В мартовском номере журнала «Казань» Абдулла Дубин рассказал про Астраханский вояж Тукая

В конце апреля он купил билет на пароход «Тургенев» общества «Самолёт» и отправился в путешествие. Ехал Тукай третьим классом. «Когда мне становилось совсем тос­кливо, — писал он позже в путевых заметках, — я выходил к пассажирам 4-го класса, не связанным рамками приличий. Эти вылазки не проходили для меня даром, сцены, которые там проходили, стоили того».
Шлёпая плицами колёс, пароход идёт вниз по Волге. Позади Симбирск, Самара, Саратов. Протяжным гудком «Тургенев» распрощался с Царицыным. И снова всё дальше по Волге-матушке…
Вот, наконец, показался и белоснежный астраханский Кремль. По берегам потянулись сараи и склады, живорыбные садки… Пароход зычным гудком приветствует город. У самой пристани колёса закрутились в обратную сторону, сбавив ход. «Тургенев» со скрежетом причаливает к дебаркадеру. Подали трап, и, подчиняясь течению толпы, Тукай сходит на берег. Его никто не встречает. Телеграммы он не дал в силу своей необыкновенной скромности.
29 апреля 1911 года «Идель» сообщила: «Наш знаменитый поэт Абдулла-эфенди Тукаев почтил своим посещением наш город».
Уже через неделю Тукай пишет в Казань: «Я в Астрахани. Решил побыть здесь около месяца. Следующим письмом, наверное, вышлю ещё темы для рисунков и, если получится, ещё статьи и стихи. А пока только и делаю, что хожу по гостям. Пью кумыс, ем мясо. Погода хорошая. Ощущаю, как прибывают телесная и духовная силы. Квартира тоже ничего. Живём вместе с Сагитом».

Астрахань. Живорыбные садки на Волге.

Сагит Рамиев служил секретарём газеты «Идель». Редакция помещалась в одном из самых крупных татарских районов Астрахани — Тияковской слободе, в нижнем этаже двухэтажного деревянного дома.
В те годы Астрахань претендовала на роль третьего очага татарской культуры после Казани и Оренбурга. Два благотворительных общества — «Исламское» и «Исламский союз» — содержали школы и медресе в городе, в слободах и окрестных деревнях, платили учителям и несли иные расходы на культурные и образовательные нужды татар. Была в Астрахани и самодеятельная театральная труппа, которая достаточно часто ставила спектакли в пользу татарского просвещения.
Среди тех, кто старался оживить «Национальную жизнь», кроме Рамиева и знаменитого впоследствии актёра Зайни Султанова, были сотрудники газет, учителя, отдельные религиозные деятели и состоятельные предприниматели.
Через три недели Тукай переехал от Рамиева к Шахиту Гайфи, учительствовавшему в заволжской деревне Калмык Базары (Калмыцкий Рынок). Поселился в здании школы в одной комнате с хозяином и продолжил отдыхать. Захотелось спать — спал, захотел почитать — лежал себе и читал. Надоело сидеть дома — выходил на берег Волги и усаживался под серебристым астраханским тополем и глядел на проходящие мимо пароходы, баржи, «беляны» (суда для сплава леса. — Авт.), лодки…
Хозяин пришёлся Тукаю по душе — весёлый, остроумный. Играет на сцене, занимается фотографией, мастерски рисует карикатуры. Водит дружбу с известным астраханским фотографом и издателем популярных открыток Иваном Бочкарёвым.

Пассажиры 4-го класса.

Ещё до приезда Тукая Шахит Гайфи задумал серию открыток, которые иллюстрировали бы популярные литературные произведения и служили пропаганде татарского театра. Он находил сюжеты, гримировался, а Бочкарёв фотографировал. Эти фотографии, на которых изображены герои литературных произведений, Иван Митрофанович отправлял в одно из берлинских издательств, печатавшее их в виде цветных и чёрно‑белых открыток.
И вот как только в Астрахани появился Тукай, Гайфи тут же решил опубликовать открытку на тему одного из тукаевских стихотворений. Выбор пал на «Молитву шейха». Герой этого сатирического стихо­творения возносит хвалу пятерице, начинающейся на «каф», то есть пяти предметам, название которых начинается с буквы «к»: «казы» — колбаса, «кузый» — ягнёнок, «каз» — гусь, «кымыз» — кумыс и «кыз» — молодка, красотка. От имени всего духовного сословия шейх молит Аллаха не лишать духовенства этих пяти благ.
Шахит наряжается шейхом, приклеивает седую окладистую бороду. Свою молодую жену — туркменку Нурбибу — наряжают «красоткой», а остальные четыре предмета из пятерницы доставляет богатый предприниматель Туликов. И вот на открытке сидит на ковре шейх, воздев руки для молитвы, рядом с ним молодка. На скатерти, соответственно, колбаса, гусь, барашек и кумыс...
Отдохнув дней десять у Гайфи, Тукай возвращается к Рамиеву и сразу попадает в компанию продвинутой литературной молодёжи. Поэта знакомят с достопримечательностями города и его окрестностей. Устраивают в его честь поездки с посещением фруктовых садов. Тукай участвует в литературно-музыкальных и танцевальных вечерах.
Быстро и незаметно пролетели блаженные дни, наступило время отъезда. На прощание друзья решили сфотографироваться. Тукай не любил сниматься, но, вероятно, Гайфи его уговорил. Вот они сидят в бутафорской лодке. На вёслах — Шахит Гайфи. На другой фотографии Тукай с недовольной миной зажат между толстым Султановым и величественным Рамиевым и выглядит между ними как мальчик, надевший отцовскую фуражку.
Тукай уезжал из Астрахани в июне довольный и городом, и людьми, которые оказали ему дружеское внимание и гостеприимство. 
Как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Тукай успел соскучиться по родной Казани, по своей крохотной, но уютной комнатке при гостинице «Булгар» возле Сенного базара и Соборной мечети. Вольная жизнь, свежий воздух, степной кумыс сделали своё дело. Тукай ощущал прилив сил, душевную приподнятость и творческое вдохновение…
Стамбул так и остался голубой мечтой поэта. Но за полтора года оставшейся жизни он успеет посетить Уфу и Санкт-Петербург.