Размах и необъятность

Александру  Славутскому — 75

Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии — об одной из самых ярких театральных фигур современности на страницах «Казани» рассуждает московский театровед Валентина ФЁДОРОВА.

В феврале 1994 года на афишах Качаловского театра впервые появилось имя Александра Славутского. От нового главного режиссёра тогда ждали чуда, ведь ему пришлось взять на себя ответственность за судьбу русского театра в Казани, когда тот переживал, мягко говоря, непростые времена. Театр давно забыл, что такое полномасштабные гастроли, а об участии в зарубежных фестивалях и не мечтал. Первые же спектакли Александра Славутского на Качаловской сцене — «Ревизор» Н. В. Гоголя, «Плутни Скапена» Ж.‑Б. Мольера, «Семейный портрет с посторонним» С. Лобозёрова — не только вернули зрителя в зал, но и явили новый облик театра: говорящего на современном театральном языке, со слаженным актёрским ансамблем, тандемом мощной режиссуры и сценографии.
За годы работы в разных коллективах, за почти тридцать лет существования в Казанском академическом русском Большом драматическом театре имени В. И. Качалова Александр Славутский создал свой художественный мир.
Его почерк не спутаешь, его приёмы узнаваемы. Это почерк признанного мастера, особенности творческой манеры, выработанной десятилетиями. Это как у больших живописцев — набор выразительных средств, которые видоизменяются при встрече с новым материалом для того, чтобы проникнуться замыслом автора, раскрыть его, сказать своё слово, которое тесно связано с сегодняшним днём, с актуальными проблемами современности.

Присвоение театру звания «академический». 1996
Он умеет ставить, он умеет учить, он умеет собирать самые разнородные элементы в единое целое, в спектакль, который звучит необыкновенно актуально здесь и сейчас, ладно скроен и крепко сшит, поэтому десятилетиями остаётся в репертуаре, наполняясь новыми смыслами.
У режиссуры Александра Славутского удивительное свойство — его спектакли не «разваливаются» и не стареют. Их цементируют некая внутренняя убеждённость в правоте выбранного решения, точность высказывания, безупречность формы, эстетическая соразмерность и совершенство.
Александр Яковлевич Славутский предпочитает крупные формы, большую сцену. У него — размах, чувство сценического пространства и понимание необъятности и многогранности мира, в котором существует человек. Если обратиться к знаменитой формуле Пушкина, то можно сказать, что нашего героя интересует «судьба человеческая, судьба народная». Человек в пространстве истории. Человек и мироустройство в глобальном понимании. Человек — и конкретная государственная машина. Человек — и общество, живя в котором, индивид не может при всём своём желании отключиться, отрешиться от внешнего воздействия.
Эта масштабность заложена внутри самой личности режиссёра. И он нашёл в себе мужество в самые разные времена — и при советской власти, и в мрачную бурную неразбериху 90-х, и сего­дня остаться верным себе и своему пониманию назначения искусства.
Славутский сразу — сознательно ли, интуитивно — понял, что движение настоящего искусства находится на магистральной линии великой литературы.

