Беседы бельканто об опере с Алексеем Тихомировым

Накануне дня рождения Фёдора Ивановича Шаляпина об опере, её зрителях беседуют знаменитый оперный бас, солист московской «Геликон-Оперы», лауреат премии Москвы и конкурса вокалистов имени Галины Вишневской, казанец, выпускник Казанской консерватории Алексей Тихомиров и Марина Подольская.

— Алексей, моя благодарность техническому веку! Без него до вас не дотянуться,— планета хоть и круглая, и все дороги на ней ведут в… Кстати, куда ведут все ваши дороги? 

— Дороги, действительно, очень разные, и ведут они, увы, чаще на западную сцену. Там больше работы, театры, режиссёры, коллеги давно и близко знакомы, налажен быт, утончённый зритель, новые трактовки старых опер, достойные гонорары. Но есть российские театры, в которые всегда возвращаюсь выступать, а по ним и любимые мои города Москва, Петербург, Екатеринбург, Новосибирск, Красноярск, Иркутск и, конечно, моя родная Казань. Тут мои родители и учителя, родина моя.

— Русский бас за рубежом становится знаменитым после успешного исполнения партии Бориса Годунова в опере Модеста Мусоргского — так высока шаляпинская, кстати, планка мастерства нашей вокальной школы. По этим меркам вы давно знаменитый русский бас. Где довелось спеть Бориса Годунова?  

— Первый мой Борис Годунов состоялся в 2006 году в московской «Геликон-Опере». Эту постановку я несколько лет пел в Москве, Тель-Авиве, Опере Масси во Франции, в итальянском Реджо-Эмилии, эстонском Сааремаа, венгерском Мишкольце, болгарской Софии. В 2010 году в Бельгии была выдающаяся постановка в Королевской опере Льежа, в 2011-м в Чили в Опере Сантьяго и в моём родном Центре Галины Вишневской. В следующем году — «Борис Годунов» в Екатеринбургском театре оперы и балета, в 2014-м — в польской Познани, в 2015-м — чудесная постановка Петрико Ионеско в Марселе, дирижировал Паоло Арривабене. В Новой Опере в Москве Бориса я спел в 2016 году, в Красноярском театре оперы и балета — в 2017-м. В следующем году — «Борис Годунов» в Новосибирском театре оперы и балета и в Большом театре Женевы в Швейцарии с режиссёром Матти­асом Хартманом и дирижёром Паоло Арривабене.  

— Немало! Я насчитала одиннадцать ваших партий царя Бориса Годунова в различных постановках!  

— Все были разные. 

— Какая из них самая важная для вас?  

Рихард Вагнер. «Золото Рейна». Фазольт — Алексей Тихомиров. 
Женева, Большой театр. 2019 

— Люблю постановку в Центре оперного пения Вишневской. Её корректировала и правила сама Галина Павловна. Работа с ней над партиями навсегда в моей душе. Счастье быть настоящим учеником Вишневской! Но лучшая постановка Бориса в мире — это старая в Большом театре и в казанском оперном. Она неприкосновенна. 

— Давно собираюсь обсудить с вами оперного «Бориса Годунова». Масса размышлений в связи с этим возникли после «Бориса Годунова» в Центре оперного пения Галины Вишневской. До этого в моём арсенале зрителя были спектакли в Большом театре, куда мама нас частенько водила, и в казанском оперном от Василия Жаркова до наших дней. И вдруг то, что я встретила у Галины Павловны на её небольшой сцене, потрясло,— надолго закачалась земля под ногами. Мыслями возвращалась назад, в плачущий зрительный зал, замерший вслед за последним аккордом оркестра, и пыталась понять, почему это новое воплощение хорошо знакомой классической оперы не отпустило, пригвоздило к аскетичной сцене с юными артистами. Почему?

Настоящее искусство впитывает время, события и приметы своей эпохи, наполняется ими, чтобы всё это трансформировать и потом в символической форме излучать зрителям. Это не новость, это понятно. Поставить классическую оперу в театре — большое искусство. И оно неизбежно отражает своё время.

