Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

Мир на полотне

Тишина летних улиц — мастерская художника

В Казанском художественном училище им. Н. И. Фешина открылась персональная выставка Айрата Хамидуллина «Летняя прогулка по Казани». 28 картин, вдохновлённые стилем французской живописи, парадоксальны.

В Казанском художественном училище им. Н. И. Фешина открылась персональная выставка Айрата Хамидуллина «Летняя прогулка по Казани». 28 картин, вдохновлённые стилем французской живописи, парадоксальны. Через холодные оттенки передаётся нега летнего полудня. На полотнах нет людей, машин, царит полное безвременье, но это точно современная Казань: с ароматом зелени и горячего асфальта, тёплая, родная, по‑летнему обнажённая, лёгкая, счастливая.

 

Айрат Габдуллович, заняв удобную диспозицию на деревянном стуле в центре шикарного с деревянным потолком выставочного зала и слегка расстегнув молнию на куртке (эдакий итальянский дон), рассказал о своей любви к городскому пейзажу.

Фото Гульнары Сагиевой

— Пленэр для меня особенная история. И мои попытки отразить на холсте улицу, дом, фрагмент Казани, видя в нём особенный живописный мотив, начались с детства. Мы жили в частном доме вблизи Ново-Татарского кладбища. Там нашли своё последнее пристанище великие татарские деятели культуры: Сайдашев, Тукай, Урманче… Мы с друзьями считали это место своим, гоняли на велосипедах вдоль аллей, играли на пустыре в футбол и хоккей. Это место было нашим, родным. И первые мои этюды с натуры — они оттуда, меня вдохновляли старые деревья, как вековые стражи, стоящие вокруг тихого, загадочного места. Когда я стал писать пейзажи, учась уже в Художественном училище, география моих работ, конечно, изменилась. Появились работы с центральных улиц: Островского, Жуковского, Бутлерова. И вы эти работы нико­гда не увидите. Их просто нет. Свои ранние работы я не храню, — считаю, что это были ученические этюды, я на них учился. Знаете, как Суриков поступил? Он сначала продавал свои первые работы, а потом, когда достиг мастерства, стал состоятельным, выкупил свои же ранние работы и сжёг их! Вот. А я сразу так поступил. Храню только те, за которые самому не стыдно.

Набережная ночью. 2018


Мой секрет прост: в то, что ты хочешь написать, — нужно влюбиться. Без этого невозможно. То восхищение, которое испытывает, увидев что-то особенное, художник передаёт зрителю. И стопроцентное восхищение (отлично, если оно осталось на холсте хоть на половину) зритель уловит только на треть. И, конечно, отсюда и фраза: «Красота — в глазах смотрящего». Каждый, рассматривая работу, увидит что-то своё, то, что откликается ему. Вот героем этой работы стала… тень. Да, да, просто тень от дерева! Меня она восхитила: посмотрите, какие краски, какие оттенки в ней! А люди могут обратить внимание на узнаваемый дворик, на фрагмент стены, окна… По воспоминаниям Коровина, однажды они прогуливались с Левитаном, тот как-то резко остановился и стал плакать. Конечно, Коровин заволновался и говорит: «Что случилось, ты что плачешь?» «Я не плачу, — ответил тот, — я рыдаю. Рыдаю от этой красоты. От невозможности этой красоты…» Вот как надо себя накачать эмоционально, чтобы потом это в холст выплеснуть! 
Я подолгу могу ходить мимо какого-то определённого места, впечатляться, присматриваться. Потом опять возвращаюсь, и ещё, и наконец, прихожу — пишу. При этом важно найти свой мотив… Вот мне было важно написать деревья на Чёрном озере, но важно, чтобы они были покрашены белилами. Привёз ведро краски, стал красить. Подбежали ко мне работники парка, машут руками: «Прекратите! Нельзя!» Я так расстроился… Но, если присмотритесь, на этой работе деревья всё равно с белыми основаниями. Я их на картине всё равно подкрасил. Это мне показалось необходимым для передачи атмосферы раннего лета, того чистого, нового, чего сложно словами передать. 
Вообще на пленэр приходишь как на свидание, уже влюблённый в какое-то одно место, где ты нашёл мотив, и ты ждёшь этой встречи с трепетом любовника, готовишься, потом берёшь палитру, холст, краски, приходишь… И бывает такое: «она не пришла»! Да, бывает. Дождь пошёл, или просто солнце ушло. А вы понимаете, что без определённого освещения невозможно написать тень. 

