреди кораблей на лодке-скамье.

Кот Нестерюк о юности вспоминает суровой,

Как он в бой вступал, никого не боясь,

В кошачьих бандитских кругах Комарова

Известный по прозвищу Розовый князь.

А потом променял... Променял свободу на жалость,

На тепло обольстительных женских рук.

Но растаял мираж. Ничего от него не осталось.

Только имя дурацкое - Нестерюк.

По реке забвенья плывут на лодке-скамейке.

Бывший первый танцовщик и розовый кот.

Над ними тополь листок выпускает клейкий.

А лодка плывёт.

Алексей Упшинский

(Щёлково, Московская область)

2-е место

***

последний поезд в Царское Село

билеты куплены на два столетья позже

на постаменте не Харон с веслом

но почему-то издали похоже

как патиной Петрова медь цветёт

в подробностях народных библиотек

культуры общепризнанный оплот

не Лира, не Пегас, но что-то вроде

куда их гонят - Машенька, Дантес

краса ногтей и арфа Филарета

что саранчи и мемуаров вес

пред равнодушием того, большого света

и повторяется - Дубровский, сон, дуэль

и парки продолжается плетенье

диктантов осыпающийся мел

цитат маразматические тени

открыто всё, но нет свободных мест

почти смешно, какая мысль простая

что жизнь напоминает палимпсест

и никого искусство не спасает

изменчив мир, изменчив человек

стихи бессмертны. каждый это знает

а Пушкин всё же падает на снег

и снег летит, и падает, и тает

Ника Батхен

(Феодосия)

3-е место

ДЕКАДА ДЕКАБРЯ

Здесь были римляне.

Так говорит дорога.

Обкатанные камни полускрыты

Опавшею листвой, намокшей глиной,

Шершавыми шагами и навозом

Бесчисленных коров. Куда податься?

Конечно, в горы. Замыслы развалин

Читаешь по неровным силуэтам -

Как будто эти выцветшие арки

Построили с учётом разрушений

И, наводя высокие стропила,

Высчитывали солнце сквозь пролом.

Платаны пробиваются сквозь плиты,

Из крипты подымается шиповник,

И алость ягод говорит о крови,

Ушедшей в землю предков. Слышишь: дом!

Звонит церковный колокол. Старухи

Ползут на звук - согреть сухие души

О маленькие свечи. Пламя терпит.

А время спит, свернувшись дикой кошкой

На куче листьев у былой стены.

Купцы глупцы - куда вам, генуэзцы,

Селиться там, где мёрзли легионы,

Напрасно строить крепости и башни -

Дороги всё равно вернутся в Рим.

Я потревожу стоптанные плиты,

Пройду путём, ложбиной Чёрной речки.

Там водопад. И холм, где жили скифы.

Для них, бродяг, все эллины равны.

Виталий Молчанов

(Оренбург)

НИКАНДРОВА ПУСТЫНЬ

Скинь суету на ходу, на бегу, на лету,

Лямки проблем упадут, и расправятся плечи.

Ближе к обеду затеплятся в трапезной печи,

Странникам Божьим насущную грея еду.

Тонкие жерди - елового царства мостки -

Между ключами целебными хвойные смычки.

Жизнь прогорает мгновенно, подобная спичке,

Мысли живут, к небесам устремляя ростки.

В шаге от гати уходит земля из-под ног,

Топкое место прикрыто охапкой иголок,

Щедрой черники откинь зеленеющий полог -

Словно роса потемневшая спрятана впрок.

Сосны качают на мощных корнях валуны,

Мохом подбитые, будто стрелецкие шапки.

Помнят они, как бежали домой без оглядки

Битые крепко под Псковом лихие паны.

Скинь суету за порогом, войди в монастырь,

Именем светлым Никандра в миру наречённый.

Мысли монахов белы, одеяния чёрны -

Каждый из них нашей Веры Святой поводырь.

Выпей воды ключевой леденящий глоток

В древнем краю заповедном, не знающем скверны.

Вспомни, кто спичку зажёг вдруг движением верным,

В складки хламиды заветный убрав коробок.

Наталия Елизарова

(Москва)

***

Отсидишь целый день на работе,

Оттоскуешь по жизни своей.

Снова дни приближают к субботе,

А субботы - к кончине твоей.

Счастье бьётся испуганной птицей

За закрытым на зиму окном.

Отчего же тебе не сидится

В тёплом доме, пичуга-девица,

И щебечешь ты всё об одном?..

Всё мерещатся дальние страны

И моря тебя гулом зовут.

Эти мысли считаются странны:

Ну какие моря-океаны?

Это жизнь - просто пряник и кнут.

Ну какие вершины-глубины?

Ну какая Сибирь и тайга?

Ледники, ледоставы, лавины…

Да о чём ты опять, пустельга?