Это хорошо видно по постановкам «Бориса Годунова». По ним легко определить эпоху нашей страны. Если хотите, эта опера — тест российских эпох. Полтора века зрители и власти раз за разом принимали нужного им царя Бориса и отвергали ненужного, непонятного или опасного.

Первые постановки «Бориса Годунова» в Петербурге 1873 года и в Большом театре в 1888 году, скромно скажем, не имели успеха. Конечно! Опера тогда была развлечением элитарным. А кому из состоятельных и образованных людей мог понравиться финал «Бориса Годунова», за которым сразу же, с последним дыханием убитого царя, начинались величайшая российская смута, позор, череда предательств и бессилия правящей верхушки страны? Что, аплодировать этому? Тем более, что на улицах за стенами театра вовсю уже орудовали социалисты, народовольцы и прочие революционеры, и Государь Александр II Освободитель уже несколько лет как был ими зверски убит. Не состоялась тогда опера Мусоргского. Не пришло время.

На рубеже столетий Фёдор Шаляпин дал «Борису Годунову» новую, по сути, первую настоящую сценическую жизнь на российских столичных сценах. Но триумф в этой роли ждал певца в 1908 году в Париже во время дягилевского Русского сезона. Там роскошь декораций и костюмов, триста статистов на сцене поразили французов, а русский бас просто привёл их в экстаз. И ни одного человека не обеспокоила скрытая в сюжете неудачная история далёкой страны. Бориса Годунова Фёдор Иванович пел почти на каждых гастролях, а исколесил он всю планету. Кого играл он для иностранцев в этой русской опере? Раскаивающегося грешника? Придавленного властью неудачника? И изменился ли его царь Борис после 1922 года, когда без гнёта царской и большевистской цензуры можно было показать несчастную судьбу России и оплакать её? Шаляпин в СССР был под запретом, с 1922 года никто не знал, что он там, «за бугром», выделывает на сцене, развлекая мировую буржуазию.

«Борис Годунов» долго потихонечку звучал в театрах на окраинах СССР — Свердловск, Тбилиси, Ташкент… Но время делало своё дело. В 1948 году, через три года после героической победы СССР в войне с фашизмом, в Большом театре режиссёр Леонид Баратов и художник-постановщик Фёдор Федоровский вновь поставили «Бориса Годунова». Ориентированная на социальный заказ Сталина, работа очень вождю понравилась. Помпезная, имперская, гигантская, с царём в сверкающих золотошвейных нарядах в каменьях и серебре (только царские бармы весили семнадцать килограммов), с величественными перспективами Московского кремля, по канону одетым духовенством и статными боярами, с большим хором, колоколами, эта постановка показала друзьям и недругам СССР, как легко в России расправиться с царём, попами, только что в параде алле прошедшими по сцене, и как могуч теперь великий Советский Союз. Жалкий, сумасшедший царь-грешник не способен управлять большой страной. Голодный народ у него просит хлеба. Понятно, что для общего блага такого царя нужно немедленно свергнуть. Неважно, в Московском ли кремле, в доме ли Ипатьева в Екатеринбурге прольётся его кровь.

В СССР эта «правильно» поставленная опера Модеста Мусоргского вдруг мажорно зазвучала гимном цареубийству и борьбе за победу пролетариата. Всех именитых иностранных гостей СССР власти водили в Большой на «Бориса Годунова». Советские зрители бурно рукоплескали финалу оперы, так же страстно, как на съездах и конференциях ВКП(б), если в президиуме появлялся Сталин. Сталин озолотил постановщиков оперы, и она по сей день идёт в Большом театре и ещё кое-где практически без изменений.

У Галины Павловны другое. В её театре сыграли в «Борисе Годунове» не роскошь царского двора, не жажду царёвой крови ради светлого будущего народа, а несчастье российской смуты, испокон губившее, не дававшее стране богатеть, стоять накрепко среди врагов. Как ни старайся, власть в России ведёт царя или к смерти, или к позору. А что народ? А народ терпеливый. Молится. И молча льёт слёзы в финале оперы над убиенным царём. Алексей, я очень длинно, да? Маленькая преамбула к моему следующему вопросу.  

