В парке Хаир осень трогает листья...

Журнал "Казань", № 9, 2012

Мамочки, углублённые в книжки, толкают впереди себя яркие коляски, на дальней лавочке комары едят парочку, скрипит в небе «Чёртово колесо», щёлкают пульки в тире, а в пивной «Мечта» в этот час пригорюнились двое.

Сдунув пену на мятую рукопись, один из них что-то увлечённо рассказывает приятелю, тот тихо похрапывает с сунутым в солонку пальцем. Но вдруг, не поднимая головы, приоткрывает мутные глазки и говорит:

«Да, да, старик, всё так и было.

Но прошло!». В это время буфетчица толкает немытую раму, и влажный ветерок приносит обрывок песни из репродуктора:
«В парке Чаир расцветает миндаль…».

Первый осенний листочек виртуозно ложится на столик прямо в лужицу.

Он всегда ищет там, где грустно. Нашёл!

Казань 70-х

Подумать только, я помню, когда самым ультрасовременным зданием в Казани (даже имелся Bar под крышей!) была гостиница «Татарстан», а потом горожане восторгались Домом актёра на Щапова, ведь его построили из стекла и бетона!

В те годы на заборах появлялись тетрадные листочки с детскими угрозами и подписью «Фантомас», а у калитки в музей Ленина был установлен большой экран со светомузыкой, на котором крутили любимую Ильичом «Лунную сонату». Ещё запомнилось, как мои одноклассники специально ездили в новенькие девятиэтажки на остановке «Дом обуви», чтобы покататься на лифтах.

Такой была Казань семидесятых - провинциальной и домашней. Менялся я, вместе со мной менялась она. Но, может, и наоборот. Правда, так продолжалось недолго. Теперь меняется только город.

Азиатский город

Казань никакого отношения к Европе не имеет. Попытки приблизить Азию к Западу - всё равно, что написать на верблюде - «Jaguar». И, главное, зачем? Чтобы Казань стала европейским мегаполисом, сюда надо выписать миллион французов и несколько тысяч немцев, но и тогда ещё большой вопрос: а не превратятся ли они через десяток лет жизни в Казани в азиатов? Ведь давление среды похоже на тиски. Так, француз скоро станет класть в свой луковый суп - мясо, а потом и лапшу. Немец, однажды задубев на крещенском ветродуе, отодвинет в сторону кружку холодного пива и махнёт стаканчик сорокаградусной, который зажуёт прозрачным кружком солёного огурчика. Он и не заметит, как начнёт откликаться на Валю, вместо Вальтера.

Лягушка и Коза

Если вслушаться, то «Москва» - это «лягушка», «Замоскворечье» - «скворцы», а ещё «яичница скворчит». «Казань» - «коза» с репьём на хвосте, а вовсе не «лебедь белая плывёт».

Ометьевские лестницы

В деревне Ометьево, что уцелела в самом центре Казани, сохранилась со времён Шаляпина деревянная лестница, петляющая между избушками в гору. Время от времени её латают плотники, меняя прогнившие доски на новые, но неизменно она скрипит под ногами и ножками точно так же, как и сто лет назад. Зимой лестница покрывается льдом и снегом, превращаясь в горку, а весной - это прямо Петергоф какой-то! Мутный ручей, расталкивая льдины и мусор, бурлит под ступенями. Чей-то зевающий башмак плывёт баркасом, мокрой драной шапкой выползает из чёрного сугроба дохлая кошка, одноглазую куклу вместе с бутылкой крутит карусель водоворота…

Вторая новенькая лестница ведёт к капсуле метро, красиво нависшей над оврагом. Сделана она из бетона, да такого плохенького, что стала рассыпаться на второй же год, железные ободки ступенек отскочили и кое-где торчат, готовые порвать брюки. Сорная трава выбивается из всех щелей. Сбегая по ней, я подумал, что при всей своей убогости разбитая лестница является чрезвычайно гармоничной конструкцией для этой местности. Она не могла бы появиться на свет ни в Вене, ни в Праге, ни даже в Москве, ей самое место - здесь в Казани, в деревне Ометьево.

