Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

ЧИТАЛКА

Хабибулин

Журнал "Казань", № 3, 2015 Николай Шадрин родился в 1947 году в деревне Бирюса на берегу Енисея. По легенде, происходит от татарского мурзы Якупа Слепого. Праправнук Иван Аксак явился основоположником рода Аксаковых, его внуки, Иван Обляз и Иван Шадра, дали имя роду Абелсимовых и Шадриных. Строил Красноярскую ГЭС, окончил Дальневосточный...

Журнал "Казань", № 3, 2015
Николай Шадрин родился в 1947 году в деревне Бирюса на берегу Енисея. По легенде, происходит от татарского мурзы Якупа Слепого. Праправнук Иван Аксак явился основоположником рода Аксаковых, его внуки, Иван Обляз и Иван Шадра, дали имя роду Абелсимовых и Шадриных.
Строил Красноярскую ГЭС, окончил Дальневосточный институт искусств. С 1972 года является актёром драматического театра в Курске. Играл Ивана Грозного, Кощея Бессмертного, Бабу Ягу и других. Автор десяти книг, лауреат ряда всероссийских премий. Публиковался в Париже.
От крутой жены и неприятностей по работе Хабибулин убежал в лес. На скалистом хребте он выстроил шалаш и остался в нём жить. А у ручья под горой жил медведь, старый, несчастный, с больными зубами. Медведь хорошо знал Хабибулина, а Хабибулин очень хорошо знал медведя: они охотились на одном участке и… друг на друга. Гора, где они поселились, была самой пустынной в лесу, не было на ней ни птиц, ни зверей, только рябина росла да грибы «свиное ухо». Но Хабибулин не хотел уходить с горы, с неё открывался удивительный вид! Долгими часами и рано утром, и на закате дня глядел он на бесконечные горбатые увалы хребтов, на ручей внизу, на крутые склоны, осыпи, далёкие озёра - и обращался душой к прекрасному в мире, плакал…
Медведь же, напротив, очень хотел бы убежать из этого пустынного леса туда, куда глядят глаза: вглубь, в тайгу, но не мог этого сделать. Там теперь жили его сильные сыновья, дочки и жена с молодым мужем. Вспомнив и представив свой круг семьи, медведь только стонал да головой качал из стороны в сторону.
Постепенно день за днём подошла глубокая осень и превратилась в студёную белую зиму. И так уж получилось, что, несмотря на бесконечные уловки Хабибулина и коварную хитрость медведя, они так и не погубили друг друга. Медведь долгими морозными ночами бродил вокруг шалаша, трещал сучьями да по‑щенячьи скулил. Он вспоминал свою тёплую берлогу в узкой каменной пещере, вспоминал постель изо мха с пихтовым лапником в изголовье - и мёрз от этого ещё больше. У ручья он так и не смог найти себе хоть чуть‑чуть подходящее место, да и искал его плохо - ему сразу же показалось, что лучшее место для берлоги захватил Хабибулин! Он всё бродил и бродил вокруг шалаша, всё скулил, злился, тосковал… и так каждую ночь. И вот однажды сам не заметил, как ткнулся мордой в хвою на шалаше - ему показалось, что эта хвоя - хвоя его берлоги! Он всё вдыхал и вдыхал этот родной кислый запах прелой пихты! В глазах от холода, голода и… счастья то вспыхивали, то угасали яркие продолговатые льдинки; они то росли и близились, то с тихим шуршащим звоном падали вниз, таяли…
Хабибулин за время одиночества выучился варить квас из рябины и для аппарата пожертвовал единственную кастрюлю и ружейный ствол. Растительная пища и отсутствие стреляющего оружия притупили в нём боевой пыл, к тому же был он одинок, весел и поэтому добр, и как только услышал, что к нему скребутся - очень обрадовался; натыкаясь на стол, на скамейку, подбежал к двери и отворил! На пороге стоял, робко смотрел на него медведь… сгорбленный, весь в снегу, с белыми от инея ресницами. В груди Хабибулина что‑то ойкнуло, подбородок задрожал в мелкой судороге, и слёзы подкатились к глазам.
- Заходи,- сказал он, отворяя дверь шире.
Медведь обтёр все четыре лапы, осторожно вошёл в шалаш и прижался к печке. Ему в его отуманенном мозгу показалось, что он совсем ещё маленький медвежонок, что он в своей родной берлоге, и что сбоку его греет большая тёплая мама! Он даже губами зачмокал, как когда‑то в далёком детстве.
На другой день медведь проснулся. Увидел, что ни в какой он не берлоге, и рядом не мама, а ненавистный Хабибулин! Вскочил, загремел по полу когтями, зарычал и ощетинился! Но Хабибулин не испугался. Он сидел за столом и протя‑ажно скулил, как скулят иногда обиженные медвежата. Медведь потоптался на месте. Порычал… Сел. Потом подошёл к Хабибулину - и неожиданно для себя лизнул его в щёку. Хабибулин, всё так же скуля и качая головой, обнял медведя за шею, почесал ему за ухом, погладил по спине. И так они и подружились, и медведь остался жить в шалаше.
Днём они ходили по лесу, собирали дрова, пригибали для зайцев осинки, отпугивали волков, росомах, и скоро на их пустынную гору перебрались почти все зайчишки и косули - все те, кто терпел голод и обиду в других краях тайги.
Вечерами Хабибулин курил мох и думал свои бесконечные думы; а медведь умывался и чистил пихтовой веточкой зубы - от этого они опять побелели и совсем перестали болеть.
Скоро пришла весна, и жить стало ещё веселее! Из подсохшей земли здесь и там зелёными иглами выглянула трава; на ветках деревьев набухли и лопнули почки, запестрели цветы…
И вот однажды с мешком молодой черемши сквозь бурелом медведь из тайги возвращался домой. На полянке у шалаша он услышал знакомые страшные звуки: бу‑бу‑бу‑бу… бу‑бу‑бу,- громкую речь многих людей! Лёг на живот, подполз к опушке и увидел, что Хабибулин… уходит!! Уходит с какими‑то людьми, красиво, одинаково одетыми: в блестящих пуговицах, с золотыми заплатами на плечах. Громогласная тётка в ярком, точно склеенном из осенних листьев, платье тянула его друга за рукав, а он, заворачивая худую шею, всё оглядывался назад и вдруг увидел его! Медведь застонал и уж готов был выскочить - но Хабибулин закрыл лицо руками и… не позвал его! Он уходил с людьми, по которым скучал!
У медведя защипало глаза, ему сдавило грудь. «Вернётся ещё!» - успокоил он себя. Поднялся с земли, стряхнул с шерсти листики, перебросил мешок с черемшой на другое плечо, вошёл в шалаш.
Весь день, весь вечер и всю ночь просидел он неподвижно на скамейке, ожидая друга - но друг не возвращался. К утру Мишка выучился говорить «Хабибулин». Вышел «на улицу», всё бродил по лесу и ревел диким голосом: «Хабибулин! Хабибулин!» Но испугался, что друг может вернуться и, не найдя его дома, уйдёт опять к людям - со всех ног бросился обратно. Друга дома не было…
Долго сидел Мишка неподвижно, изо всех сил прислушиваясь: не треснет ли где сучок? Он уже не кричал, а только чуть слышно шептал: «Хабибулин, Хабибулин» - и упрёк, и мольба слышались в его шёпоте.

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев