Дар речи

— Вероника Анатольевна, как Вы пришли в профессию логопеда? Всегда ли Вам было это интересно?

— Я работаю логопедом с 1990 года. Получается, уже больше 30 лет! В своё время я побоялась поступать в мединститут, но интерес к медицине был, потому что у меня мама — врач. Поэтому после окончания учёбы я сразу начала работать в детской поликлинике. Пять лет проработала там, затем перешла работать в Рес­публиканскую клиническую психиатрическую больницу им. Бехтерева, где работаю по настоящее время. Также с 2008 года работаю в Межрегиональном клинико‑диагностическом центре (МКДЦ) — как внешний совместитель в отделении неврологии.
Наша профессия очень интересная, нужная. Особенно — в последние годы!

— Вы — главный специалист Минздрава по логопедии. Какая сейчас ситуация в логопедии по Татарстану?

— Одиннадцатый год я являюсь главным внештатным специалистом Минздрава. Когда я была назначена и ознакомилась с ситуацией в Татарстане, у нас логопедов в системе здравоохранения было на 70 штатных должностей — 61 физическое лицо.
На сегодняшний день в Татарстане по линии здравоохранения 138 ставок в логопедических медучреждениях, а физических лиц — около 90. Количество логопедов увеличилось почти на 50 %. И это, конечно же, связано с открытием сосудистых центров.
Если раньше количество логопедов, работающих в детских учреждениях, было больше, чем взрослых, то сейчас всё наоборот.
На сегодняшний день у нас около 30 человек в детской сети. И остальные — это логопеды, которые оказывают помощь взрослым. В основном — после инсультов, черепно-мозговых травм, инфекции, онкологии.

— Какие задачи стоят перед логопедом в целом и здесь, в МКДЦ?

— Логопедия делится на детскую, подростковую и взрослую.
При нарушениях речи у детей общая задача логопеда — это запуск речи, обучение навыкам речи. У взрослых мы говорим о восстановлении речи.
Среди детей сейчас очень актуальна проблема — начинают поздно говорить, с задержкой развития всех высших психических функций.
А взрослые — это первый-второй этап реабилитации. Конкретно, неврологическое отделение. По приказу, в каждом отделении логопед есть в составе мультидисциплинарной реабилитационной команды.
У нас — острое отделение в сосудистом центре, тут два логопеда в неврологии и один логопед в нейрохирургии. Все мы находимся в одном кабинете.
В МКДЦ проводим обследование речи в кратчайшие сроки после поступления больного, приходим в реанимацию.
В последние годы большой проблемой стала дисфагия, нарушение глотания, которое часто сопутствует перенёсшим инсульт пациентам. И в задачи логопеда входит восстановление функций глотания. Это — обследование, полное лечение, даём рекомендации, занимаемся и помогаем пациентам начать глотать.

— Чем отличается работа со взрослыми от работы с детьми?

— Методика работы другая. Безусловно, из детской и общей логопедии привносятся некоторые приёмы. Логопедам, которые приходят из детской сферы в работу со взрослыми, бывает очень тяжело.
Таким специалистам нужен курс повышения квалификации для логопедов здравоохранения, который, кстати, есть у нас в КГМА на базе кафедры спортивной медицины и реабилитации.
С 2014 года раз в год в апреле проходят 72-часовые курсы повышения квалификации. Этот курс необходим для логопедов, попадающих из детской во взрослую сеть или из системы образования в здравоохранение.

— С кем Вам комфортнее работать?

— В начале своего профессионального пути я работала только с детьми. Придя в Республиканскую клиническую психиатрическую больницу, начала осваивать работу с подростками и взрослыми. Сейчас могу с уверенностью сказать — всё-таки больше мне нравится работать с подростками и взрослыми.

— Можете рассказать о каких-нибудь интересных случаях из Вашей практики?