Она родная этим хижинам и алкашам, стреляющим на выпивку; толстым бесформенным бабам, колобками скатывающимся в город; гопнице, чьи сиси мнут местные качки как эспандер; тифозному зеку, харкающему на одуванчики; трёхлапой псине, которую гоняют куры; смурному журналисту, вынырнувшему из своего глубокого запоя; кассирше метро, тихо ненавидящей модно одетых пассажирок, начальницу, напарницу, свою престарелую мать, сына, рождённого от проходимца, его невесту - гопницу, чьи сиси мнут (см. выше) и т. д. Короче, полная гармония. Ведь кривая лестница - это мы!

Словить кайф

Срываю конопляную макушку и мну её в пальцах. Этот пряный запах переносит меня в детство. Мой деревянный дом, мой скрипучий корабль, утопал в зарослях конопли в глубине двора за кинотеатром «Победа».

Недавно показали сюжет, как Наркоконтроль проводит показательную акцию по выявлению зарослей «травки» в окрестностях Казани. Её выкашивают и жгут. Напрасный труд! Местные рок-музыканты знают, что трава эта абсолютно некайфовая. Только один я пьянею от её запаха, переносясь в дом, где бабушка ждёт меня до сих пор из школы. Она нажарила целый тазик пирожков с малиной и накрыла их салфеткой. Её руки в муке, поэтому я уворачиваюсь от объятий. Она что-то спрашивает, но ответить не могу. Пирожок мешает!

Кальмары

Как-то я задержался у своего школьного товарища и был накормлен его мамой экзотическим супом, в котором плавали под видом лапши белые щупальца кальмаров. На них казанцы заходили поглазеть в известный на «Кольце» магазин «Рыба-Балык», кое-кто брал кошкам, так как стоили они копейки, как свежая килька, а воняли меньше. И вот мама товарища, начитавшись Кобо Абэ, рискнула купить кальмаров к столу. Я был в восторге!

Уже дома за ужином, нехотя жуя бабушкины тре­угольники с бульоном, я в подробностях описал ей шевеление пупырчатых щупалец в супе. Бабушке стало плохо, и она запретила мне переступать порог того дома, где меня хотели «отравить»!

Раковина

В студенческие годы я открыл для себя Николая Рубцова, особенно мне полюбились эти строчки:

…И только сын заводит речь,
Что не желает дом стеречь,
И всё глядит за перевал,
Где он ни разу не бывал…

Нужно хоть раз в году вылезать из своей раковины и мигрировать на Запад или Восток. Важно, чтобы незнакомые города на географической карте оживали. Обретали образ, запах, звуки… Путешествия необходимы, чтобы не зацвела местечковость в собственной душе.

Чехов писал из-за рубежа: «Я смотрел на эту Дузе, и меня разбирала тоска от мысли, что свой темперамент и вкусы мы должны воспитывать на таких деревянных актрисах, как Ермолова, и ей подобных, которых мы оттого, что не видели лучших, называли великими».

Степной ветер

Я - степняк. Опасность чую носом, смогу обустроить ночлег в любой норе, раздобыть еду. Я лёгок на подъём, преодолеваю пешком большие расстояния, испытываю трепет перед холодным оружием, люблю смотреть на костёр. Не могу ни с кем кучковаться, стремлюсь к одиночеству. Один в поле не чувствую себя незащищённым, наоборот, под звёздным небом я как под крышей. Меня всегда тянет за горизонт. Где-то в степи зарыты корни моего космополитизма. С детства мне не давал покоя один вопрос:

Почему быть нужно где-то,
Почему нельзя - везде?

Мираж

В пустыне Сахара нам показали мираж белого города с минаретами и огибающим его поездом. Но он был такой правдоподобный, что я несколько раз переспросил гида: «А где же мираж?».

Божественное ощущение

Влажная прохлада под сводами храма, напоминающими кости вымершего циклопа. Тёплый сквознячок от поминальных свечей. Под каждым потемневшим ликом стоят торжественные «тортики», мигающие незадутыми свечками. Вдруг ожил термитник органа, и всё поплыло перед глазами. Постояв у алтаря, направился к выходу и тут заметил, как девушка в газообразном платке тянет ко мне руки и шепчет молитву. Глаза её были закрыты. Ветерок с улицы зашевелил на мне волосы и просторную рубашку. Я засветился под витражами! Странное ощущение я тогда испытал в соборе Notre Dame de Paris.

Калеки

Во Флоренции тянет из подвалов клоакой. Повсюду - калеки. Самый знаменитый - человек-конь с перекрученным в талии на 180 градусов телом. Он, раскачиваясь, передвигается на четвереньках, бренчит монетами привязанная к локтю кружка. Вот нищенка выползла толстой личинкой из-под колёс припаркованной машины и протянула прохожим баночку. Её застывшая поза в лохмотьях, кажется, скопирована со скульптуры «Страдание». Она как будто вылезла из преисподней, было даже страшно ей монетку бросить, вдруг вцепится зубами в руку!

