Эхо Шаляпинского. Классика по-русски и не только

 «Хованщина». Князь Иван Хованский — Михаил Петренко, 
Подьячий — Андрей Зорин (Мариинский театр).

Фото Виталия Янчишина

На пятом десятке лет своего существования Международный оперный фестиваль имени Фёдора Шаляпина прочно завоевал позицию «обязательных к посещению» музыкальных событий. Среди его постоянной публики — узнаваемые в городе представители науки и медицины, политики, деятели искусств, а билеты разлетаются, как горячие пирожки, задолго до начала форума.
Фестиваль нынешнего года прошёл под знаком юбилея великого баса. Длился он целый месяц, включая, помимо основной, интересные параллельные программы. Некоторые спектакли посетил и журнал «Казань».

Чинно, благородно
Ярким событием фестиваля стало первое за всю историю исполнение в Казани оперы Модеста Мусоргского «Хованщина». Грандиозное полотно представили на сцене солисты, хор, балет и оркестр Мариинского театра. Дирижировал в этот вечер сам маэстро Валерий Гергиев. Гастроли проводились при поддержке Министерства культуры Российской Федерации Федеральным государственным бюджетным учреждением культуры «РОСКОНЦЕРТ».
Постановку одного из сложнейших спектаклей не только русского, но, пожалуй, мирового оперного репертуара в программе нынешнего Шаляпинского фестиваля можно смело назвать кульминацией русской «исторической» музыкальной триады в его афише. Здесь мы имеем в виду три названия: «Борис Годунов» (о котором подробно рассказал Михаил Казаков), «Царская невеста», «Хованщина». Напомним, что в 2012 году, когда отмечалось 30-летие Шаляпинского фестиваля, десант мариинцев уже высаживался на подмостках Театра имени Мусы Джалиля. Тогда они привезли в Казань постановку «Очарованного странника» Родиона Щедрина — в музыкальном отношении выбор достаточно смелый для привыкшего потчевать зрителя классикой театра.
На сей раз подарок из Северной столицы — народная музыкальная драма в постановке Леонида Баратова с декорациями Фёдора Федоровского — более соответствовал привычному формату «просвещённого консерватизма», который постоянно манифестирует в качестве генеральной линии руководство Театра имени Мусы Джалиля.
Верность этому направлению, кстати, прослеживалась с самого открытия Шаляпинского фестиваля-2023, на котором представили премьеру «Севильского цирюльника» в постановке режиссёра из Италии Джузеппе Морасси. Напомним, что целый десяток лет до того «Цирюльник» шёл на сцене Театра имени Джалиля в эксцентричной и весьма затейливой постановке петербуржца Юрия Александрова — декорации трансформировались, костюмы поражали дерзкостью, и в целом всё происходящее на сцене оставляло довольно пёстрое впечатление.
Морасси же, которого можно назвать «ветераном» постановки самой известной оперы Джоакино Россини (ставит он её в разных версиях уже порядка 30 лет), видно, решил удивить публику по-иному: костюмы и декорации могут, оказывается, вполне себе соответствовать месту и времени действия, и вообще — всё может быть очень даже «чинно и благородно». Небольшим хулиганством с его стороны стало, правда, появление главного героя — он 
въехал на сцену на самокате через зрительный зал, да финальная «фотосессия» героев. Вообще всё, что касается «классичности» постановки Морасси, на мой взгляд, можно было бы оценить двояко: а) восхититься степенью аутентичности костюмов, грима и декораций; б) отдать должное качеству «консерванта» (слово «нафталин» — зачеркнём), который помог добиться такой степени аутентичности. Какая из оценок окажется верной — определят время и зритель. Отметим, что с главной задачей — явить фестивальной публике палитру лучших голосов, организаторы фестиваля справились: в роли Фигаро на премь­ере блистал Эмиль Сакавов из Казахского театра имени Абая, Розину пела Светлана Москаленко из Михайловского театра, Дона Базилио — Михаил Казаков (Большой театр России и ТАГТОиБ имени Джалиля), графа Альмавива — Ярослав Абаимов из «Новой оперы».

«Севильский цирюльник». 
Фигаро — Эмиль Сакавов (Казахский театр имени Абая), 
Розина — Светлана Москаленко 
(Михайловский театр).

Фото Рамиса Назмиева

Как в кино
Ну а мы вернёмся к русской исторической линии фестиваля и перенесёмся в события времён Ивана Грозного и кануна петровской Руси.
Один из спектаклей, которые удалось посетить, — премьера Шаляпинского фестиваля 2019 года, опера Римского-Корсакова «Царская невеста» в постановке Михаила Панджавидзе. Известно, что большинство опер получает название по образу главных героев или героинь. По названию со словом «невеста» можно догадаться, что речь пойдёт о делах личных, но по определению, правда, уже не совсем. Знатоки творчества композитора справедливо нарекли «Царскую» одной из самых проникновенных его опер (их, кстати, в списке сочинений целых 15!). По жанру её относят к лирико‑психологическим. Действительно — на сцене разыгрывается любовная драма: царский опричник Грязной влюбляется в купеческую дочь Марфу, совсем запамятовав о прежней своей пассии, роковой Любаше. Одержимый страстью, герой пускается во все тяжкие — приворот, интриги, клевету, вплоть до физического устранения соперника, боярина Лыкова. В любви, как на войне, — хороши любые средства. Не гнушается этими средствами и ревнивая брошенная Любаша. Накал страстей — достойный пера нового Шекспира, каким проявил себя создатель либретто оперы Лев Мей! Двум одержимым страстями человеческим детям противостоят непорочность и чистота «голубой героини» (есть такой сценический термин, обозначающий светлые невинные образы) Марфы. В исполнении Гульноры Гатиной и сценическом решении режиссёра-постановщика и сценографа её образ сильно отсылает к неземному и холодноватому образу Снегурочки.
Так вот, рассудило героев их время: все они оказались заложниками беспощадной машины тирании, распоряжающейся судьбами простых смертных, как пешками на шахматной доске. На Марфу пал выбор Ивана Грозного, рассудок её помутился, а раскаявшийся в потрясении от содеянного Грязной порешил Любашу и пал перед появившейся фигурой царя, обречённый на жестокое наказание.. 
Захватывающая, почти сериальная драма решена на сцене вполне кинематографическими средствами: в начале возникают типично «эйзенштейновские» титры с названием оперы, декорации решены в реалистической манере мосфильмовских павильонов. Однако более всего поражает степень экспрессии исполнителей заглавных партий. Любаша в отчаянии волочится за покидающим её любовником, тот же, в свою очередь, проявляет в игре всю палитру страстей и пороков — от цинизма «мачо» до трагического раскаяния в финале. Здесь стоит отдельно отметить исполнителя партии Грязного Станислава Трифонова из Национального Большого театра Беларуси и Любашу-Екатерину Сергееву, солистку Мариинского театра. 

«Царская невеста». 
Григорий Грязной — Станислав Трифонов (Национальный Большой театр 
Республики Беларусь), 
Любаша — Екатерина Сергеева 
(Мариинский театр).

Фото Рамиса Назмиева

О партии Грязного, кстати, мечтал в своё время Шаляпин, и даже просил Римского-Корсакова адаптировать её под его голос (в оригинале партия написана для баритона). И можно только догадываться, какого персонажа недосчиталась мировая оперная сцена в исполнении Фёдора Ивановича!

Роскошь подлинности
К представлению на фестивале «Хованщины» организаторы готовились загодя: накануне в его образовательной программе прошла лекция музыковеда Анны Петровой из Санкт-Петербурга, с интересными фактами об этой опере и её постановке на сцене Мариинского. 
Почему принято считать её сложной для восприятия? Ну, во‑первых, причиной тому — хронометраж. Опера в пяти действиях с двумя антрактами длится почти пять часов. (Обратите внимание на реплику искушённого зрителя в антракте: «Это уже Вагнер!») Во‑вторых — произведение, написанное на либретто самого композитора, не всегда следует привычной логике драматургии, как и линии героев.

