Однажды в новогоднюю ночь

Сцена из спектакля «Однажды в новогоднюю ночь». 
Фото предоставлено Музеем КАРБДТ им. В. И. Качалова

Представлять народный хит «Ирония судьбы, или С лёгким паром» нет нужды. Но, возможно, кто-то не знает, что в основу его легла пьеса Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова «С лёгким паром! или Однажды в новогоднюю ночь…» Столичные театры в своё время отнеслись к ней с прохладцей, а вот провинциальные ставили с удовольствием. Шла она и на сцене Театра Качалова. Женю Лукашина играл замечательный актёр Юрий Федотов. Комедия с любимцем публики шла с аншлагами, попасть на неё было невозможно. Раздобыть билет мне удалось только на 31 декабря. Ко всему, зима в тот год была лютая, морозы стояли под сорок. Так что дураков составить мне компанию не нашлось, и отправилась я в театр одна. Причин такого фанатизма было несколько: во-первых, уж очень хотелось посмотреть нашумевший спектакль, а во-вторых, Юрий Степанович Федотов, помимо того, что был прекрасным актёром, руководил народным театром «Современник», к которому меня чудом прибило. Но это заслуживает отдельного рассказа.
В старших классах я заболела театром. Школа мне в этом деле сильно мешала, и когда уж было совсем невмоготу, я засовывала градусник под лапу своему псу Биму и получала 37,5 отменного собачьего здоровья, гнилую человечью температуру и полную свободу. Я заваливалась на диван с томиком пьес или репетировала перед зеркалом. Надо сказать, что существа менее пригодного для актёрства сыскать было бы трудно: спина крючком, длинные, заплетающиеся ноги, стеснительность до дикости и голос, который я от робости исхитрялась загонять так глубоко внутрь, что шансов его услышать почти не было. Но охота, как известно, пуще неволи, и понесла она меня в народный театр при ДК Маяковского. Руководил им тогда некий Борис Лохин. Раскусил он меня сразу, но для порядка тусклым голосом спросил: «Что читать будете?» «Монолог Нины Заречной», — трусливо проблеяла я и, не дождавшись ответа, подвывая от страха, тоскливо затянула: «Люди, львы, орлы и куропатки...» «Достаточно!» — прервал меня Лохин, и с этого мгновения я превратилась в стекло — прозрачное, невидимое стекло, сквозь которое он смотрел с ленивым равнодушием. Уж лучше бы выгнал меня взашей! Я ещё долго ходила на занятия, усердно следила за тем, как репетируют другие, и продолжала оставаться стеклом. А однажды окончательно исчезла — думаю, этого никто не заметил.
Но, помимо застенчивости, было во мне и какое‑то тихое, ползучее упрямство. И потрусила я, робко и упорно, на улицу Бутлерова, в Дом учёных, где находился народный театр «Современник». На гору меня, погромыхивая, втащил старенький трамвай «двойка», в воздухе стоял тягучий аромат карамели с фабрики «Заря», дверь Дома учёных была тяжёлой и сладко пахла деревом — всё это успокаивало и внушало надежду. Юрий Степанович Федотов не в пример Лохину оказался человеком лояльным. Ну и, подозреваю, слегка прагматичным. Подумал, наверное, — вдруг да случится какой залежалый товар, тут и блаженная пригодится. И блаженная пригодилась. Труппа была молодая, задорная, старух играть никому не хотелось. Все старухи доставались мне. Из Качаловского театра прибегал гримёр Саша и с шутками и прибаутками напяливал на мою юную башку седой парик, а на физиономию накладывал пуд грима. Меня задвигали подальше в угол, сидела я там смирно и картины, в общем, не портила. При этом, как водится, мечтала о героинях. Однако простой подсчёт настораживал: если дело и дальше так пойдёт и доживу до героинь, то опять-таки понадобится пуд грима, только теперь уж по другой причине.
А однажды я даже имела успех. Играли «Фантазии Фарятьева» Аллы Соколовой. Мне досталась роль тёти Павла — старше персонажа не нашлось. Мать Александры была помоложе. Её играла 70-летняя Ада Павловна, ветеран народной сцены. По задумке Юрия Степановича, актёры, чья роль заканчивалась, уходили в глубь сцены и сидели там на глазах у зрителей до самого финала. Первой на «Камчатку» отправилась я, взгромоздилась на подиум и уставилась в зал. Но скоро с ужасом поняла, что прожекторы были направлены прямёхонько в мои бедные близорукие глаза, спрятанные за толстыми линзами очков. Слёзы потекли градом, оставляя в старушечьем гриме предательские бороздки. Не к месту вспомнились детские опыты по разжиганию огня с помощью лупы. Зрители думали, что тётя скорбит о несчастной судьбе племянника Павлика, а тётя между тем прокручивала в голове истории из жизни слепых и прикидывала, сгодится ли Бим на роль собаки-поводыря. После спектакля ко мне подошли поклонники, растроганные моим глубоким вживанием в образ. О том, что в основном это были друзья и близкие родственники, говорить, я думаю, излишне. Подошла ко мне и Людмила Васильевна Маклакова, актриса Театра Качалова, приглашённая на премьеру. «Ну и что ты дрожишь как овечий хвост?! — ласково спросила она. — Хорошая ведь такая, добрая! Вот только голос… Эх, позаниматься бы нам с тобой, я бы его вытащила!» Но вытащила его не Людмила Васильевна, а сама жизнь. Когда по окончании иняза я получила почётное распределение в Усадкую среднюю школу Высокогорского района и пыталась донести до учеников зубодробильную немецкую грамматику, реветь приходилось так, что стёкла в окнах дрожали.
Но вернёмся к спектаклю «Однажды в новогоднюю ночь». Зрителей в зале было меньше, чем актёров на сцене. При этом играли артисты как никогда, — то ли предвосхищали магию новогодней ночи, то ли — близкие радости праздничного стола. В финале ярким аккордом грянул счастливый заливистый смех Лукашина-Федотова, обнимавшего обретённую им Надю — в миру свою законную супругу Людмилу Маклакову. Мы, восхищённые зрители, уже приготовили ладошки для аплодисментов, но артисты нас опередили: они вышли на авансцену и устроили овации жиденькой горстке затерявшихся в зрительном зале психов.
Домой я добиралась пешком. Водители городского транспорта уже давно провожали старый год в тёплых квартирах. Натянув шарф до самых глаз, я летела по ледяной пустыне, в которую превратился город. Летела, шмякаясь на коленки и не замечая боли. Замёрзшие коленки стучали об лёд, как стекло о стекло. Но что мне был мороз, что синяки и ушибы, когда внутри всё пело, и хотелось, чтобы этому бегу-лёту не было конца. Вернуться домой до боя курантов я всё же успела...
Каков же сухой остаток от того давнего спектакля и той странной новогодней ночи, задержавшейся в моей памяти? Мальчишеский смех Юрия Федотова, аплодисменты актёров, стеклянный морозный звон да короткий всплеск счастья. Я спрашиваю себя: «Пустилась бы я сегодня в такую нелепую и чудесную авантюру?» И сама себе отвечаю: «Не задумываясь!»