Поздний вечер. Улица Московская. 2020


Иногда мне так нравится мотив, что я могу писать три картины одновременно! И такой эксперимент на этой выставке представлен: вот здесь утро, день, вечер. Буквально работаешь, не отходя от мольберта весь день: просто меняешь полотна. Утром одно освещение, днём другое… а ночью — это отдельная тема. Ночные пейзажи самые сложные. Вот этот вид на кремлёвские холмы мы писали с учениками, ночью. Был весьма необычный эксперимент. Представьте, рядом много молодёжи: сюда приезжают специально ночью, смотреть на город, музыку слушать, тусоваться, кальян курить. Так что писали мы фактически в дыму, оглушённые музыкой. Но и для ночных тусовщиков мы представляли тоже необычное зрелище. Ведь я работаю с фонариком на лбу, как шахтёр… а иначе, как ты увидишь краски? Да и то работаешь как вслепую, нужно как свои пять пальцев знать расположение красок, знать, как замесы делаешь, а это опыт… иначе, в темноте такого можно написать! Но молодёжь была приветлива, подходили, интересовались, предлагали покурить с ними, выпить вина. 

Вечерний натюрморт. 2021


Вообще, ночь — это особенное время для летнего города. Ночью жизнь совершенно другая! Чего только не насмотришься, пока пишешь пейзажи. Королями городских кварталов становятся кошки и собаки. Бродячие животные выходят на охоту, бегают стайками. Днём прячутся от людей, спят. Выходят на прогулки бомжи и другие романтические персонажи. Идут с вечеринок, посиделок люди расслабленно, не спеша, и это не привычные нам деловые, целеустремлённые горожане… Люди ночью совсем другие, они расположены к беседе, к откровениям. 
Подходят, садятся рядом, начинают беседовать. Одни спрашивают: «Ты где учишься? А хорошо учишься?» (Для сведения: А. Г. Хамидуллин уже 37 лет преподаёт в КХУ им. Фешина. — Прим. ред.) У меня разное бывает настроение, иногда могу беседу поддержать и рассказать, что я всю жизнь учусь. И это — чистая правда. Ты при всех можешь говорить, какой ты великий. Но на самом деле, дома, в мастерской своей — ты каждый раз волнуешься, смогу-не смогу? Ты сомневаешься в себе. И это хорошо! Если ты создал что-то и сказал: «я великий, я молодец», то всё, ты можешь бросать кисти и уходить. Ты больше не художник. 
Горожане летом другие, расслабленные. Подходят, беседуют, рассказывают свои истории. Спрашивают, как живут художники? Я могу пошутить и сказать: «Да какой я художник…  был алкоголиком, вот завязал, взял кисти в руки…» Эта история особенно берёт за душу мужиков средних лет. Мне говорят: «Молодец, держись!» Часть моих визави добавляют от всего сердца «сынок» или «друг» и стараются поддержать: «Лучше рисовать, чем пить… Вот ведь, хорошо же у тебя получается!» Эти встречи, люди, беседы — они становятся частью пейзажа, наверное, какой-то ­атмосферой работы, хотя я людей и не пишу. Людей для меня писать сложно, они сейчас здесь — и вот ушли. Всё мимолётно, не ухватишь. Бывает, конечно, идёт красивая девушка, ах, как она хорошо вписывается в городской пейзаж! Так бы и написать… Но по фотографиям рисовать никогда не буду! Это не живопись! Я всегда говорю: фотоаппарат — одноглазый художник, мы же видим мир объёмно, совсем иначе. 
Казанцы тянутся к искусству. Дневные прохожие — они другие, но тоже любопытные. Традиционный первый вопрос: «что вы рисуете?», второй — «а вот это?», третий — «надо же, а похоже!» Потом начинают сверять с натурой, окна считать, если здание есть. И поправляют: «Вот тут ошибка у ваc, здесь надо нарисовать больше окон». Некоторые просят: «Можно мазну? Очень хочется…» Я иногда разрешаю, это же масло, можно потом поправить. А человек прикоснулся к искусству, ему важно. Вообще у человека постепенно формируется вкус, это происходит на протяжении всей жизни, и достаточно много нужно посмотреть красоты, увидеть хороших работ, чтобы отличить пошлятину от искусства. Мы нашим студентам советуем изучить определённый список работ. Они воспитывают вкус. Недаром Репин и Фешин учили молодых, просто рядом с ними рисуя. Но это большой соблазн — посмотреть, как увидел мир мастер, и повторить его откровение, видение. Художник настоящий ищет свой путь, и этот процесс замечательный, но и непростой, мучительный.
