ЧЕЛОВЕК В ИСКУССТВЕ
Нас с Калагановым и Олю Калмыкову поселили в театре. Рядом находился костюмерный цех, даже не цех, а склад, где летали тучи моли.
В то время продавали журнал «Кругозор», в который вкладывались гибкие пластинки голубого цвета. В одном из номеров была и пластинка с песней Полоскина, а на обороте этого гибкого диска - песня про боевых командиров. Как‑то я оказалась на гастролях без Саши, приезжаю и вижу на оконной раме голубую бабочку. Она была аккуратно вырезана из пластинки.
Зоя Петрова играла Аню‑алкашку. В ночной рубашке, на платформах, в плаще и с бутылкой… Милиционеры, когда пришли в первый раз, всерьёз спрашивали: «Где вы эту алкашку взяли? Так убедительно играет!» Потом увидели за кулисами разгримированную актрису, стали узнавать, здоровались, приглашали в гости в разные города. Это были не просто милиционеры, а из офицерской школы.
Чистый анекдот
Журнал "Казань", № 6, 2014 Нина Ивановна Калаганова 11 июня отметила свой юбилей. Семьдесят. Но ей никто не даст этого возраста. Актриса полна оптимизма и с интересом принимается за новые проекты. В Казанском ТЮЗе заслуженная артистка Республики Татарстан Калаганова творит сорок четыре года! Двадцать лет преподаёт в университете культуры и...
Журнал "Казань", № 6, 2014
Нина Ивановна Калаганова 11 июня отметила свой юбилей. Семьдесят. Но ей никто не даст этого возраста. Актриса полна оптимизма и с интересом принимается за новые проекты.
В Казанском ТЮЗе заслуженная артистка Республики Татарстан Калаганова творит сорок четыре года! Двадцать лет преподаёт в университете культуры и искусств. Может рассказать про актёров‑сталинградцев, которые приезжали в Казань во время войны. Про легендарных режиссёров Цейтлина, Цхвираву, Верзуба, Чигишева… С радостью вспоминает всех, с кем приходилось работать и встречаться.
Нина Ивановна ценит в людях прежде всего честность и справедливость. О своей жизни рассказывает так захватывающе, словно плетёт кружева. И вдохновляет работать, любить, дарить добро людям!
Вот артист пошёл!
Вспоминаю анекдот, а может, и вправду так было, попробуй теперь разбери…
Артисту подарили чемодан. А он говорит:
- Ребят, спасибо, конечно, но что я в него класть буду?
- Ну как, на гастроли поедешь - костюмчик положишь, ботиночки, рубашку, галстучек.
- Ребят, а в чём я‑то сам поеду?!
Мы приехали в Казанский ТЮЗ в 1970 году к началу сезона. И нас было очень много. Я с Сашей Калагановым, Ольга Калмыкова из Петербурга, Серёжа Черноглазов и Саша Лашин из Рязани.
Целая группа молодых.
Нас с Калагановым и Олю Калмыкову поселили в театре. Рядом находился костюмерный цех, даже не цех, а склад, где летали тучи моли.Вещи нам прислали в контейнерах. Мы поехали за ними на станцию на грузовике от театра. У нас с Калагановым имелись деревянный сундук, два стула и диван, купленный в Риге. А у Ольги были тахта, пианино, кресло, большая тумбочка, телевизор… Это для нашей общей крохотной комнатушки. Всё вместе наше добро заняло полный грузовик.
В то время в театре работал Александр Николаевич Радищев, заведующий постановочной частью. Старейшина коллектива. Когда мы внушительно въехали во двор театра на грузовике, он вышел из здания и сказал:
- Вот артист пошёл!
Над нами хихикали. Хотя нам с Калагановым пришлось брать из театрального реквизита мебель для жизни: стулья, шкафчик. Кухню оборудовали в коридорчике, готовили там. Ещё в театре жили дворник и звукорежиссёр.
Так мы прожили год. Позднее всем дали квартиры.
Первая роль
Первая моя роль в ТЮЗе была в спектакле «Дом под солнцем».
Ничего у меня не получалось. Я страдала. Слышала себя, как неправильно говорю. И вдруг понимаю, что мои монологи кто‑то читает в голос в кулисе. Смотрю, это Люся Карлова.
Режиссёр Феликс Григорьевич Григорьян сказал мне: «Иди в зал. Люся порепетирует. Как только ты почувствуешь, что можешь, выходи на сцену».
Я согласилась, сидела в зале.
Очень переживала: первая роль, которую я должна сыграть, не получается.
Смотрю, у Люси не выходит одна сцена. Она играла раскрепощённую, а нужна была целомудренная. Я же в какой‑ то момент поняла, что если сейчас не появлюсь на сцене, мне надо из театра уходить. Спрашиваю Люську: «Можно, я сейчас выйду?». Она кивнула.
