Екатерина Коврикова: «Рояль — как норовистый конь, своенравный, но податливый...»

Казанская пианистка Екатерина Коврикова органична в любом стиле и жанре фортепианного искусства, её выступления выделяются ярким артистизмом, виртуозным блеском, тончайшей отделкой деталей. При этом тяжкое бремя подготовительной работы неизменно остаётся «за кадром»: даже самые сложные в техническом отношении произведения она преподносит с лучезарной улыбкой, юношеским задором, неизменным обаянием.

Сыгранные ею произведения исчисляются уже не десятками, а сотнями, количество концертных выступлений не поддаётся подсчётам. Внушительна и гастрольная афиша, охватывающая многие города России, Ливана, Сирии, Турции, Казахстана. Слушать Коврикову легко, смотреть на неё приятно.

— Екатерина, вы красивая женщина, скажите, помогает ли эффектная внешность достигнуть успеха у публики? Или в случае с классическими музыкантами это второстепенно?

— Неожиданный вопрос (смеётся). Да, приятный внешне человек располагает к себе, тем более, когда он находится на сцене. Ведь слушатель приходит на концерт, чтобы получить позитивные эмоции. И классические музыканты не исключение. Но важнее, конечно, другие критерии оценки выступлений пианиста.

— Есть ли у вас свой стилист? Как вы подбираете концертные костюмы?

— Своего стилиста у меня, как у большинства музыкантов Казани — и классических, и эстрадных (насколько я знаю), нет. Я считаю это серьёзной проблемой. Увы, в отсутствие профессиональных имиджмейкеров на сцене нередко царит, скажем так, эклектика. При создании своих сценических образов я прислушиваюсь к мнению подруги, артистки оперного театра Натальи Костицыной, у которой прекрасный вкус.

— Как вы готовитесь к выступлению? Есть ли какие-то испытанные приёмы или ритуалы в день концерта?

— Самое главное — хорошо настроиться, без спешки. Любые авралы приводят в лучшем случае к перегрузкам, а в худшем — к срывам. Накануне выступления я нередко пользуюсь приёмом, подсказанным мне бывшей коллегой Резедой Хурматуллиной: без инструмента продумать каждый такт, каждое своё действие — и с технической, и с художественной стороны. Это очень помогает потом на сцене. И, конечно, день выступления — особый день. Нужно и хорошо «разогреться» — эмоционально и физически, и сохранить свежесть, энергию, желание «отдавать». Увы, при моём напряжённом графике редко удаётся в день концерта сконцентрироваться на предстоящем выступлении и не думать ни о чём постороннем. Обычно с утра я уже на работе, занимаюсь многочи­сленными делами Союза композиторов или преподаю. Но когда вышла на сцену — не имею права выглядеть уставшей, сразу же переключаюсь на волну музыки. В этом мне примером служит пианистка Маргарита Яковлевна Коварская, удивительный музыкант и человек.

— Пианист Борис Березовский как-то сказал, что играть на рояле для него — такое же блаженство, как есть вкусный наваристый борщ. А с чем бы вы сравнили свой выход на сцену?  

— Ну, точно не с борщом… Рояль — продолжение моих мыслей, кровотока. Он как норовистый конь, своенравный, но податливый, если ты точно знаешь, чего хочешь от него добиться. Тогда мы вместе создаём, лепим, творим…

С хором КФУ

— Трудно ли женщине пробиться в «мужском» мире фортепианного исполнительства? Не мешают ли вам гендерные стереотипы, что у мужчин и техника лучше, и исполнительская воля сильнее? По-вашему, есть различия в мужской и женской интерпретациях произведений? 

— Не думаю, что здесь уместны жёсткие границы, хотя, действительно, мужчин-пианистов больше; им многое, возможно, легче и лучше удаётся. Но есть и прекрасные пианисты-женщины, исполнители высочайшей пробы по всем параметрам! Вероятно, причина не в том, что женщина не может быть в исполнительстве наравне с мужчиной, а в том, что не всем женщинам это нужно, это не главное для них — быть первой, быть лучшей! Сколько в истории примеров, когда за знаменитым мужчиной стояла женщина — его вдохновительница, помощница, обладающая недюжинными талантами и знаниями, без которой он не добился бы успеха…

— Существуют ли для вас исполнительские эталоны? Пианисты, чей стиль вы принимаете безого­ворочно?

— Я окончила Саратовскую консерваторию у великолепного пианиста и педагога Анатолия Александровича Скрипая. В его классе мы сидели по три-пять часов на всех уроках, невозможно было пропустить то, что происходило в аудитории. Если кто-то играл сонату Бетховена, Анатолий Александрович для поиска ассоциаций звука или образа играл наизусть (!) отрывки из других его сонат, симфоний, вокально-хоровых партитур. И как играл! — рояль пел, рычал, стонал… Он всегда требовал полного проникновения в суть произведения, для этого надо было переболеть им, переболеть в целом музыкой этого композитора. Он нередко повторял слова Шопена: «Нет ничего ненавистнее музыки без скрытого смысла». Это до сих пор мой критерий настоящего исполнения.

Безоговорочно принять в качестве эталона какого‑то исполнителя сложно: много действительно хороших пианистов, у которых есть чему поучиться, много и просто раскрученных, но пустых… Но хорошо помню, как меня поразил Третий концерт Рахманинова в исполнении Эмиля Гилельса. Как потряс концерт Шопена в исполнении Элисо Вирсаладзе в Казани: казалось, она играет на тысяче инструментов — такая была невероятная палитра красок и интонаций! А совсем недавно меня сразило фантастическое звуковое мышление и владение фактурой французского пианиста Давида Фрэ. Это уже на грани возможного для человека…

— Что вы скажете о модном сейчас «спортивно-виртуозном» стиле игры? Нужно ли стремиться играть «быстрее, ещё быстрее»?

— Я не думаю, что это стиль или мода. Это было и будет всегда, у кого-то — лишь как период профессионального роста, даже обязательный период, у кого-то, к сожалению,— самоцель. Это выбор исполнителя, он зависит от его внутреннего мира, его способности ­услышать то, что стоит за нотной завесой, от того, в какой степени он Музыкант.

— Как известно, исполнители нередко становятся «первооткрывателями» и пропагандистами творчества тех или иных композиторов. Вспомним Ференца Листа, Феликса Мендельсона, из современных артистов назовём Фридриха Липса. В награду им нередко посвящали произведения. Скажите, а в вашей биографии были подобные случаи?

— Ой, очень хотелось бы, но пока этого не случилось. Наши композиторы часто предлагают мне исполнить их произведения, помогают их лучше понять, поддерживают. Огромное спасибо Рашиду Калимуллину, Резеде Ахияровой, Леониду Любовскому, Анвару Шарафееву, Фариду Шарифуллину, Ильгаму Байтиряку за тёплое сотрудничество!

— Екатерина, несколько лет назад вы защитили кандидатскую диссертацию. Что вам дал этот опыт? Наука помогает взять эмоции под контроль разума или это никак не влияет на исполнительство?

— Думаю, что помогает: наука развивает мышление, расширяет кругозор. Хотя я никогда не рассматривала исполнительство только как чередование эмоций. Меня нередко после концерта спрашивают: о чём ты думаешь, когда играешь, наверно, блаженствуешь? (Смеётся.) Нет, это контроль, контроль и ещё раз контроль — я всегда анализирую каждое своё действие. Да, на сцене нужно дышать, жить каждым звуком, каждым нюансом,— иначе не будет того нер­ва, который передастся слушателю. Но всегда часть мозга жёстко контролирует процесс. Вспомните слова Шаляпина: «…не ты должен заплакать на сцене,— ты должен заставить плакать зал…»

— Многие известные музыканты преподавали. Для кого-то это стало важнейшим делом жизни (Бах, Лист, Римский-Корсаков, Чайковский, Глазунов, Мясковский), для кого-то — тягостной повинностью. Шуберт называл своих учеников «маленькой бандой», выводившей его из терпения. Лядов, по воспоминаниям Прокофьева, с брезгливой миной вылавливал в задачах студентов «всякую нечисть» или «вопил» на всю консерваторию. Как у вас складываются отношения с педагогикой?

— Я двадцать лет преподаю в Казанском федеральном университете, сейчас и в музыкальном колледже. Очень люблю своих студентов. Я учусь у них свежести восприятия, заражаюсь молодостью и радостью. Со своей же стороны помогаю понять то, что для них пока за семью печатями: они видят только ноты, а я хочу открыть им музыку. Жаль, не всегда это получается — у многих свои жизненные приоритеты и интересы.

Руководители Республики Татарстан в Казанском федеральном университете 
в день открытия художественного факультета. 2010

— Екатерина, слышала, что ваши дети пошли по вашим стопам: оба сына выбрали музыкальную стезю. Вы влияли как-то на их решение? Заставляли заниматься музыкой или бережно воспитывали любовь к искусству? Вообще, как относитесь к музыкальным династиям?

— Мои сыновья сами в детстве решили пойти в музыкальную школу, я даже не очень-то была этому рада, зная, какой это труд. Учились самостоятельно, по необходимости немного помогала. Спасибо учителям детской музыкальной школы № 17 имени Сайдашева. Однако старший сын, Николай, впоследствии выбрал математику. Младший, Алексей, учился в Москве, потом окончил Казанское музыкальное училище, но не поступил в Гнесинку, сейчас готовится к службе в армии. Он в восторге от своих педагогов: Дениса Шашкарова, Алсу Барышниковой, Алсу Хасановой и других учителей. Дальнейшая музыкальная судьба моих сыновей зависит только от них. Музыкальная династия — это замечательно, это оплот и семьи, и культуры в целом. Но традиция может жить и передаваться и через наших учеников — как, например, у Эльзы Борисовны Литвиновой.

— Десять лет назад вы побывали с концертами из произведений русских композиторов в Ливане и Сирии. Как тамошняя публика принимала отечественную музыку и как реагировала на вашу игру? Возможно ли с помощью музыки преодолеть этот ментальный разрыв, о котором говорил Киплинг: «Запад есть Запад, Восток есть Восток — им не сойтись никогда»?

— Люди в Ливане и Сирии очень эмоциональные и музыкальные, хотя там нет такой разветвлённой системы дополнительного музыкального образования, как в России. В основном слушателям нравилась эффектная и мелодичная музыка, они были в восторге от произведений Чайковского, Яхина, Хачатуряна. ­Познакомилась я и с профессионалами — кстати, выпускниками Московской, Санкт-Петербургской и Киевской консерваторий,— которые развивают национальную музыку, пропагандируют произведения мировой классики, совершенствуют музыкальное образование в этих странах. Они убеждены, что в России — одна из самых прогрессивных систем образования.

— То есть престиж русских пианистов за рубежом — это не миф?

— Нет, не миф, русских музыкантов и русскую музыку искренне любят и ценят. Вспомните Японию, которая специально организовала систему приглашений русских педагогов для работы в своих музыкальных вузах. Западные пианисты в основном специализируются на определённом стиле, иногда одном композиторе. Наши музыканты играют всё, и хорошо играют!

— Как вы думаете, нужны ли академическим исполнителям технологии раскрутки и продвижения? Или для мира классической музыки атмосфера дешёвых сенсаций и скандалов губительна?   

— Стабильная система менеджмента в России нужна обязательно, именно из-за её несовершенства русским музыкантам пока сложно конкурировать с зарубежными исполнителями. А выбор PR-стратегий зависит от профессионализма и совести продюсеров (агентов). Абсолютно убеждена в том, что классических музыкантов нездоровая шумиха, смакование подробностей личной жизни не красит.

— Где вас можно услышать в Казани? Какая площадка для вас самая удобная?