Живописные калеки стекаются утром на площадь Синьории к гипертрофированному Давиду с огромными, но изящными руками. Нищие во Флоренции - это уличные актёры, которым платят за игру.

Склеп

Венеция похожа на склеп, залитый болотной водой. Позолота его облезла и потемнела. Покойница графиня лежит как фарфоровая кукла. Чёрные отлакированные гондолы похожи на дорогие гробы, обитые изнутри алым атласом. Но, кажется, Бродский сравнил их с футлярами для скрипки. Хотя футляры - это те же гробы.

Корабль Феллини

Многие рассказывают о забавных чудесах, которые происходили с ними на могиле Феллини. Перед поездкой в Римини я прихватил из дома новогоднюю зелёную свечку, чтобы зажечь на надгробии режиссёра. Другой не нашлось. Приехав туда, взял напрокат велосипед, заехал в костёл и купил ещё свечу в пластиковом стаканчике. День для июля выдался на удивление серым и дождливым. Поплутав по улочкам, нашёл-таки это старое кладбище. Надгробный памятник Феллини оказался у центрального входа. Это был отполированный нос лайнера, который «плыл» по каналу с водой. Некоторым он напоминает бронзовый треугольный парус. Явно скульптор сделал его по мотивам фильма «И корабль плывёт». Только я зажёг и поставил в нишу свечи, как в небольшом храме забил колокол, тучи порвались, надо мной повис голубой квадрат неба. И тут раздался громкий хлопок, и памятник «выплюнул» церковную свечку. Она плюхнулась в воду и, продолжая гореть, поплыла. Колокол забил громче, на аллее появились степенные семейные пары под ручку, как будто бы прозвучала команда режиссёра «Мотор! Пошли!».

Конечно, можно всё на свете объяснить с позиций материалиста. Я попал на кладбище в выходной день, в двенадцать часов, когда начиналась служба в храме. По прогнозам синоптиков, именно в этот час грозовой фронт покидал курортный городок. Ну, а свечка просто нагрела воздух в нише памятника и поэтому выстрелила. Но ощущения мои были совсем иными. Я почувствовал Федерико Феллини где-то рядом, за спиной. Он шутил и продолжал снимать свои фильмы…

Искупаться в вине

На Крите существует такой странный обычай. Покойников через два года выкапывают, омывают кости в красном вине, в череп тоже наливают. Затем складывают останки в железную коробочку и ставят на полочку. В горах у развилки дорог есть памятник жертвам фашизма, куда возят туристов. Там, в огромном коробе под толстым стеклом, лежат и смотрят на проезжающих черепа критян, расстрелянных парашютистами люфтваффе. Европейца это шокирует, а критяне удивляются их непонятливости. Остров‑то маленький, где всех хоронить? А потом, приятно думать, что после смерти будешь купаться в вине!

Всюду Фрейд

Не расстаюсь с фотоаппаратом, который купил в Гамбурге на распродаже. С ним объездил почти всю Европу. Уверен, что на снимках где-нибудь на заднем плане должен хотя бы иногда появляться Фрейд. Без него - скучно. То же рассказ или фильм, если они бесполые, то не трогают, как будто придуманы марсианином. Вижу вокруг себя молодых, которые живут, не соприкасаясь с грешной землёй. Они что-то пишут, снимают… Ни мясо, ни рыба - холодец! Но разве, признайтесь, вас не ослепляют такие строчки: «На ней была лишь пачка из солнечной пены и морских брызг»?

Подглядел

У швейной фабрики гроза повалила старую липу. Одна работница, отстав от стайки девушек, робко прикоснулась к самой верхушке, ещё вчера доступной лишь птицам. И что-то мелькнуло в её глазах, быстро‑быстро. А что, я не успел разглядеть.

Золото клёна

Начал было тихонько освобождаться от желания удивлять. Решил: надо писать сухо, проще... Но сего­дня вдруг рассыпался золотой клён за окном, как будто бы кубышку с монетами разбили о камень! Разве не удивительно?!

