С первого взгляда во мне щёлкнуло: «Мой человек!»

Впоследствии понял, что это ещё и в переносном смысле… Я стал приставать к известному уже то­гда казанскому барду Сергею Бальцеру, ловя его в вагонах йошкар‑олинского поезда, чтобы он оценил. Серёжа, чтобы отвязаться, привёл меня в 1980 году в редакцию университетской многотиражки «Ленинец», где заседала в табачном дыму студия. Там я и увидел чернобородого улыбающегося человека. Это был Николай Николаевич Беляев. С первого взгляда на него во мне щёлкнуло: «Мой человек!» В конце заседания подошла моя очередь. Я стал читать. А Николай Николаевич, всё больше улыбаясь, требовал: «Ещё! Ещё!». Потом я понял, что так он поступал с каждым новичком, вытягивая как можно больше. То­гда он ничего мне не сказал, кроме: «Приходи!» Так я стал практически всякий раз посещать заседания студии «ARS».

Вскоре у Коли вышла книжка «Казанская тетрадь», и он мне её подписал: «Поэту и туристу», что было очень лестно. К примеру, одному парню, которого уже я привёл в студию, он подписал просто «Будь!», и тот сильно обиделся, зная, что Коля написал мне. Я быстро понял: всё, что я насочинял,- полная ерунда, и началась трудная работа над сочинениями.

Прошло какое‑то время, прежде чем Коля меня похвалил. Ещё какое‑то время прошло, и у меня вышла подборка стихов в газете «Вечерняя Ка­зань» с тёп­лым предисловием Коли.

Мы довольно быстро сошлись, и я стал бывать у него дома, на Габишева, где засиживался за полночь. Приобщил Колю и его семейство к Марийке. Мы стали вместе ездить туда по грибы, по ягоды. А как‑то раз я пристроил их семейство пожить на пасеке в глубине леса.

Исключительной чуткости и доброжелательности человек, Коля поражал меня способностью найти слова даже к совершенно безнадёжным сочинениям студентов. Как‑то раз он сказал: «Мне тут друг написал: «Чему ты там их учишь?». Научить я их ничему не могу. Моя задача - привить вкус».

Его стало очень не хватать, ко­гда Коля переселился под Владимир, в село Ворша, и было очень радостно, ко­гда он вернулся. Стало возможно, как прежде, прий­ти и показать новое творение.

Теперь тебя, Коля, опять будет не хватать.

Борис ГИНЗБУРГ

Николаю Беляеву

и Вилоре Чернышёвой

На звёзды надвигались облака…

Ка­зань спала,

но всё же в доме каждом

светилось в среднем по два‑три окна -

там продолжалось утоленье жажды

общенья с другом,

с книгой и с собой,

сближенье, столкновенье разных мнений,

спокойная беседа или бой

и, очевидно, результат сомнений.

Четвёртый час утра,

и я шагал,

с сомненьями как будто примирённый…

Мне город спящий думать помогал,

любимый город,

в буднях утомлённый.

Не сонным был,

но очень бодрым я -

шёл от друзей,

там был на чашке чая,

со мной на равных были те друзья,

я понимал и понят был. Не чаял.

Пусть не со всем согласен,

но - пока…

Тот всё поймёт,

кто понял хоть однажды.

На звёзды надвигались облака,

Ка­зань спала,

и всё же в доме каждом -

два‑три окна…