Всюду дел непочатая чаша,

Всюду морок, унынье и стыд.

Кто крылом напоследок помашет?

Кто оплачет, отплачет навзрыд?

Вадим Мельников

(Москва)

С БАЛКОНА ВНИЗ…

с балкона вниз чинарик чертит линию,

ни дать, ни взять - упавшая звезда.

короткий день, а ночь, зараза, длинная.

дыми, браток, смотри не опоздай

дожать до фильтра. после гильзу мятую

бросай во тьму, следи за огоньком.

пускай летит, пусть выгорит до атома,

о чём жалеть? тем более - о ком?

не о себе же... вспыхнем опрометчиво

сверхновой в небе, выгорим дотла.

докурит Бог, и бросит - делать нечего -

с балкона вниз, такие, брат, дела.

всего делов - затяжка и обуглимся,

беречь-то что... браток, не берегись.

так мало звёзд горит над нашей улицей,

так много на земле измятых гильз.

Юлия Долгановских

(Екатеринбург)

ИГГДРАСИЛЬ

В час недобрый, когда с головой накрывает упадок сил,

с недостижимой для взгляда кроны дерева Иггдрасиль

срывается птица, царапает воздух, садится тебе на плечо -

и начинает петь.

Если птичий язык распознал как родной - ты, увы, обречён.

Обречён молчать во веки веков и владеть ключом.

Молчать, даже если тянулся к небу, но пальцы попали в гниль

и на спину обрушилась плеть.

Птица, клюв наклонив, пропоёт, что Земля - это ком,

ком налипшей земли на корнях, что укрыты песком,

ствол томится в волнах, что дают свою зелень листве -

в ней покоится шар золотой.

В этом мироустройстве таится печальный ответ -

то, что мы испокон принимали за солнечный свет,

есть лишь сон, ибо тьма поутру распускается хищным цветком,

обволакивая слепотой.

Видят люди во сне, что летят над Землёй высоко,

что идти и бежать, и дышать - широко и легко,

дети видят во сне, что по дереву лезут вверх

и сидят на тяжёлых ветвях.

Рыбы спят - видят сны, как выпрыгивают из рек

и скользят в облаках, где идёт и бежит человек,

человек забирает руками, плывёт на восток,

обжигаясь о шар второпях.

Мрак дневной убивает живое - и множится гниль.

Каждый погибший становится семенем Иггдрасиль.

Вырастают деревья. Шатаясь, к плечу плечо,

из корней выплетают сеть.

Мой язык распознал как родной? Знай, что ты обречён.

Обречён молчать во веки веков и владеть ключом.

...Открывается дверь, за которой раскинулся лес Иггдрасиль.

Ты начинаешь петь.

Алексей Караковский

(Самара)

КОТЯН

Хан Котян был половцем. Разговаривал по-котянски.

Племя его кочевало вдоль Идели до Полевой.

Лёжа на тёплой крыше, хан Котян рассказывал сказки

О Законах Степи и звёздном Тенгри над головой.

Как кочевое счастье охраняла Вечная Матерь,

Каменные изваянья которой и ныне стоят по холмам.

Как все народы Великой Степи обращались друг к другу «братья» -

Так мурлыкал котятам на тёплой крыше старый Котян.

Сам же он помнил отчётливо о прошлой жизни совсем другое:

Брошенные селенья, лагерь беженцев Надькуншаг,

Младшая дочь Елизавета над телом убитым воет,

С запада враг-христианин, с востока опять же - язычник-враг.

Солнце садилось, неся прохладу с другой стороны Идели,

Время сказок окончилось, значит, детям пора по домам,

А на Небе, словно души кочевников, звёзды пели,

И уходил на Небо, не прощаясь с Землёй, Котян.

Рустем Сабиров

(Казань)

УЛЫБКА СУДЬБЫ

Жизнь свивалась петлёй и злорадно шипела, как кобра.

Полоса неудач не черна, а серее свинца.

Жизнь смеялась в лицо и лупила свинчаткой под рёбра,

И трепала, как кошка упавшего с древа птенца.

Жизнь брала на излом, и он стал недоверчив и скрытен,

От дорог, перекрёстков, приютов рябило в глазах.

Он шагал по своей, не считая капканов и рытвин,

Усмиряя соблазн, хоть бы раз обернуться назад.

Потому что он знал, что в провалах, ловушках, ненастьях

Есть какой-то резон, будто спящее в почве зерно.

Потому что несчастья когда-нибудь выведут к счастью.

Вот такая дорога. И, к счастью, иной не дано.

И пропала дорога, сошла на осколки и звенья,

Он увидел Судьбу сквозь неверный кочующий свет,

Сквозь кипенье дождинок, в коротком пальтишке осеннем.