Репетиция спектакля «Плутни Скапена»
Он нередко снова и снова обращается к ранее поставленным произведениям, но это не повторение, а новое осмысление, погружение в глубины известного произведения, открытие новых смыслов, ассоциаций, созвучий с быстротекущим и меняющимся временем.
Славутский исследует человека, его запас прочности. Как дотошный экспериментатор, он ставит опыты, пытаясь понять, где предел человеческих возможностей, каким становится поединок человека и обстоятельств — страшных, жестоких. Для режиссёра важно рассмотреть словно под микроскопом душу каждого, вместе с героями и зрителями поразмышлять о добре и зле, об обидах и прощении, об истинной душевной чистоте и показном благолепии, о самопожертвовании, отваге и трусости.
Уже упоминалось, что для Славутского важна огромная сцена, распахнутое в глубину пространство. Но при всём его стремлении к увеличению сценической площадки, ему всегда необходимы некие опоры, геометрия устойчивых, хоть и максимально прозрачных, но крепких конструкций.
Одно из важных слагаемых успеха режиссёра — его несомненным выигрышем стала его, как сейчас понятно, судьбоносная встреча с художником Александром Патраковым.
Их союз долог и нерушим. Их взаимопонимание и отношение к задачам искусства совпадают. Каждый из них угадывает мысли другого с полунамёками, с междометия.
Есть некая общая, объединяющая их цель — поместить действие и исполнителей в среду, которая позволит максимально раскрыть подводные течения, сокровенные смыслы происходящего.
На первый взгляд, в оформлении спектаклей Патракова много похожего. Металлические вертикальные чёрно-серые конструкции, состоящие из нескольких по­движных полупрозрачных стен — блоков, неизменно присутствуют в спектаклях Славутского. Но всякий раз расположение этих форм, плоскостей, причудливое переплетение мостиков, лестниц, переходов, ажурных дверей, использование зеркал, стёкол или их имитации создаёт новый, именно для этого произведения необходимый мир, а скупо добавленные предметы — столы, диваны, кресла, ширмы и прочие — лишь подчёркивают изменчивость и одновременно целостность пространственной конструкции, которая жёстко ограничивает построение мизансцен. Пространство может казаться цельным, замкнутым, мрачным, но оно обязательно размыкается, становится подвижным. Мир спектаклей не имеет границ, он текуч, изменчив, человек теряется в этом лабиринте существующих, кажущихся прочными, но, тем не менее, подвижных стен, словно играющих с человеком, ограничивающих его свободу и дарующих неожиданные выходы… Пространство также живо и самодостаточно, как и мир, в котором существуют персонажи того или иного спектакля. Жизнь конкретного человека в таком пространстве рождает множество дополнительных смыслов и возможностей.

Скрипач на крыше
Так выстраивается свой, особый, узнаваемый и всякий раз ошеломляющий мир спектаклей Александра Славутского — вроде бы лёгкий, воздушный, проницаемый, подвижный (часто конструкции и мебель на колёсах, что даёт возможность быстрой и убедительной трансформации). И в то же время структурированный, что позволяет спектаклю существовать в жёстком, заданном до мельчайших деталей, продуманном рисунке, который сохраняет главную мысль, основную идею постановщика. Ту самую, ради которой постановщик обратился к тому или иному произведению.
Славутский не терпит пестроты. Белые, серые, чёрно-серые костюмы, приглушённая гамма одежды персонажей. И если появляется цвет — как, например, ярко‑красный плащ в «Драконе», то это цветовое пятно становится мощным эмоциональным акцентом.
Умеющий выстроить массовые сцены, развести многофигурные мизансцены, Славутский никогда не теряет главной мысли и умеет блестяще работать с крупными планами. Рисунок движения массовки становится изысканной пластической композицией. Определённость, завершённость — и вместе с тем текучесть, изменчивость — палитра выразительных средств, на которой строится спектакль, завораживает продуманностью и целесообразностью, которая и приводит к раскрытию основной темы.

Ревизор
Славутский-постановщик органично сосуществует со Славутским-педагогом. Он выпустил 2 актёрских курса, сумел превратить труппу в единый организм, привить всем, участвующим в спектаклях, чувство стиля и понимание специфики художественного метода постановщика.
Славутский с удовольствием работает на контрастах. 
Одной из важных составляющих его работ является гротеск, сдвиг привычных реалистических жизненных форм. Он никогда не забывает, что творит на сцене особый, завораживающий мир новой реальности, и этот необычный ракурс, смещённый угол зрения оказывается невероятно действенным и художественно состоятельным, убедительным.