Приговор

Я, кажется, с первого курса Казанского университета полагался только на своё сердце. Если оно сжималось от услышанных строк или звуков, тогда я принимал чужое творчество. Громкие имена меня не оглушали. Я всё пробовал на зубок. Я был Фомой неверующим! Многие «гении» были тогда мною развенчаны. Приговоры до сих пор выношу регулярно. Считаю, что плохим художником был лубочник Константин Васильев, отвратительным - нонконформист Игорь Вулох, ужасным - гламурный Никас Сафронов. Эксперименты со словом чувашского поэта Геннадия Айги лишь потому читателям казались интересными, что он плохо говорил по-русски. Многих также сбила с толку тягомотная невнятица Дениса Осокина. Видимо, подумали, что это уродилась такая новая проза в пику Марининой, Дашковой и Донцовой. Музыка Софии Губайдулиной - какофония загробных сфер, которую слушать невозможно и даже вредно для психики. Похоже, она просто не слышала, как шумит лес, как падает снег… Кино режиссёра Валерии Гай Германики - это мерзость души, после него жить не хочется.

У меня есть сила духа отсечь весь этот пёстрый хлам от себя. Не верить ни дипломам, ни статуэткам. А каково молодым да зелёным? Они же верят…

Без толку

Недавно узнал, что один из казанских телеведущих прошёл стажировку на телеканале Би-би-си, в агентстве «Рейтер». Чему его там учили? Он всё так же неотёсан, несуразен, глуп как пробка. Говорит на тарабарском языке, хотя сам русский. И вот который уже год сидит перед камерой это дипломированное «недоразумение» и вещает на всю республику.

Случай в театре

Сижу, смотрю Мольера. Актёр с внешностью старика-боровика надел парик и изображает жигало. По вечерам он подрабатывает - ведёт новости на местном телеканале. Вчера говорил о прорвавшейся канализации, о каком-то алкаше, утонувшем в коллекторе. Сегодня - играет француза, обольщающего маркизу. На прошлой неделе, когда я зашёл к знакомому в общежитие актёров, то столкнулся с этой самой «маркизой» в коридоре. Она шла с помойным ведром, из которого несло рыбными консервами, и с кем-то ругалась по мобильнику. Не дожидаясь антракта, я ушёл…

Признание

Какой-то загадочный свет исходит от прозы Пушкина. Золотистый, янтарный… Прозу поэта предпочитаю его лирике. Умучили, залапали, заслюнявили в школах поэму «Онегин», без оскомины нельзя читать:

Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лёд и пламень…

Я только недавно смог открыть «Онегина», настолько было велико отторжение, привитое в школе. Так вот… неплохо, местами даже блестяще. Однако видно, что написано со скуки. Ещё постоянно мешался призрак профессора Лотмана, который, пожёвывая седые усы, комментировал поэму. Скоро возьмусь за «Войну и мир», вот-то будет наслаждение…

Твоя фамилия

В редакцию заглянула одна молодая журналистка - поболтать с подружкой. Видимо, речь зашла о псевдонимах, и она воскликнула: «А мне нравится моя фамилия! Я очень ею горжусь!». Когда она ушла, я спросил, как её фамилия. «Алексеева», - ответили. Я бы ни единой строчки не смог написать, будь у меня такая. Алексеевым может быть слесарь, директор магазина, даже губернатор, но никак не художник. Имя человека пишущего, это же первая строчка его рассказа, романа, стихотворения, статьи, которую читатель пробует на глаз, на зубок. Фамилия не должна быть напыщенной, как у дрессировщика тигров, не должна быть она и распространённой. В ней скрыты судьба и характер! По ней можно судить о даровитости человека. Ещё даже не читая Алексееву, я понял, что тексты её скучны и водянисты. Так оно и оказалось. Её подружка, корреспондент Кутыркина - без толку тороплива, немного корява, стилистические тонкости - это не её. Другое дело - публицист Раскудрин. Этот будет писать витиевато с издёвочкой, хотя он тоже глуп и манерен. Прозаик Сухов напишет сухо и много, а Капелькин - мало и неглубоко. В других сферах схожая картина. Бизнесмен Копейкин - мелочен, а его компаньон Паратов - расточителен. Солдатову трудно будет стать генералом, а Топорову - ювелиром… В античном музее в Эфесе видел бюст римского императора Балбенуса. Говорят, он полностью соответствовал этому имени.

Все мы находимся в плену своей фамилии, под её гнётом. Освободиться можно, только взяв себе псевдоним. Но просто так взять красивую фамилию не получится. И в новых буквах отразится твой характер, вкус, стремления… «Я» не утаишь!