И у меня получилось! Все прибежали смотреть - и все рыдали!..
Вдруг Григорьян как закричит Люське: «Карлова, на сцену! - и возмущается: - Как вы могли позволить заменить себя?!»
Я стала извиняться, пыталась его перебить. А он кричал именно на неё, как только не обозвал. Меня не слышали. Я летела по фойе, выкрикивая только одно слово: «Сволочь! Какая же он сволочь!» Мат я знала, но складывать слова не умела. И кричала только это.
В этот же день я надолго заболела: простуда, бронхит, температура. В итоге выпускалась Люська.
Бузя и Сосуля
В театре всегда устраивались капустники, в каждый праздник: 8 Марта, 23 Февраля… И в дни премьер.
У нас были два работника сцены, два монтировщика - Бузя и Сосуля. Молодые мальчишки, которые играли и в массовках. Мы подготовили «Драматическую песню» по книге Николая Островского «Как закалялась сталь», где Павла Корчагина играл Саша Кокурин. На сцене висела карта мира, все персонажи выходили в шинелях и в чёрном, всё время что‑то колотили. И был помост, на котором Кокурин страстно читал свои монологи.
По традиции стали отмечать премьеру, затеяли капустник.
И тут Бузя и Сосуля устроили сюрприз. Они сыграли всю «Драматическую песню» на татарском языке. Все женские и мужские роли! Это было убойно смешно и интересно. Вот тебе и мальчишки!
Голубая бабочка
Все премьеры плавно перетекали в нашу комнату, где толковали о том о сём, хохотали, пели песни. Мы очень любили бардов: Клячкина, Дольского, Полоскина…
Ольге Калмыковой очень нравилась песня Полоскина «Я люблю, я люблю, я люблю…»
В то время продавали журнал «Кругозор», в который вкладывались гибкие пластинки голубого цвета. В одном из номеров была и пластинка с песней Полоскина, а на обороте этого гибкого диска - песня про боевых командиров. Как‑то я оказалась на гастролях без Саши, приезжаю и вижу на оконной раме голубую бабочку. Она была аккуратно вырезана из пластинки.Спрашиваю у Саши, что это значит.
Он объяснил:
- Это «Красные командиры». Оля Калмыкова слушала «Я люблю» семнадцать раз подряд. Я не выдержал!..
«Очень простая история»
На эту роль были назначены я и Зоя Петрова. Она была актрисой‑травести, совсем маленького роста, её ставили на пандус. И мы говорили главному режиссёру Чигишеву: «Как же так, лошади совсем разные?». Владимир Борисович объяснял: «Ничего, Нина Ивановна, вы у нас цирковая лошадь, а Зоя Алексеевна - пони».
Лошадь я играла слепую. Потому что это очень понравилось Владимиру Борисовичу. Мне сказали: смотреть в одну точку, на кабинет режиссёра, который находился в правом углу балкона. Ему очень хотелось, чтобы я только слышала, хотя глаза у меня всегда были открыты. Но самое ужасное, что он и Зою Петрову заставил играть эту слепую лошадь.
Петрова меня за это проклинала:
- Зачем тебе всё это!..
Мои студенты приходили на спектакль:
- Нина Ивановна, мы у вас учимся актёрскому мастерству. Вы настолько точно, подробно играете лошадь.
Я спросила:
- А вы заметили, что я играю слепую лошадь?
Студенты удивлялись:
- Разве вы слепая?
Всё же надеюсь, что в зале хоть кто‑то это понимал. Во всяком случае, Чигишев. Петрова это понимать не хотела. В конце концов Зоя перестала быть слепой лошадью. А спустя много времени мне тоже захотелось всё видеть, и я сама перестала быть слепой клячей.
Разоблачение «стриптюза»
Я играла Настю Торобову в «Доме под солнцем», когда из Ижевска на спектакль приехала моя мама. В тот день в зале сидело много курсантов. И там была такая сцена, которую называли «стриптюз». Я раздевалась, оставалась в рубашечке и ложилась спать на сцене. И говорила: «Мне скоро будет четырнадцать лет».
Мама потом рассказала:
- Ой, Нина, ты говоришь на сцене, мол, тебе будет четырнадцать лет. А мальчишки рядом со мной смеются: «Врёт, врёт. Самой уже шестнадцать».
А мне было двадцать семь!
«Звёзды на утреннем небе»
Это был великолепный спектакль! В нём стояли настоящие милиционеры по двум сторонам сцены. Начинался спектакль с того, что в зал входили милиционеры и выстраивались вокруг нашего станка с железными кроватями из сумасшедшего дома двумя шеренгами.
Их специально привезли, эти кровати.
Как‑то спектакль игрался летом в жару, один милиционер стоял‑стоял и упал в обморок, его унесли за кулисы.
Зоя Петрова играла Аню‑алкашку. В ночной рубашке, на платформах, в плаще и с бутылкой… Милиционеры, когда пришли в первый раз, всерьёз спрашивали: «Где вы эту алкашку взяли? Так убедительно играет!» Потом увидели за кулисами разгримированную актрису, стали узнавать, здоровались, приглашали в гости в разные города. Это были не просто милиционеры, а из офицерской школы.Нас всех красиво покрывали символом Олимпиады, которая прошла в Москве, этим белым полотнищем. Поднимался Мишка красивый, звучал олимпийский гимн…
Всем рекомендую прочитать эту пьесу. Её привезла в театр я, когда повышала в Ленинграде квалификацию. Мне напечатали текст без первых десяти страниц, и я их переписала от руки.
Так хотелось увидеть спектакль по этой пьесе на сцене нашего театра.
Пунш по книжке
Встречали Новый год в театре, и к нам должны были прийти качаловцы Саша Богданов и Люся Литвинова. Мы изготовили пунш по книжке. Сделали всё, как полагается: положили на решётку мандарины, апельсиновые дольки, орехи, сахар. Подожгли сахар, он горел, но веселящая жидкость и не думала капать. Тогда мы вылили в наш «пунш» коньяк, размешали половником и стали пить. Было очень вкусно.
Пришли качаловцы, и Саше нечаянно облили «пуншем» носки. Он плакал: их только что подарили ему на Новый год. Я как примерная хозяйка побежала за тряпкой, стала вытирать ему носки, пол вокруг. Девчонки почему‑то на меня обиделись, забрали бадью пунша в коридор. И стали есть фрукты ложками.
Вернулись никакие. Напиток всё‑таки удался!..
Хорошо было где? В Караганде!
Из гастролей можно выделить город Караганду. Там нам было очень хорошо. Там был режиссёр Дралюк, который о нас слышал, но ещё не видел. Он собрался к нам в гости, когда приедем. У нас было шаром покати, и я сказала: «Хорошо, проходите, только у нас ничего нет. Можно, я вас буду угощать новым чайным сервизом?»
В Караганде просыпаемся от стука в дверь в гостиницу. Открываем, стоит Дралюк с огромной коробкой пирожков и пирожных. И говорит: «Ребята, я к вам пришёл. Давайте завтракать».
Мы в Караганде начинали даже работать на телевидении. Дралюк очень хотел, чтобы к нему потом насовсем приехали, но мы отказались.
Золотой голос Робертино
Я очень любила играть Сычиху в спектакле по пьесе Глазова. Юрий Алексеевич Благов говорил: «Ниночка, играете здесь свою маму. Крестьянскую женщину».
Спектакль - на военную тему, но в тот день в голове почему‑то всё время звучал золотой голос Робертино Лоретти. Его популярность тогда зашкаливала.
Мы отыграли, я сказала свои последние слова, кланяемся. И подходит ко мне девочка. Худенькая, в брючках. Протягивает большой конверт. Мы сказали друг другу «спасибо», она ушла.
Когда после поклонов я осмотрела конверт, увидела в нём долгоиграющую пластинку Робертино Лоретти. Тогда достать такую было не просто. Я до сих пор вспоминаю эту девочку. Мне показалось, она ничего не собиралась мне дарить. Просто пришла в театр с купленным диском, и ей так понравился спектакль, что захотелось за него отблагодарить.
Мне тоже хочется отблагодарить эту девочку. Если бы она откликнулась, я была бы счастлива. А пластинка жива, до сих пор её храню и берегу.
Попытка не пытка
Раньше, когда сезон закрывался, мы летом ездили на сельские гастроли. И очень часто отправлялись в Тетюши. Там была маленькая двухэтажная деревянная гостиница, во дворе которой стояло много машин.
В очередной приезд нам предоставили по одной большой комнате для мужчин и для женщин. Мужчины выгнали нашего шофёра Колю, потому что он страшно храпел. Ему пришлось ночевать в кабине машины.
И вот однажды ночью Коля спал, а мы гуляли, купаться ходили. Когда возвращались, услышали храп и решили пошутить. Взяли помаду, на лобовом стекле нарисовали огромное сердце, пронзённое стрелой, написали: «Коля, я тебя люблю! Но ты так крепко спишь!» Воткнули в дворники колпачки от помады и ушли спать.
Утром вся гостиница проснулась от хохота, а потом раздался трёхэтажный мат. Это бушевал Коля. Он кричал, что если сейчас это никто не вытрет, он никуда не поедет. А надо было перемещаться в следующий колхоз, чтобы подготовиться к спектаклю. Играли «Попытку не пытку».
Мы так и не сознались…
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа
Нет комментариев