— Каких Борисов Годуновых играли вы? Ведь все были разные.  

С Риккардо Мути. Исполнение 13-й симфонии Дмитрия Шостаковича. Чикаго. 2018
 

— Да! Все были разные. Я играл и невиновного царя, и виноватого, и раскаявшегося, и в русских царских нарядах, и в вариантах католических одежд, и в современной пиджачной тройке. Режиссёры каждый по-своему или нащупывали параллели с нашим временем, или напоминали, как стабильны, веками живучи основные схемы человеческих взаимодействий. Кто из них оказался ближе к истине? Неизменной во всех постановках была одна правда — музыка и текст двух великих россиян. Это вне времени.

    — Алексей, складывается впечатление, что вы поёте в основном царя Бориса, каждый год одна-две новых постановки…

— Бориса русский бас обязан петь. Но кроме этого за минувшие пять-шесть лет было множество исполнений и ролей в разных театрах на разных языках, до девяти-десяти ежегодно.  

— Можно назвать главное для вас событие этих лет?  

— Исполнение и запись компакт-диска 13-й симфонии Дмитрия Шостаковича «Бабий Яр» с Чикагским симфоническим оркестром под управлением Риккардо Мути.

— Этот величайший дирижёр работает с вами не впервой. Почему советская музыка заинтересовала Маэстро?

— С Мути мне привелось исполнить несколько опер, реквиемов, месс и «Стабат Матер». В Чикаго с Маэстро в этот раз я впервые делал русскую музыку. Насколько глубок этот дирижёр, можно судить по тому хотя бы, что перед началом нашей с ним работы он съездил на Украину, чтобы самому увидеть трагический овраг на окраине Киева, место массового расстрела фашистами евреев. Не случайно Риккардо ощутил так тонко музыку Шостаковича и русские слова Евгения Евтушенко. За пределами СССР он первый исполнитель симфонии в мире.

Сразу после премьеры в Москве в 1962 году и в Минске в 1963 году симфонию власти запретили. И тогда друзья Шостаковича передали Риккардо Мути микрофильм с фотографиями всех её партий и голосов,— кто-то подсунул под дверь гримёрной комнаты Мути в Ля Скала. Маэстро рассказал мне это с горечью и гордостью, ибо ему доверил композитор судьбу своего великого произведения. Мути всё разучил с оркестром и исполнил симфонию в Италии. Солировал Руджеро Раймонди.

Я встречался пару лет назад с Раймонди в Монако, он приходил на премьеру «Разбойников» Верди, где я пел графа Максимилиана Мура. Мы много говорили с ним о том времени и его исполнении «Бабьего яра». Я пообещал Руджеро в 2021 году на мою постановку «Бориса Годунова» в Монако привезти подарочный диск с новым исполнением «Бабьего Яра». Получается, что за рубежом наше исполнение с Риккардо Мути 13-й симфонии Шостаковича стало вторым в её истории.

— Вы поёте с ведущими оперными режиссёрами планеты. Чем каждый из них интересен для певца? 

— Режиссёр интересен певцу видением спектакля. С Петрико Ионеско я работал над Борисом в Марселе после того, как он поставил этот спектакль с Гяуровым, Христовым, Раймонди, Фурланетто. Было приятно ­услышать от маэстро похвалу и слова отцовского уважения. Я с большим чувством благодарности и с ка­кой‑то неистовой отдачей работал в его постановке.

— Судя по прессе, французская публика вознаградила вас царскими овациями.

— Кстати, с великим итальянским басом, мировой звездой Ферруччи Фурланетто в 2011 году мне выпала честь спеть в Большом партию Пимена, а он исполнял Бориса. А в ноябре 2019-го мы встретились на спектакле «Евгений Онегин» в государственной Венской Штаац‑опере и долго обсуждали тот спектакль в Москве. Ферруччи вспоминал его как один из самых значимых в его жизни. Он сказал, что постановка в Большом «Бориса Годунова» — лучшая из всех на мировых сценах. Наши мнения в этом полностью совпадают.