Заводская проходная

Ещё школьником забавлялся тем, что представлял себя уважаемым токарем большого завода. Вот ровно в 7.00 я уже у проходной, прохожу мимо Доски почёта и киваю своему парадному фотопортрету. В 7.15 тряпочкой вытираю свой старый станок, курю, и в 7.30, притопив красную кнопку, начинаю делать стружку из стальной болванки. Моими шестерёнками завалены все стеллажи склада готовой продукции. В 12.00 говорю горячему станку «стоп, машина!» и, похлопывая его по «крупу», благодарю,
как лошадь. Со всеми вместе направляюсь в столовую, где ем кривой алюминиевой ложкой на первое вонючие щи, на второе - котлету из хлеба и свиных хрящей. Завершаю обед мутным компотом или спитым чаем, громко гремя в щербатом стакане другим концом ложки. Затем - опять у станка вырастает стог стружки, сверкающие шестерёнки шипят в воде на поддоне, их грузит в тачку и отвозит на склад практикант. Когда стрелки на часах бессильно обвисают на 18.00, всё - каюк, выключаю станок, но мотор в моих ушах уже не выключается. Иду в сером потоке рабочих к пивнушке, беру две кружки, от которых тащит воблой, и курю свой горький «Беломор». И так каждый день, кроме выходных, на протяжении сорока лет!

Но однажды в прохладный сентябрьский денёк я поплыву в свой вечный отпуск - в красном гробу, а впереди на атласной подушечке понесут все мои ордена. Опухший Толик, который пришёл на завод практикантом и возил мои шестерёнки на склад, теперь дослужился до начальника цеха. Слышу, как он тихонько советуется с бригадиром: «Блин, ума не приложу, что делать с этими его шестерёнками? Весь ангар ими забит. Да они к тому же не соответствуют размеру. Завтра же к чёртовой матери - всё на металлом!»

Мои фантазии

Сын привёл домой девушку, они мурлыкают в кресле, а я, стоя на балконе, уже поднимаю бокал на их свадьбе и стараюсь говорить складно и умно. Потом замираю над столом, где пеленают внука, тот метко прыскает в меня серебристой струйкой. И вот как-то сын пришёл домой смурной, он поссорился и сказал, что больше не вернётся к жене. Я его успокаиваю ­коньяком «Аист», который достаю из глубины шкафчика, и открываю пробочку ртом. Телефон трендит, а сын не берёт. Упрям! Так и засыпает в том самом кресле, где они когда-то мурлыкали про любовь…

Вольный язык

Все правила, законы, табу… - выдуманы человеком. Для жизни среди людей это удобно. Но как хорошо сбросить с себя тесные жаркие одежды и пройтись по полю, раздвигая коленями высокие влажные травы. Кто купался нагишом под звёздным небом, тот помнит пьянящее ощущение полёта!

Что такое грамотность? Это, если по-простому, туда - ходи, сюда - не ходи. А кто всё это придумал? Природа? Нет, бородатые столичные академики на сукне своих письменных столов!

Язык петровских времён - свободен от зпт и тчк. Ещё необузданный и необъезженный, он громко дышал жабрами, рвал паруса бумаги и опрокидывал чернильницы. Вижу, как писарь, макая перо в черешневые чернила, принимается усердно скрипеть по бумаге, еле поспевая за царём…

в амстердаме видел мужика безрукого который делал предивные вещи в карты играл ис пищали стрелял и сам у себя бороду брил зело прытко писал ногою
видел голову человеческую сделана деревянная говорит человеческим голосом каждый раз надобно заводить как часы и она молвит тут же видел сделаны две лошади на колесе и садятца на них и ездят зело скоро и мечут копия

ужинал в таком доме где ставили нагие девки есть на стол и питиё подносили все нагие девки было их тут пять девок только на голове убрано а на теле никаких

Никаких тебе знаков препинания, всё сплошным потоком, словно это река, которая текла задолго до появления на земле человека. Но пришёл он и накинул на неё узду плотины.

Скушно!

Орфография, пунктуация… Некоторые писатели уж очень надеются, что на письменном столе их вывезет академическая грамотность, но… Она-то как раз и мешает: по ходу отмечаешь, насколько грамотен автор, как ловко избегает повторов и вводит всякие там правильности. Скушно! Рассказ - это река, а не ванночка для ног…

Туесок слов

Андрей Вознесенский вспоминал, как в берлинском «Альберт-холле» австрийский Бурлюк Эрнст Яндл раскрывал сущность слова «фрау»:

- Фр… фр…- по-кошачьи фыркал он, а потом залаял: - Ау! Ау!