Он предельно внимателен к деталям — канделябр, платок в руке, бокал, шпага или пистолет, букет, украшения на женщинах — для него нет мелочей. Каждая деталь на сцене приобретает иной объём, она необходима для создания и образа и персонажа, и сцены, и спектакля в целом.
Всякий раз, когда наступает тишина в переполненном зале Качаловского театра и раздвигается зелёный бархатный занавес, сердца зрителей замирают в ожидании чуда. Каждый спектакль, уверена, снятый на плёнку, заслуживает «персонального» театроведческого разбора, потому что становится школой мастерства, увы, почти утраченного сегодня молодыми в погоне за сиюминутным успехом и хайпом.
Александр Яковлевич Славутский за свою долгую творческую жизнь поставил в столице один спектакль — по произведениям любимого и почитаемого им М. Зощенко «Уважаемые граждане» в Театре им. Станиславского. Последовал успех, предложение возглавить театр, но он отказался. В его биографии были Челябинск, Чита, Новокузнецк, Ростов-на-Дону и вот уже четверть века — Казань. И все­гда — зрительский успех, взлёт коллектива, смелые постановки, театр, становящийся центром притяжения не только города, но и региона.
Подводя предварительные итоги накануне юбилея, с уверенностью можно сказать, что Славутский — один из ярчайших представителей российской режиссуры. Он всю жизнь работает в театрах России, порой — в дальних регионах, придавая вверенным ему коллективам столичный блеск и размах, обеспечивающие высочайший художественный уровень, культуру, знакомя с самым современным театральным языком.

Пиковая дама
Александр Славутский из породы создателей «театра для людей», для той самой публики, которая включает в себя и городскую интеллигенцию, и потребителей мыльных опер и нескончаемых детективов, и учеников, которым надо смотреть по «программе», а смотреть всё-таки привычнее, чем читать, и рядового обывателя в лучшем смысле слова, который в ряду прочего считает необходимым посещение театра, и тех, кто любит пофилософствовать и задуматься о судьбах мира и логике истории для тех, кто хочет развлечься, хорошо отдохнуть, полюбоваться на красивую «картинку», восхититься обаятельными женщинами и настоящими мужчинами. Но это не значит, что создаётся театр на потребу. Нет, создаётся театр, который слушает и слышит своего зрителя, знает его, учитывает его интересы, делает его своим союзником, не отказываясь от эксперимента, постановки серь­ёзных художественных задач, исподволь воспитывает тех, кто приходит в зрительный зал.
В одном из интервью Славутскому задали вопрос:
— Вы любите своего зрителя?
— Конечно, — ответил он. — Если человек пришёл ко мне в зал, я его априори люблю и благодарен ему. Без зрителя нет театра.
И при этом, за четверть века Славутский воспитал своего зрителя — умного, доброжелательного и строгого, который обязательно увидит то главное, что есть в спектакле. Не случайно в театре почти стопроцентная заполняемость.
Он понимает свою миссию — пропаганда русской культуры и сохранение русского языка — сегодняшнего, разговорного, даже «замусоренного», но тоже являющегося частью истории его развития и того, великого языка классики, к которой он не раз обращается.
В спектаклях Александра Славутского нет ставшей такой привычной скороговорки.
Вместе с героями пьес и артистами он тщательно проживает, отживает, исследует каждую ситуацию. Он ценит каждый миг бытия — с его красотой, жестокостью, абсурдностью, весельем, нежностью. В нём нет столь модного сегодня нравственного релятивизма. Напротив, Славутский, не боясь показаться немодным, чётко демонстрирует, прокламирует, озвучивает свою шкалу нравственных ценностей, не боится обозначить, назвать, что такое хорошо и что такое плохо.
Славутский чтит традиции вахтанговского театра-праздника. Он также глубоко воспринял пёстрый, внятный, увлекательный и серьёзный театр Андрея Гончарова. Для Александра Славутского психологический театр, школа Станиславского — не просто красивая фраза, а то, что заложено в фундаменте выстроенного им театра. 
Для Александра Славутского театр не место работы — место Служения. Верного, истового, честного.
И для актёров Казанский Большой драматический театр — дом в лучшем смысле этого слова. 

Фотографии предоставлены театром