Режиссёр шотландец Пол Каррен, балетмейстер в прошлом, знает законы сцены и правильно объясняет артистам их задачи. Прекрасно говорит на нескольких языках, и русском. Очень интересно было с ним исполнять Вагнера. «Летучий Голландец» в его постановке мне близок брутальностью и мужеством. В этой постановке декорации кораблей в конце оперы просвечивались насквозь, и артисты хора играли призраков с корабля Голландца. Зал был изумлён этой находкой.

Американец Девид Олден,— я участвовал в его постановках «Хованщины» в Антверпене в 2014 году и в Лионской опере в 2011 году в «Луизе Миллер» в партии монстра Вурма,— своеобразный режиссёр со своим видением. Он доверяет певцам, даёт им играть на сцене. В его постановках это основа. Похожий опыт с моим шефом в «Геликон-Опере» Дмитрием Бертманом. Любимец артистов хора всего мира и великих наших Хворостовского, Бородиной, Нетребко. Ну, и мы, подрастающее поколение, тоже! Дмитрий Александрович даёт на сцене и много задач, и долгожданную свободу актёру. Такая работа в удовольствие!

Сейчас я спел премьеру «Хальки» Станислава Монюшко в театре Андер Вин, где одну из главных партий пел Пётр Бечало, замечательный певец и актёр, звезда оперы, очень добрый, лишённый в отношениях с коллегами «звёздности». Так вот, он делал с Бертманом в начале 2000-х постановку «Так поступают все» Моцарта. Мир оперы тесен. У Дмитрия Александровича замечательная труппа в Москве, понимающая его с полуслова.

Очень востребованный режиссёр на Западе Дмитрий Черняков тщательно, детально репетирует. Хор в Большом очень любит его за точное распределение ролей. Зачастую каждая секунда расписана, как в кино. Колоссальный труд, пара месяцев репетиций. Но свободы этот режиссёр никому не даёт. Его стиль — точное повторение его замысла и рисунка. Я делал с ним «Руслана и Людмилу» в Большом. Очень похож на стиль Мариуша Трелинского. В Вене прошла с большим успехом его постановка «Халька». Польский кинорежиссёр сделал экшен в опере. Репетиции шли два месяца. Движущийся круг на сцене с разными комнатами — киношный трюк, как будто камера следует за героем, а он бежит или идёт, всё время оказываясь при этом напротив зрителя. Но круг вращается, и артист входит в следующую дверь, в коридор. Очень интересно. И драматически всё выстроено сильно!  

Шарль Гуно. «Фауст». «Серенада Мефистофеля». Москва, Новая Опера. 2017. Фото Н. Кирилловой

— Интересны ваши работы последних лет…

— «Водник» Антонина Дворжака в 2013 году в Большом театре Женевы и в следующем году в Монако, Монте-Карло. Ещё в 2014 году Рамфис в «Аиде» Верди в Берлинской Немецкой государственной опере, Тимур в «Турандот» Пуччини в муниципальном театре Сантьяго Чили, Досифей в «Хованщине» Мусоргского во Фламандской опере Антверпена, Гент в Бельгии в 2014 году. В 2015-м Царь Тоас в «Ифигении в Тавриде» Глюка в Большом театре Женевы, Борис Тимофеевич Измайлов в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича в Оперном театре Монте-Карло, Собакин в «Царской невесте» Римского-Корсакова в Филармонии-2 Парижа. Самуэль в «Бале-маскараде» Верди в Израиле с филармоническим оркестром Тель-Авива, Боттом в комической опере «Сон в летнюю ночь» Бенджамина Бриттена в Большом театре Женевы. 

— Вы работаете с ведущими оперными дирижёрами нашего времени, среди которых Риккардо Мути, Зубин Мета, Паоло Арривабене, Михаэль Гюттлер, Дмитрий Юровский. Не менее знамениты режиссёры‑постановщики ваших спектаклей. Что принесли три минувших года?  

— Разные партии и оперные сцены — в Антверпене, Сантьяго, Познани, Сан-Паулу, Гамбурге, Брюсселе, Мадриде, Стокгольме, Женеве, Дюссельдорфе и много где ещё.  

— В России где-то поёте?  