Любой язык красив, другое дело, когда на нём говорят некрасиво. Многие слова заключают в себе поэтический образ и сами по себе уже являются маленькими поэмами. Сочетание нескольких букв рождает мелодию, цвет, запах, ассоциации, даже некий сюжетец. Например, в средней полосе России корзинка из берёсты называется туесок, а у ханты - набирушка. Представляю, как среди кривых карельских берёзок ходит серьёзная девочка. На ней расшитая бисером «летняя» шубейка до пят - сах из меха оленёнка. Обута в мягкие «нырики», что-то вроде русских валенок. Её набирушка уже полна черники.

Раньше на Руси язык был певучий и озорной: ятрыжка - пьяница, щапливый - нарядный, ослопина - дубина, нимака - никчёмный, кувяка - мямля, зяблец - неженка, дрочити - ласкать, бакулы - пустые речи. У каждого слова своё настроение.

Словарик

«Кутили», какое красивое слово! Какое-то оно пьяное, грузинское, хотя и русского происхождения. Татарское «сызлый» (болит) - физиологически передаёт боль, скручивание. Английское forest (лес) - хруст хвороста под ногами разбойника.

Живые и мёртвые стихи

Я листал томик, и мне казалось, что душа поэта осенним туманом стекала со страниц и струилась вверх, презирая материальное: обложку, цену, тираж…

Иногда вижу, как чьи-то стихи умирают прямо на глазах. Вянут, обвисают, осыпаются… Что-то уходит из них? Но что? Жизнь?

Увы…

Помню, как поразили меня слова из Екклезиаста: «Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого в грядущие дни. Всё будет забыто, и увы… Мудрое умирает наравне с глупым».


Сюжет короткометражки

Бомжи в некрополе распивают стеклоочиститель, расположившись на серой плите заслуженного поэта. Женщина, которой он посвящал стихи, проткнула его ножницами. В библиотеке пожелтели от времени увесистые тома поэта, которые так ни разу и не были открыты читателями. Страницы слиплись. После инвентаризации всё списали в макулатуру. Его сын, студент университета, во время летней практики грузит в машину книги отца. Одна перелетела через борт и упала в лужу. Книга раскрылась на портрете автора. Теперь он не смеялся. Он плакал…

Молодость

Общаясь, как преподаватель школы молодого журналиста, со школьниками и студентами, вижу, насколько они несвободны. В душе уже выросли прутья решёток, появились вышки и мотки колючей проволоки. Прошу написать статью про Казань, пишут с каким‑то неестественным комсомольским задором, сусально романтизируя действительность. Мне это напомнило передовицы в совковой прессе. Но откуда это у них? Неужели страх и желание рапортовать вошло с молоком матери?

Зевота

Надо мной живёт Володя. Ему лет семнадцать. По утрам он так зевает, что мне становится не по себе. В этом протяжном зёве - всё его будущее: одиночество, нелюбовь, скука, русская тоска, пьянство, злобные пронзительные зимы, которые выворачивают душу, как собачий тулуп.

Присвоили

Мой сын, когда учился классе в пятом, стал поклонником какой-то московской рок-группы. Послушав немного этот «мартовский визг», я вынес музыкантам свой приговор, поместив на самую низшую ступень развития. Сын обиделся. Как-то вечером приносит их новый диск и говорит: «Послушай, разве это не классно?» - и включает мне старую добрую песню битлов в новом никудышном исполнении.

В чём смысл?

Из Интернета: «16-летний индус Шоурийя Рэйу решил задачу по теории динамики частиц, которую не могли решить на протяжении 350 лет лучшие умы человечества, в том числе и Исаак Ньютон. Это открытие позволит учёным решить сразу несколько научных вопросов. В частности, теперь специалисты могут рассчитать точную траекторию отскока мяча от стены».