И сказал: «Я пришёл». И Судьба улыбнулась в ответ.

Артём Стариков

(Москва)

***

Пытаюсь жить. Твержу: я рос ничей

в стране гранитных плеч и палачей,

прямых, как меч, бессмысленных речей,

где братство коньяка и автомата.

Не машешь топором, не тянешь плуг,

но вспомнишь вдруг, задумаешься вдруг

о молоке, о снеге чьих-то рук,

о диктатуре пролетариата.

Хотели встать с кровати - не могли,

закрыть глаза хотели - не могли,

вино кончалось, гнили корабли,

и старость нам, увы, уже не встретить.

Ни тянется, ни рвётся наша нить,

адамов грех, как бороду, не сбрить.

Какой-то звон. Меня хотят убить,

или вернее: просто не заметить.

Встань у порога и перекрестись.

Твой тихий дом покорно смотрит ввысь.

Ты слышишь гул? Наверно, это Кысь

плывёт в ночи и сыпет снег на рану.

Пришла весна. Холодный ветер стих.

Не бойся мыслей, бойся дел своих.

Ты хочешь знать, зачем? Спроси у них,

у бабок, выбирающих бананы.

Мы инородны, как аппендицит.

Ночной Зефир - калёный антрацит.

Пересекая Лету и Коцит,

московское метро впадает в Припять.

Не то чтобы всё это неспроста,

не существует чистого листа,

вы - римляне, распявшие Христа.

Нет, я не злой, - мне просто нужно выпить.

Николай Переяслов

(Москва)

ЛЕДЯНОЙ ДОЖДЬ

Ты останься со мной, пережди

непогоду и грустные мысли.

Над страной ледяные дожди,

как стеклянные нити повисли.

Посмотри - вся Россия лежит,

как опасная скользкая горка.

Как бы солнечный сгусток души

не покрыла такая же корка.

Слышишь - ветки трещат за окном,

от нависшего груза ломаясь?

Нелегко жить в плену ледяном,

гнущей тяжести льда не сдаваясь.

Стынет сердце ледышкой в груди.

Новый век, как метель, сатанеет.

Мрак и холод лежат впереди,

и душа от тоски леденеет.

Защитят ли холодную кровь

свитера да из шкур одеяла?

Мир промёрз, как окно. Лишь любовь

в нём чуть видный глазок продышала.

Это наше спасенье! Она -

нас согреет сильней, чем одежда.

Нам любовь эта свыше дана,

чтобы в нас не погибла надежда.

Этот дождь, что сверкает стеклом,

он - не кара, а только проверка

наших душ и сердец на излом

и житейских трагедий примерка.

Чтоб, шагнув за порог избяной

на простор меж былым и грядущим,

мы любили наш мир ледяной,

веря в то, что он станет цветущим…

Сергей Юдинцев

(Уфа, Республика Башкортостан)

ПОЭТ

Голова ты моя, чудо-колокол,

Хочешь медью звучишь, хочешь оловом!

Тыщезвукий язык на кадык пришит,

Да на голый мой нерв, золотую нить!

И неведомо мне обречённому:

Захлебнусь, может, песней весёлою

Или звоном печальным полным-полна

Оторвётся от шеи вдруг голова!

И покатятся в разные стороны

Дружке врозь с колокольнею колокол,

А язык мой, от нерва оторванный,

Переплавят на медь и на олово!

На меня глядит и дивится народ:

Кто я есть такой - чудо или урод?!

И поверить в такое возможно ли -

Чтоб живыми ходить колокольнями?!

Полина Потапова

(Челябинск)

В ЭФИРЕ ТОЛЬКО ПТИЦЫ…

в эфире только птицы, только мёд

и прочее, не связанное прочно.

но кто меня не слышит - тот поймёт,

что это - всё, и это всё неточно,

и что теперь одно наверняка:

протянутая облаку рука

ничьей медовой яблони, а выше -

железной птицы реактивный след,

которая летит, летит на свет,

а он - неслышим.

Светлана Холодова

(Екатеринбург)

ВРЕМЯ ВНУТРИ

Смерть отболит, словно рана, сгорит, как спирт,

только рубец, лиловея, под сердце встынет,

и зацветут омела, чабрец и мирт

там, где, казалось, была на века пустыня,

Божеским оком наполнится всё окрест -

светом, в котором захочется раствориться…

Что нам дано? Один бесконечный квест,

где обретения - дерево, ветер, птица,

библия свежего снега, коран дождя,

веды июльского полдня, ребёнок-будда,

вот что припомнишь бережно, уходя,

вот что оставишь любимым, уйдя отсюда.

Веру в ладонях, как синюю птаху, грей.

Лестница в небо - без счёта с неё падений…

Время снаружи движется всё быстрей,

время внутри - всё медленней, постепенней.