— Да! С радостью пою в любимой «Геликон-Опере», в Новой Опере в Москве, в Михайловском театре Санкт-Петербурга, в оперных театрах Екатеринбурга, Красноярска, Новосибирска.  

— Чем-то отличаются российские и зарубежные зрители?  Постановка опер — коммерция со своими методами работы. Сколько за рубежом держится постановка? Как часто театрам приходится в неустанном марафоне ставить новые постановки? Бывает ли, что постановка оперы за рубежом идёт шестьдесят лет в неизменном виде?  

— Публика ни в России, ни на Западе теперь не отличается знанием оперы. Хорошо, если четверть зала что-то представляет об идущем на сцене, переживает за героев, ждёт любимые моменты. Немудрено, что зрителя нередко обманывают, подсовывают постановки одноразовые, с распиленным постановщиками бюджетом. И быстренько оперу снимают и принимаются за новую. В редких случаях постановка имеет успех и продолжение в других театрах и странах. О, знаю, чем отличается оперный зритель на Западе от нашего. Там ради автографа не ввалятся в гримёрку певца с программкой спектакля или куском салфетки из бара, как это бывает у нас... Там принято заранее в кассе театра купить фотографию певца и с золотым маркером в руке дожидаться его выхода в фойе для автографов. Это ритуал. С большим уважением к оперному искусству относятся австрийцы, японцы, немцы, французы, итальянцы. Петь им очень приятно.  

— Вас, случайно, не узнают уже на улицах где‑нибудь в Женеве или Монте-Карло? Вы там частенько…

— Вы знаете, да, узнают! В Европе. В России меня мало знают. А во Франции даже в аэропорту подходят за автографом или просто поздороваться, рассказать о своём впечатлении от моей партии, хвалят, некоторые очень хвалят. Запросто. Только что в Вене в подземке мужчина с семьёй подошли и поздравили с прошлогодней премьерой с моим участием, на которой они побывали. В Дюссельдорфе наши эмигранты в музее узнали во мне моего персонажа оперы. Очень часто на улицах встречают фанаты оперы. Это, оказывается, приятно! 

Дмитрий Шостакович. «Катерина Измайлова»
Борис Измайлов — Алексей Тихомиров. Муниципальный театр оперы и балета Болоньи. 2014

— Бориса Тимофеевича в опере Шостаковича «Катерина Измайлова» или, по-старому, «Леди Макбет Мценского уезда» вы исполнили не раз.

— Я спел её прежде всего в Геликоне. Бертман этот спектакль недавно записал на канале «Культура», его скоро покажут. Потом пел Бориса Тимофеевича в Монако и Чили, скоро спою в Мехико. Эту партию грозного свёкра Бориса Тимофеевича я спел в постановке потрясающего режиссёра Марсело Ломбардеро, создавшего фильм-оперу. Публика наблюдала за действием затаив дыхание. Кстати, эту постановку мы повторили в Чили. Но произошёл конфуз, и было ужасно жалко режиссёра — забастовали в театре монтировщики, осветители, звукотехники, гримёры, костюмеры, и мы были вынуждены сыграть на премьере концертный вариант. У режиссёра в глазах стояли слёзы, ведь труппа проделала огромную работу, и всё напрасно. Марсело улетел до премьеры. Но мы не подвели его, сыграли так, как он поставил на сцене, и публика осталась довольна. Если вдруг я ещё раз встречусь на сцене с Марсело, мы обязательно сделаем дополнительный вариант его постановки. И если у нас отберут оркестр и хор, на ложках сыграем эту замечательную «Леди Макбет». 

— Вот, нашла чилийскую прессу о том спектакле без декораций и света в Муниципальном театре Сантьяго.

«Алексей Тихомиров в роли Бориса Измайлова, продолжая великую традицию русских басов, показывает нам патриархального деспота, циничного, полного предрассудков того времени. Его яркий, мягкий и красивый голос, с хорошим центральным и нижним регистром, звучит в нужные моменты резко и пронзительно. Его власть на сцене невероятна,— харизматичный, талантливейший актёр, Алексей завоёвывает симпатии публики с момента выхода на сцену. Это было тем более очевидно при отсутствии вспомогательных средств (костюмы, освещение, декорации). Он продемонстрировал виртуозное владение мимикой, пластикой, умное и щедрое использование своих физических данных, буквально наполняя собой сцену. Особенно впечатляют сцены наказания Сергея, а также смерть Измайлова от отравления. Всё это заставило публику искренней овацией признать в нём, в некотором смысле, главного героя».