— Бывают ситуации, когда с каждым занятием видишь прогресс в восстановлении речи. Пациент за короткое время перестаёт нуждаться в помощи логопеда. Значит, мы всё сделали правильно.
Такие случаи очень меня вдохновляют. Испытываешь гордость за профессию, когда видишь, как пациент со слезами на глазах начинает говорить, благодарит тебя.
Но, к сожалению, это происходит не так часто, как хотелось бы. В основном это регулярные, многомесячные занятия с пациентом. Обязательно с поддержкой семьи. Логопед — отчасти и психолог, потому что приходится много разговаривать с родственниками, поддерживать их, учить, как помочь близкому человеку. И пациентам, и родственникам — всем бывает нужно выговориться.
Счастье — видеть результат своего труда. Понимаешь, что всё было не зря. Врачи делают своё дело, поддерживают медикаментозно. Мы выполняем свою часть работы. И когда всё это в комплексе, каждый несёт свою функцию — пациент выходит из больницы сам, своими ногами, говорящий!

— Можно ли полностью восстановить нарушение речи?

— Это зависит от степени поражения. В лёгких случаях происходит полное восстановление. Затем следует восстановление речи, которое человек не заметит, и только логопеду будет видно проблемные места.
В своей жизни мы часто пользуемся достаточно ограниченным количеством слов и фраз. Если проверить, белые пятна есть, но часто пациенты не стремятся это исправлять.
Полное восстановление также зависит от того, насколько быстро логопеды подключились к восстановлению. Хоть и бывает спонтанное восстановление речи, время лучше не упускать.

— Что для Вас самое сложное в работе?

— Самое сложное — это установить контакт с пациентом и родственниками. Если возникнет доверие, то и работа пойдёт.
Ещё сложно не паниковать, когда ты всё делаешь правильно, а эффект минимальный. Это вызывает тревожность и сомнения, а всё ли так я делаю? За многие годы не считаю зазорным, если что-то меня смущает, полистать старый добрый учебник, посмотреть в литературе, посоветоваться с коллегами.
Все пациенты разные, и к ним нужен индивидуальный подход. Часто приходится что-то менять, искать обходной путь. Поэтому работа логопеда — творческая. Думаешь, что заинтересует пациента, что вызовет эмоции.
Также у всех разные уровни развития речи. Важно найти моменты соприкосновений, где всё совпало, и ты вместе с пациентом двигаешься вперёд.

— Вы говорите, что иногда дефекты речи заметны только логопедам. Как часто встречаются люди, у которых есть дефекты, а они не знают об этом?

— Многие часто не замечают, что они неправильно выговаривают звуки — Р, Л, Ш, шипящие звуки. Все к этому привыкли. Этот дефект не режет им слух.
В повседневности многие люди говорят небрежно, нечётко, заглатывая окончания. Если человек живёт себе спокойно и радуется, так зачем что-то менять?
Когда ко мне приходят молодые люди лет 25-27-и с лёгким заиканием, я советую им оставить всё как есть, ведь исправление такого небольшого дефекта это уже сложный процесс. Надо работать над дыханием, голосом, артикуляцией. Процессы долгие, 6-8 месяцев регулярных занятий. Не все готовы тратить на это время.
Конечно, при желании, эти дефекты можно исправить, но нужны мотивация и дисциплина.
Почему стараются исправить всё в детстве? Опыт говорения у ребёнка мал, речевые модели не закрепились. Звук можно достаточно быстро ввести в речь, автоматизировать. А взрослый, сколько лет уже он пользуется речью? Изолированно он может произнести «р», но, чтобы ввести в речь, нужно постоянно контролировать, как произносится звук.
Должны быть сила воли и мотивация. Если этого нет, то и эффекта не будет.
Иногда мы сталкиваемся с тем, что пациент, перенёсший инсульт, уходит в депрессию, отворачивается к стене, молчит. Родственники тоже не трогают, он не хочет разговаривать. И это — худший вариант.
А есть активные пациенты — глаза горят, всегда ждут наших занятий и готовятся. Естественно, и результат другой будет.
Есть пословица — «что имеем, не храним, потерявши, плачем». Речь — это главная функция, которая отличает людей от животных. Человек существует социально, мы должны коммуницировать, разговаривать. Поэтому желаю, чтобы все наши пациенты обрели дар речи!