Ну, теперь можно спать спокойно…

Безделье

Вся жизнь людей - мышиная возня, ещё, правда, встречается возня слонов. Маются люди на земле, не знают, чем себя занять. Непонятно, что бы они делали, если бы их жизнь была вечной! От безделья рождаются на свет всякие глупости. Выдумываются какие-то ненужные приспособления, вроде пылесоса для комаров или спиннинга, выстреливающего блесну на нужное расстояние, и т. д. Издаётся справочная литература с советами, как правильно соблазнять, как не платить кредит, как избежать службы в российской армии и поступить во французский легион, как сделать чучело из любимого домашнего питомца и т. д. Недавно мне попалась брошюра для кошатников, читал, выписывая:

«Как правило, новогодний дождик выходит сам естественным путём, единственный совет - не тяните его из анального отверстия, острые края могут поранить слизистые и привести к заражению, лучше отстригите дождик, остальное выйдет само позже».

Запах лаванды

Маршрутка, битком набитая студентами‑архитекторами, прыгала на казанских ухабах. Это их забавляло, как аттракцион. На одной из остановок в автобус вошла сумрачная старушка, и на весь салон запахло тяжёлой лавандой. В ушах застонали заупокойные песнопения. Студенты притихли, не понимая, откуда пришла печаль. Я не удержался и выскочил вместе с ними у Строительного института, как будто бы от смерти убежал, хотя мне надо было ехать и ехать…

Возраст

Интересно слушать, как стареет тело: скрип да скрип. И сны тоже стареют.

Мне нравится мой возраст. 49 лет! Ребёнок, школьник, студент, молодой папа… Всё это было, но память моя не знает прошедшего времени, я вижу их, то есть самого себя, в разных возрастах, постоянно. Они все - рядом: бродят по улицам, исчезают в лабиринтах проходных дворов, заходят в какие-то дома, спешат в художку, на лекцию, на свидание; сидят на лавочке - курят, потягивая пивко, абстрактно рассуждают... Я их вижу, они меня - нет. Сейчас, в преддверии юбилейного полтинника, могу сказать о своих ощущениях словами Льва Толстого: «То чувствуешь себя Богом, а то - глупее лошади!»

Парикмахерская

Необходимость посещать раз в месяц парикмахерскую - это некий ритуал вынужденного созерцания самого себя в течение пятнадцати-двадцати минут и философствования. Глядя на собственную физиономию, понимаешь, что годы отрастают так же, как и волосы…

Стрекочут ножницы в такт со стрелками часов на стене, которые напоминают маленькие золотые ножницы, стригущие время.

Волосы

Сразу же после того, как наш класс приняли в пионеры с клятвами и барабанной дробью у памятника Мусе Джалилю, мы с товарищем сделали ноги. Повязали свои новенькие галстуки на ограду Чёрного озера и пошли слоняться по городу, поочерёдно облизывая одно эскимо, на которое наскребли 22 коп.

В комсомол я так и не вступил. На втором курсе универа отрастил длинные волосы, чёлка доходила до кадыка, а грива до того места, где должны быть крылья, купил на «Сорочке» потёртую джинсовую куртку прямо с плеча у приезжего латыша за 50 рэ (при стипе 30 руб.), так и ходил на занятия, ловя сочувственные взгляды преподавателей.

Казанские хиппи приняли меня в свою лохматую стаю и стали уважительно называть «Хаером», то есть «Волосатым». В те годы по улицам бродил бритый «феномен», поэтому передвигались мы осторожно, запрятав хаер за воротник. В зимнюю сессию у меня начались проблемы со сдачей зачёта по «Научному коммунизму». После десятого захода один добрый препод на кафедре объяснил причину моих неудач коротким: «Постригись!».

Стричься не стал, более того, в отместку за несданный зачёт вместе с непризнанными поэтами и художниками намалевал за ночь «диссидентскую» газету на семи ватманах под названием «Колокола Собора Чувств», которую мы тайком вывесили на десятом этаже филфака. Провисела она всего минут пятнадцать, но многим успела запомниться. Студенты потом цитировали натуралистические палиндромы Пети Овчинникова: «Ел сопли руками Дима, курил после» и даже его стихи, которые также читались задом наперёд.

Ну, потом был военкомат… Тупая машинка на призывном пункте больно обрывала волосы, оставляя пучки ирокеза. Я равнодушно глядел, как по моему роскошному хаеру ходили призывники.