Алексей, бывало ли, что в прессе вас ругали?

— Пока миновало.

— С удовольствием признаюсь вам, что «Онегина» в Национальном оперном театре Токио в недавней постановке Дмитрия Бертмана смотрела много раз. Спасибо Интернету! Все исполнители до одного были хороши! Как весело, шутя Дмитрий Бертман соскрёб, вернее, легко сдул позолоту старинных транскрипций этой нашей любимейшей русской оперы с её простой геометрией любовных треугольников, и она вдруг наполнила сознание и подсознание трепетом любви, нелюбви, ошибок исправимых и неисправляемых, пульсацией венок у виска, дрожанием веера в руке, молчанием,— жизнь. Японцы пели и играли совершенно по-русски. А ваш Гремин просто герой‑любовник, ласкающий у всех на глазах жену. Именно ей он шептал, ворковал, что любви все возрасты покорны, а не Онегину и залу с криком во всю силу горла. Правильно Татьяна сделала, что после такого Гремина прогнала Онегина. Кто он ей? «Учитесь властвовать собою… К беде неопытность ведёт…». У кого учиться? У него? Сам бы научился отвечать за благополучие близких. Гремин деревенскую пугливую девочку поднял на пьедестал, дал судьбу, защиту, опеку. И, наконец‑то, в постановке Бертмана и вашем исполнении прилюдно показал утончённость своих чувств. Не Скалозуб.  

— Японцам очень понравилась классическая постановка Бертмана. Как сказал Дмитрий Александрович, искусство развивается циклично, и возврат к классике неизбежен. Кто первый из режиссёров это осуществит, опередит всех. В Токио мы показали потрясающие классические костюмы Татьяны Ту­лубьевой, художника по костюмам из «Геликон-Оперы». Её супруг Игорь Нежный — художник по декорациям. Дирижёр Андрей Юркевич очень достойно представил русскую музыку. Я с ним с удовольствием работал в Чили в «Турандот» и очень рад был новой работе. С Андреем в Токио мы «залипли» в магазине для рыболовов, два рыбака!!! Мой генерал Гремин, действительно, произвёл впечатление на японскую публику. Долгими овациями после арий благодарили всех героев оперы и постановщиков. И сразу после первой премьеры руководство Национального оперного театра Токио предложило мне спеть Бориса в 2022 году. Режиссировать будет Мариуш Трелински, режиссёр «Хальки» в Вене. Мы уже в разработке концепции спектакля, ведём переговоры. 

— Вы — обладатель изящного чувства юмора, активного. Это редкость. Шутка, розыгрыш так и рвутся из вас. Но басовые роли почти все если не нравоучительны, то трагичны. Те немногие партии, где в опере бас смеётся и смешит, они у вас удачны. Это из-за вашей природной способности к шутке? 

Пётр Чайковский. «Евгений Онегин». Гремин — Алексей Тихомиров, 
Татьяна — Евгения Муравьёва, Онегин — Василий Ладюк. Токио, Новая национальная опера. 2019. 
Автор фото: Масахиако Тераши  © Masahiako Terashi/New National Theatre, Tokyo

— Действительно очень люблю шутить и радуюсь, когда вокруг ценители юмора. Очень много сценических баек я в оперных кругах рассказываю. Кстати, в басовом репертуаре немало комедийных партий,— Варлаам, Фарлаф, Дон Базилио, Дон Паскуале, Лепорелло, Боттом. Всех спел.

— А царь Додон в «Золотом петушке»! Вы спели его в последние годы в нескольких постановках, и всё очень-очень смешно.