«Царская невеста». Марфа — Гульнора Гатина (ТГАТОиБ имени Джалиля).

Фото Рамиса Назмиева
В основе сюжета оперы — исторические события, происходившие накануне воцарения на престоле Петра Первого, — церковный раскол и стрелецкие бунты. В отличие от «Царской невесты», где перед зрителями разыгрывается история любовного многоугольника, в опере Мусоргского главное действующее лицо — сама историческая стихия, порой «бессмысленная и беспощадная», лишённая какой бы то ни было — пусть даже трагической — предсказуемости. Та самая роковая «эпоха перемен». В этом, пожалуй, и проявился истинный Мусоргский, представитель новой русской школы, «беспощадный музыкальный реалист» — как окрестили его современники. 
Создавая оперу, он изучал историческую литературу, в том числе — записи протопопа Аввакума, который послужил прототипом одного из центральных героев — главы раскольников, старообрядца Досифея, в партии которого в своё время блистал великий Фёдор Шаляпин. О том, с каким пиететом относился к этому персонажу сам певец, свидетельствует автопортрет в его образе, до сих пор сохранившийся на стене в гримёрке Мариинского тетра. 

«Хованщина». Эмма — Гелена Гаскарова, 
Досифей — Владимир Ванеев (Мариинский театр).

Фото Виталия Янчишина
Да и сам композитор, пожалуй, из всей панорамы своих героев выводит на вершину именно фигуры раскольников — Досифея и Марфу. На фоне целой галереи пожирающих друг друга героев — подлого боярина Шакловитого, почувствовавших вкус вседозволенности мятежников Хованских, их соперника князя Голицина, — оба они олицетворяют понятия разума, чести и совести, не теряя в хаосе внутреннего стержня, не отрекаясь от убеждений и веры.
Погибнуть в этой исторической драме суждено будет всем. Но если казнь и опала станут для заговорщиков расправой, то гибель в огне в финале оперы для раскольников послужит очищением и освобождением.

«Хованщина». Эмма — Гелена Гаскарова, 
Иван Хованский — Михаил Петренко (Мариинский театр).

Фото Виталия Янчишина

Завершить оперу сам Мусоргский не успел. Дописал финальные сцены и оркестровал её Римский‑Корсаков. По цензурным соображениям премьера «Хованщины» была осуществлена поначалу силами лишь любительского музыкально‑драматического кружка в 1886 году, и только спустя десятилетие прошла на сцене Русской частной оперы Саввы Мамонтова — как раз с Шаляпиным-Досифеем. Авторитет артиста во многом способствовал тому, что в 1911 году «Хованщину» уже поставили на сцене Императорского Мариинского театра, а с постановки оперы Дягилевым в 1913 году в Париже в оркестровке Игоря Стравинского опера решительно вошла в список самых кассовых мировых названий!
В 1959 году оркестровку оперы — близкую к первоначальному замыслу Мусоргского — написал Дмитрий Шостакович, и именно эта версия была возобновлена в постановке оперы на сцене в те времена ещё Кировского театра. К ней же обратился пришедший в 1988 году в театр Валерий Гергиев. Её ­услышала и казанская публика. Так что ремарка о верности традициям в самом начале — не случайна. В заглавных партиях в опере «Хованщина» на Шаляпинском фес­ти-
вале выступили солисты Мариинского театра Михаил Петренко (Князь Иван Хованский), Сергей Скороходов (Андрей Хованский, его сын), ­Владимир Ванеев (Досифей), Юлия Маточкина (Марфа) и другие. 
Пять часов, проведённые в казанской опере во время «Хованщины», не пролетели незамеченными. Всё это время публика была захвачена силой разных стихий — звучания оркестра, великолепного зрелища в духе настоящей «большой оперы», роскошью и подлинной историчностью декораций и костюмов. Всё-таки имеет смысл оставлять какие-то вещи неприкосновенными, а историю — реалистичной, как на полотнах Сурикова, Васнецова, Нестерова. Такой, какой в музыке запечатлел её великий русский композитор Мусоргский. 

Фото предоставлены пресс-службой ТГАТОиБ им. М. Джалиля