Хотя с армией мне повезло. Меня отправили на Украину в старые казармы екатерининских времён, где размещался 2-й лейб-гусарский Павлоградский императора Александра III полк. В этом же славном полку «служили» персонажи романа Льва Толстого «Война и мир» Николай Ростов и ротмистр Василий Денисов. Прототипом Денисова был легендарный Денис Давыдов. Герой анекдотов поручик Ржевский тоже числился в павлоградском «эскадроне гусар летучих». Это здорово согревало мою одинокую душу. Мне выдали большой барабан и колотушку, а к нему парадную форму с галунами и белые перчатки. Я никогда в жизни не играл на барабане, поэтому первое время его телячья кожа была забрызгана кровью от ногтя моего большого пальца, который я всё разбивал и разбивал о медный ободок. Зато появились новые ощущения: бьёшь в пузо барабана, а гул передаётся телу и, потрясая костями, начинает вибрировать ушами, затихая на самом кончике носа…

Первый страх

Помню, в детстве мы гуляли с мамой в окрестностях деревни Отары. Случайно набрели на новое кладбище с одной-единственной могилкой. Я вдруг расплакался, до сих пор помню этот свой первый страх перед смертью. А мама успокаивала, целовала, говорила, что это просто «игрушечная» могилка.

Неповторимая

Смотрю чёрно-белый фильм 1962 года и думаю: надо же, и за год до моего появления на свет в той тягучей тьме веков, из которой я ещё не вышел, люди уже куда-то спешили, влюблялись, изменяли, били друг другу морды…

Так было «до», так будет «после». Но в мириадах смертей, которые были до меня - в СССР, России, на Руси, в Хазарском каганате, Ассирии, Византии, Каталонии, Древнем Риме и т. д. - лишь одна будет единственной и неповторимой. Моя!

Легко уйти

Надо смириться с тем, что мы ничто! Мы листья облетающие. Жизнь на земле настолько богата, что, замолчи одно сердце, в ответ забьются сотни.

Но почему же мы так трагично уходим на тот свет? Наверное, во Вселенной есть такие звёзды, на которых человек, умирая, просто заходит в тень дерева и всё… Лёгкая печаль недосказанности.

Эпитафия

На старом кладбище в Тбилиси сохранился треснувший от солнца камень, на котором ещё читается надпись: «Князь Чиковани, погиб атакуя».

Какая хорошая смерть - въехать в загробный мир на белом коне, пьяным от боя!

Соседи

Они набожные, ездят на кладбище с детьми как на дачу. Дружно поливают маргаритки, сгребают жухлую листву в кучу, затем вытирают столик, покрывают его газетой и молча жуют…

Придумать Бога

У каждого из нас свой Бог,- персональный. Соответственно, Рай и Ад тоже будут скроены по нашим представлениям. Разве можно судить несчастного аборигена с берегов Амазонки за то, что тот съел американскую туристку, похожую на гамбургер? Это всё равно, что стыдить описавшегося младенца! Бог, перед которым предстанет абориген на том свете, сам будет увешан бусами, вымазан красной глиной, а голова его будет повязана хвостом павиана. Они сядут у костерка, выпьют забродившего кокосового молока, пожуют каких-нибудь листиков. Всё так и будет. Мы сами собственными руками на протяжении всей нашей жизни, из предрассудков и понимания, что такое добро, зло, справедливость, возмездие, любовь, расплата и т. д., лепим своего Бога. То, что изваяли, и придёт к нам потом в сиянии нимба…

К поэту Андрею Вознесенскому, наверное, явился Бог с тонким чувством юмора, о нём он так написал:

- Христос, а ты доволен ли судьбою?
Христос: «Вполне. С гвоздями перебои».

Навязчивый сон

Во сне часто вижу один и тот же ландшафт, и всегда в сумерках. Плавный изгиб берега моря. Огни редких курортных поселений. Мои поздние возвращения на электричке в полупустую гостиницу. Наяву я никогда не видел этого пейзажа. Но я его ищу!

Калябушки

Когда мерзопакостно на душе, беру гелиевую ручку, отключаю уставший мозг и отпускаю на волю свою левую руку. Она карябает калябушки, а я смотрю на неё безучастно. Вскоре на листе появляются какие-то лица и мордочки… Бессюжетные рисунки, рождённые моим подсознанием. Все эти несуразные люди и зверюшки, значит, обитают во мне…

Радость

Из Москвы приехал сын погостить на выходные. На балконе вдруг ожила механическая ласточка, которую мы с ним купили у негров на террасе Трогадеро в Париже. В Казани она сразу перестала летать, и я привязал её к бельевой верёвке. А тут на тебе - завертелась от радости, крылышками замахала! Надо же, а ведь всего-то кусок пластмассы…