— Царя Додона я впервые спел в Бельгии в театре Ля Монне в 2015 году. Режиссёр Лоран Пели придумал чёрно‑белый мульт­фильм-оперу. Всё действие происходило на кровати, любимом месте лежебоки Додона. Потом я повторил эту постановку в королевской Реал Опере в Мадриде. Затем была бертмановская постановка в Дюссельдорфе и Москве. И недавно мы с «Геликоном» поставили в Иркутске «Золотого петушка». Нам дали полную свободу,— режиссёр Елизавета Корнеева доверяла своим артистам. Губернатор попросил переставить «Петушка», уж больно злободневен сюжетец. «Золотой петушок» Бертмана очень живой, по душе мне этот спектакль, много игры и юмора.

Мой Боттом в Женевском театре в 2015 году — персонаж шекспировского «Сна в летнюю ночь» и композитора британца Бенджамина Бриттена, близкого друга Ростроповича и Вишневской. Ставила известнейшая немецкая киноактриса Катарина Тальбах. Дирижёр американец Стивен Слоун. Мой герой перевоплощался в середине оперы в осла. Для этого механик разработал механическую голову с живой мимикой,— двигались веки, нос, уши, открывался рот, высовывался язык. Пришлось самому этим управлять, и петь, танцевать, играть. Прямо голливудский трюк провернул на спектакле. Температура в ослиной голове быстро росла, было очень тяжело управляться с дыханием. Пришлось ещё и поработать над британским произношением шекспировского текста, что удалось, потому что очень помогает музыкальный слух. В начале репетиций Стивен Слоун меня невзлюбил. Прошёл месяц, и он пригласил меня на ужин, где признался, что был неправ и хочет загладить вину парой стаканов шотландского скоча в моей компании. На премьере зал хохотал без передышки.  

— Впереди день рождения Фёдора Ивановича Шаляпина. Вы родились и выросли, как и он, в Казани, бегали мальчишкой по тем же улицам, студентом Казанской консерватории регентовали в храмах, где он подростком пел в хорах. На оперных сценах планеты вы исполняете басовый и, неизбежно, шаляпинский репертуар,— не так велик выбор этих партий. И, конечно, Фёдор Иванович для вас кумир. Басы везде считают его своим кумиром. Скажите, вы никогда не фантазировали на предмет вашей встречи с Шаляпиным? Представьте, вы в Париже на авеню Д’Эйло, пришли к певцу с поздравлением ко дню Ангела, или на Пасху, на Рождество, неважно. Цветы, подарки, разговоры о театре, водочка в запотевшем лафитничке, казанские байки. И вдруг хозяин просит спеть для него тет-а-тет, вы вдвоём. Что споёте?  

— Ох!.. Это очень трудно, спеть ему! Может быть, спел бы «Прощай, радость» или «Вниз по Матушке по Волге»... Я же волжанин, как и он, и рыбак. Хотя не знаю, смог ли бы при нём открыть рот… Сидел и слушал бы. Шутил бы, наверное. А порыбачил бы с ним с радостью. Недавно довелось исполнить роль Шаляпина в драматической пьесе «Шаляпин и О’Нил» Амины Жаман про нью-йоркскую несбывшуюся встречу Шаляпина и О’Нила. В пьесе по времени американские гастроли и последние годы жизни Шаляпина. Я много думал, какую песню запел бы Фёдор Иванович, и включил в спектакль «Глухой неведомой тайгою»: «Там далеко за тёмным бором оставил Родину свою, оставил мать свою родную (подразумевая Россию), детей, любимую жену... Умру... В чужой земле зароют. Заплачет маменька моя. Жена найдёт себе другого (это опера жена), а мать сыночка никогда!» (Россия-мать).

И о водочке в запотевшем лафитничке… Подошёл ко мне в Монте-Карло после спектакля человек, сказал, что он выпускает водку, и говорит: «Вижу вывеску перед гримёркой «Тихомиров», почти как наша водка «Титомиров». Случайность, конечно, но на моей фотографии в театре написали «Алексей Титомиров». Принёс бы такую бутылку к Фёдору Ивановичу.

— Алексей, спасибо вам за долгую беседу. Все дороги ведут в Рим, и далее по всем лучшим оперным сценам планеты. А ваша Казань по-прежнему вас ждёт. Тут ценят настоящую оперу.