София Максимычева

(Ярославль)

ЧТОБЫ ТЫ

...и скажи

- зачем это всё, зачем?

тихий ход воды, синий плёс небес.

сон приходит молча. ночной тотем.

непонятно -

умер или воскрес.

словно лунный свет, смотришь сквозь стекло -

вот отец сидит, мастерит ковчег.

вот чужое имя в тебя вросло,

безутешный плакальщик, человек.

и звезда горит, освещая тьму.

от доски сосновой летит на пол

смоляная стружка.

насуплен, хмур

плотоядный бог, что тебя подвёл

к земляному рву.

заглянуть ли вниз?

и свербит, и тянет, и страшно так!

на часах две стрелки в одну сошлись.

но покуда воздух здесь

не иссяк,

ловишь слабым ртом приглушённый звук,

вспоминая рыб затруднённый вздох.

и сгущаясь, тени встают вокруг,

чтобы ты не верил ни в сон, ни в чох.

Николай Борский

(Мытищи)

КАЛАЧАКРА

В хрущобе, духовною жаждой томим,

Худого бродяги жальчей и безвестней,

Изгой и мечтатель, искусством своим

Причастный к веселью богов и созвездий,

От пагуб мирских и житейских хлопот

С подростковых лет не избавлен судьбою,

Лишённый пристанищ на годы вперёд,

Терпевший чиновничий глум над собою,

Едва отдышался. С лампадой пишу,

А солнце взойдёт - начинаю с восхода.

И Музу, как старый супруг, сторожу,

Хоть всё тяжелее о слове забота.

Мне смолоду было вовек не попасть,

При смуте любой выбирая свободу,

В дурную грызню честолюбцев за власть,

И даже охоты не чувствовал сроду

К возне карьеристов за пост и паёк…

Зато, отодрав поэтический глянец,

Весной на Самарку летел со всех ног

К речным шалашам остроумцев и пьяниц,

Где я в лоне отмелей и тальников

Постиг калачакру на русской основе

Среди косарей, рыбаков, лесников,

Родных мне по месту рожденья и крови.

Себя со Вселенною отождествив,

И - с каплей росы, с зимородком, с травою,

Ликующим чувством, что нужен и жив,

Там начал делиться я с тварью любою,

Скрывая угрюмство с уныньем как срам,

Худого бродяги жальчей и безвестней,

За свет бытия благодарный богам,

Причисленный к миру людей и созвездий.

Борис Вольфсон

(Ростов-на-Дону)

ЧЕРНОМОРСКОЕ

Снова на круги своя,

как на место преступленья,

возвращаюсь жалкой тенью,

чтобы крикнуть: «Это я!»

Не узнаю старой боли,

ничего не скажут мне

запах йода, привкус соли,

клочья ваты на волне.

Пусть по щучьему веленью

боль стихает не спеша

и целительною ленью

наполняется душа.

Но в аптечном антураже

наркотического дня

с ощущеньем давней кражи

я пойму: здесь нет меня.

Социально с тучей близок,

как оптический мираж,

я собой пополнил список

незамеченных пропаж.

Пассажир любовной лодки,

расколовшейся о быт,

в черноморском околотке

я сегодня позабыт.

Видно, с дыркою в кармане

был курортный пиджачок.

И меня на общем плане

заменяет новичок.

Так что с прошлым рассчитайся:

дебет с кредитом, актив…

- Эй, фотограф, не старайся,

не таращь свой объектив!

Александр Соболев

(Ростов-на-Дону)

***

…В то утро -

сорвётся с кромки прибрежной скалы,

легко и безгласно расстелется в воздухе скользком

пернатое слово, кого - ни поймать, ни использовать -

и взмоет в струе восходящей.

И станут малы

сначала вопросы эстетики… этики… эти

благие и звучные смыслы… Исчезнут потом

отдельные камни и тропы. Воздушный поток,

слегка изгибаясь, параболу трассы наметит.

Утихнут фонемы и шум прибоя глухой,

наземные жизни опять обратятся в букашек;

на зеркале чёрных заливов - скорлупки фисташек

ещё измельчают, замрут просяной шелухой.

Темнее и ближе к фиалке станет лазурь,

размеры вершин и ущелий пойдут на попятный;

растают, шагреневой кожей сожмутся внизу

пространства забот и болот, ледниковые пятна,

сотрутся и краски полей - и дорог кракелюры…

Подавно теперь не вымолвить, не написать

волшебное слово, белое, с розовым клювом,

изгибами крыльев взявшее ровный пассат.

Смотри, как оно восходит в холодный покой,

земле оставляя тугу, маяту человечью -

широкой спиралью над временем, речками, речью,

над нашей по ясному смыслу тёмной тоской!