— Мне было комфортно выступать в здании старого музфака на Пушкина (музыкального факультета педуниверситета, сейчас там располагается фортепианный факультет консерватории.— Л. С.), в новом зале факультета искусств федерального университета на Межлаука с его роскошным роялем Steinway & Sons, подаренным президентом Респуб­лики Татарстан… Там хотелось играть всегда, там я провела свой творческий вечер к сорокапятилетию. Но сейчас мы базируемся на улице Татарстан, 2. Инструмент сохранился, однако, увы, акустика актового зала — не музыкальная. Тем не менее, играю там часто: на концертах музыкально-образовательного лектория, на открытии крупных форумов и конференций. Сейчас появился хороший рояль в отремонтированном здании Союза композиторов на улице Лобачевского, где я выступаю в концертах камерной музыки. Кроме того, много езжу с композиторами по районам Татарстана и городам России с проектом концертов-встреч «Композиторы Татарстана — детям».

Запомнилась запись дисков фортепианной музыки, которая проходила в Большом концертном зале имени Салиха Сайдашева. Только представьте: в течение нескольких часов творить в одном из лучших залов России, играть на прекрасном концертном рояле! Никогда не забуду свой восторг и волнение при исполнении финала концерта Рустема Яхина в зале Татарской филармонии с оркестром народных инструментов под управлением Анатолия Шутикова. А авторские концерты Айдара Файзрахманова с его ансамблем фольклорной музыки и ансамблем «Мирас»! Вы знаете, я сижу за роялем и говорю себе: «Господи, какая я счастливая, что я здесь!»

— По вашему мнению, обязательно ли надо быть татарином, чтобы адекватно исполнять татарскую музыку? Какое место занимают в вашем репертуаре произведения композиторов нашей республики? 

— Непростой вопрос. Чтобы спеть татарскую песню так, как это делали Ильгам Шакиров, Хайдар Бигичев и другие — надо быть татарином! Но каждый, кто смог откликнуться на её интонацию, услышать глубину, смог прочувствовать «моң»… — тот сможет хорошо исполнить классическую татарскую музыку. Я с удовольствием играю произведения композиторов Татарстана. Так случилось, что первым был Шамиль Шарифуллин и его мунаджаты, баиты, страницы из «Мухаммадии» в переложении для фортепиано. И отозвалось сердце… Потом — Рустем Яхин, Салих Сайдашев, Александр Ключарёв, другие классики. А сейчас я увлеклась фортепианными произведениями современных композиторов — Рашида Калимуллина, Леонида Любовского, Резеды Ахияровой, Рената Еникеева, Анвара Шарафеева, Фарида Шарифуллина, Ильгама Байтиряка.

— Остались ли у вас исполнительские мечты: произведение, которое вы ещё не разучили; концертный зал, в котором хотели бы выступить; артисты, с которыми бы желали сыграть в ансамбле?

— О, конечно! Всегда мечтала сыграть Третий фортепианный концерт Рахманинова… Но с удовольствием играю и влюбляюсь в новые произведения — и классиков, и современников. Не зря говорят: «Нет музыки нелюбимой, есть музыка незнакомая…». Для меня выступать в любом зале, где есть рояль, да и просто неплохое пианино — будь то Москва или Мамадыш — это праздник, это возможность дарить людям радость. Очень ценю минуты творческого диалога с настоящими профессионалами. Счастье, что в Казань часто приезжают великолепные оперные певцы: Михаил Светлов-Крутиков, Ахмед Агади... Да и в нашем городе немало прекрасных музыкантов. Это все мои коллеги по университету — Гульнара Батыршина, сёстры Блиновы, Надежда Шириева, музыкальная династия Гимаевых — Гузель, Айгуль и Анвар, многие другие. Работа с ними рождает настоящий творческий фейерверк! А самая заветная моя мечта — это сыграть фортепианный концерт Рустема Яхина с Российским национальным оркестром под управлением Миха­ила Плетнёва.

— Желаю вам осуществления этих мечтаний и появления новых!

— Спасибо, и я желаю всем читателям идти по жизни с любимым делом, тогда каждый её час будет наполнен смыслом и радостью!

Беседовала Лилия САФИУЛЛИНА