…Казань люблю писать летом. Только летом! Зимой — это невозможная история. Стынут краски, не говоря о руках. И никакой термос с горячим кофе не помогает. Новостройки писать тоже не люблю. Разных художников вдохновляют свои темы, хотя, надо сказать, в Казани не так много пейзажистов. Есть достойные работы у Кузнецова, он работал именно с промышленными видами: на его полотнах индустриальная Казань. У Гриши Эйдинова акрилом написаны хорошие, живые пейзажи. Кого-то больше волнует архитектура городская, кого-то вдохновляет перспектива, и у нас в городе немало хороших обзорных площадок. В моих работах масштаба почти нет, они как бы с близкого расстояния написаны. Потому что хотелось передать уютное летнее настроение, состояние цвета.
Художников можно условно разделить на две категории. Для одних важнее всего, что они пишут, для других — как. Но есть те, кто на высокой ноте умеют отвечать на два этих вопроса. Для Сурикова, и в этом его гениальность, важно было и что писать, и как мастерски, свежо решить художественную задачу. Когда я ученикам ставлю натюрморт, то наблюдаю за их размышлением, видением: что они выделяют в этом сюжете за главное, на чём-то останавливается взгляд. Когда группа живописцев пишет одно и то же, то это особенно примечательно, ведь каждый видит мир по-своему, своим мерилом красоты и гармонии. И в этом — самое сокровенное, художник выражает себя. Этот поиск гармонии — самый важный момент диалога со зрителем. И только такое искусство — настоящее, безвременное. 
Кстати, о времени. Меня спрашивают, какой год на картинах, какая эпоха? Действительно, ориентиров «датирования» мало: нет узнаваемых новостроек, деталей ­современности. Потому что не очень-то я их люблю. Но город — он живой, он меняется постоянно. И это отражено в моих работах. Ещё, наверное, узнаваем стиль, на меня очень сильное влияние оказала французская школа живописи. Холодными оттенками можно передать жаркий июльский полдень? Да! Когда Морозов привёз в Москву первые работы французской школы, Клода Моне, его знаменитые стога, высший свет просто возмутился! Как можно сиреневым, синим нарисовать стог сена? Он же охристый, тёплый. В общем, был скандал! Но для меня эта игра цвета, сложные краски — источник вдохновения. Горжусь тем, что я ученик В. Б. Скуридина, который в свою очередь учился у Н. П. Крымова. Конечно, для творческих людей очень важно, у кого ты учился. Но также важно понимать, что процесс обучения и изменения никогда не заканчивается. Так же, как поиск себя, своего стиля. И спасибо всему, что дарит вдохновение. Этим и дорог мне наш город, тем, что он разный, самобытный, увлекательный, тем, что дарит новые ощущения, богат на мотивы. Кабан сейчас стал живописным местом, есть там интересные фрагменты. Давно уже я неравнодушен к мостам на Булаке.
Открою маленький секрет: писать городские пейзажи я начал потому, что у меня просто не было своей мастерской. Была бы своя студия, то спокойно бы в ней рисовал натюрморты. А так… можно сказать, городские дворы меня просто приютили. При этом ходить далеко не хотелось. Да и зачем? Если обратите внимание на сюжеты моих работ, они все написаны в центре, недалеко от училища: улицы Большая Красная, Горького, Муштари. Казань — вот она… тёплая, летняя. Только рисуй!

Галерея

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев