Ильдар Хайруллин: «Для меня главное в искусстве — удивлять»

Журнал «Казань». № 9, 2016

- Вы уже много лет преподаёте актёрское мастерство и являетесь мастером курса. Чего не хватает современному поколению актёров?

- Образовательного уровня, а если точнее, то интеллектуального развития. От этого очень многое зависит. От интеллекта зависят саморазвитие, взгляд на искусство, у человека должна быть собственная позиция. Актёр должен ясно понимать, зачем пришёл в эту профессию, что хочет сказать и что хочет сыграть… А вот этого нет. Студенты, как новорождённые телята, только твердят: «Хочу быть артистом, научите меня».

Также студенты не все­гда хорошо владеют языком. Из‑за этого - ограниченность словарного запаса и скудость мысли. Это очень прискорбно.

У городской молодёжи больше возможностей общаться, знать, что такое те­атр, драматургия, а в деревне этого нет.

- А как обучали вас?

- Меня учил педагогике Марсель Хакимович Салимжанов, взял в ассистенты после окончания те­атрального училища, объяснял, что надо делать, как делать и почему. Ко­гда мы учились, нас даже наказывали за то, что мы играли где‑то в драмкружке. Это всё портит, уводит в сторону.

Студентов необходимо научить азам профессии, ремеслу. Не нужно мудрить. Остальному актёр сам научится на своих ошибках, на своём опыте.

- Что входит в понятие основ актёрского мастерства?

- Актёр должен органично существовать в предлагаемых обстоятельствах. Для этого нужны три вещи: внутренняя и внешняя свобода; внимание, концентрация внимания на парт­нёре, на предмете, на внутреннем состоянии; и вера в то, что ты делаешь. Если нет одного из трёх элементов, всё рушится, они взаимосвязаны.

- В чём проблемы современного преподавания?

- Педагоги актёрского мастерства с первого же курса заставляют студентов играть. Это категорически нельзя делать, студенты же ещё не умеют играть, их надо научить основам и то­гда выпускать на сцену.

Следующее: существование на сцене. В нашей профессии очень важен взгляд, общение глаза в глаза. Студентам очень трудно сделать первые шаги, посмотреть друг другу в глаза. Им надо помогать.

Также студентам непросто даётся рождение слова. Ведь фразу «я люб­лю тебя» можно произнести по‑разному: с ненавистью, сарказмом, недоверием или любовью. Произнести слово, глядя в глаза парт­нёру - это очень большое напряжение. Однако ко­гда ребята делают эти упражнения, они открывают для себя новые ощущения, начинают по‑другому существовать. А после освоения технологии остаётся это эмоционально подать на психологическом уровне. Таковы основы основ психологического те­атра, который я очень люб­лю.

- Как вы относитесь к использованию ненормативной лексики на сцене?

- В последние годы об этом много спорят. Есть защитники, есть противники. Обе стороны, наверное, в чём‑то правы. Сам я против каких‑либо запретов в искусстве, конечно, кроме сцен насилия.

Понятно, что в общественном месте применение ненормативной лексики неприемлемо. Но, читая литературное произведение или смотря спектакль, мы становимся не прямыми участниками этих событий, а сторонними наблюдателями, вместе с авторами произведения искусства исследуем событие, взятое из жизни. Ищем в искусстве ответы на то, что произошло, почему произошло и к чему это привело. Ненормативная лексика к нам не с неба упала. Хорошо или плохо, но это часть нашей «бытовой культуры». Эти слова выражают эмоциональное состояние многих персонажей. А чтобы люди не применяли ненормативную лексику, надо не спектакли и книги запрещать, а воспитывать молодое поколение, контролировать самих себя. Убрать из жизни эти слова. Так что «неча на зеркало пенять…»

Ведь мы, смотря спектакли по произведениям, скажем, Шекспира, где льются реки крови и людей убивают в каждом акте, восхищаемся творчеством драматурга, называем его классикой, а ко­гда звучит ненормативная лексика, становимся в позу оскорблённого пуританина.

Во всём должен быть разумный подход. Ко­гда талантливый режиссёр применяет в спектакле ненормативную лексику, он делает это тактично, с чувством хорошего вкуса. Для более яркого раскрытия сути, чтобы подчеркнуть внутреннюю сущность персонажей. И это благосклонно воспринимается зрителями, я могу привести уйму примеров. Конечно, такие спектакли - не для праздного восприятия, они рассчитаны на подготовленного зрителя, который понимает, что такое те­атр, начитан, интеллектуально развит, терпим к чужому мнению и любит искусство.

А бездарь применяет наготу и мат, чтобы шокировать зрителя, преподнося это как самовыражение художника.

- Набирая курс, на что в абитуриентах обращаете внимание в первую очередь?

- На органику. Бывает, что человек рождён для сцены, и это чувствуешь на чисто интуитивном уровне. Второе - это индивидуальность, внешняя и внутренняя. Однако и ошибок бывает очень много. Иногда впечатляешься: ох, будет хорошим актёром, а через два года понимаешь, что этот человек абсолютно не нужен те­атру. Очень часто скрепя сердце решаешь: ладно, возьму троечника - а он так раскрывается! В прошлый набор девочка пришла на консультацию, а я ещё до вступительных экзаменов понял, что приму её и в дипломном спектакле она будет играть маму в спектакле «Мама приехала» Шарифа Хусаинова. Так и произошло.

- Учитесь ли чему‑то у своих учеников?

- У талантливых - свежести мысли, свежести взгляда на жизнь. А это очень важные вещи. Это очень сильно помогает держать руку на пульсе времени, все­гда держит в форме. Да‑да, очень‑очень. Если бы я сидел дома, у меня не было бы постоянной работы мысли, ведь в те­атральное училище мы набираем необычных, неординарно мыслящих людей, по натуре актёров.

- Какие вопросы чаще всего задают ваши студенты?

- Вопросов бывает много: по истории народа, религии, литературе. И все­гда нужно быть готовым к тому, чтобы хорошо ответить. Иногда говорю: «Ребята, я на следующем занятии отвечу». Придя домой, ковыряюсь в энциклопедиях, потому что если не дам ответов, я уже не буду для них авторитетом.

- Чем для вас работа в других те­атрах отличается от работы в Камаловском?

- О, хороший вопрос!

Практика показывает, вот, скажем в Урюпинске хороший те­атр, талантливый режиссёр, нашумевший. И, допустим, наш те­атр созванивается с ним и приглашает на постановку спектакля. Тот приезжает, начинает ставить спектакль, и на первой же неделе начинаются трения, недопонимание. И те талантливые, и эти. А возникает недопонимание из‑за того, что на сценической площадке встречаются представители разных те­атральных школ.

- В девяностые вы поставили спектакль «Ретро» по пьесе Александра Галина. Не возникает желание воссоздать его на сцене, как например, это сделала Галина Волчек в те­атре «Современник», заново поставив спектакль «Двое на качелях»?

- По‑моему, второй раз ставить не стоит. Нельзя в искусстве войти дважды в одну реку…

Об этом спектакле у меня самые тёплые воспоминания. Собрались большие актёры, уже пожилые звёзды, на тот момент мало занятые в репертуаре. То­гда эту пьесу ставили во многих те­атрах страны, такая смешная «усатая» комедия была. Как раз началась перестройка, все стали нищими. Мне пьеса показалась злободневной, я пошёл по наитию, хотя не было в ней ничего смешного для того времени: одинокие старики собрались вместе. Для спектакля потрясающие декорации сделал художник нашего те­атра Сергей Скоморохов. Марсель Хакимович решил, что спектакль будет идти на малой сцене. Он даже не смотрел прогон, пришёл на премь­еру. Мне была интересна его реакция, и в финале я подошёл к двери и смотрел на него через занавеску. Ему спектакль понравился. Он долго был в репертуаре.

- Часто можно слышать, что нет сейчас хороших пьес, как и хороших режиссёров. Вы согласны с этим утвер­ждением?

- Нет. Возьмите журнал «Театр», вышедший сто лет назад - там те же проблемы. Нико­гда не было много хороших пьес, если же таковых много, это уже ненормально. Хорошие пьесы выявляются среди плохих, поэтому они и считаются хорошими. Есть добротные пьесы, и ставят их по‑разному, в этом случае зритель может выбирать, куда ему пойти.

Однажды я смотрел спектакль. Пьеса татарская, инсценировка башкирская. Действие захватило с первых минут. Зрителей посадили на сцену. Потрясающий спектакль, костюмы, за которые дали «Золотую маску». Спектакль закончился, я вышел из те­атра - и не могу вспо­мнить ни одного актёра! Ни одного, о ком бы я сказал: «Как он здорово играл! Какой красивый!» В памяти остались только декорации и костюмы. Стоило из‑за этого делать спектакль? Может, и стоило. Людям нравится, но я с ними не согласен. Второй раз я уже не пойду на эту постановку. Я должен запо­мнить актёров, любоваться их игрой. Почему мы идём в те­атр? Там мы наблюдаем живые эмоции, переживания, чувства. Через них запоминаем актёров, вот для чего я иду в те­атр. Пусть это те­атр абсурда, но я должен это запо­мнить.

- Что для вас главное, ко­гда соглашаетесь на постановку?

- Сумма гонорара (смеётся). Шутка. Я могу поставить даже бесплатно. Главное - пьеса, содержание и идеи, которые меня трогают.

- А актёры?

- Актёров я уже потом набираю. Для меня те­атр начинается с драматургии. Собираются актёры и режиссёры, и начинается работа. Пусть пьеса даже не шедевр, но если меня тронула, я могу с драматургом переделать, переписать её. Нужно, чтобы моя мысль в пьесе прошла, через пьесу я должен видеть весь спектакль. И только потом подбираю актёров. Я как режиссёр должен заворожить их своей идей. К примеру, кто не ставил Шекспира «Гамлета»? Но каждый раз режиссёр должен заразить актёров именно своим взглядом на пьесу, сказать: «Я нашёл новое решение, новые выразительные средства и мысли этого спектакля, давайте поставим вместе!» Актёры мне должны поверить, пойти за мной. Спектакль получается то­гда, ко­гда драматург устраивает режиссёра, режиссёр устраивает актёров и все друг друга понимают. Режиссёр может дать актёру маленькую роль, но если от творческого процесса и он, и актёр получат наслаждение - зрителей ждёт хороший результат нашего труда.

- А по какой причине вы можете отказаться от постановки спектакля?

- Только в том случае, если не устраи­вает пьеса. Я должен влюб­иться в пьесу.

- Что вы хотите найти в пьесе, в роли лично для себя?

- Хм… Трудный вопрос, не сразу ответишь. В роли трудно сразу разложить всё по полочкам. Должно быть сочно написано, чтобы было над чем подумать, что осо­знать. Иногда не за что зацепиться, а ведь я должен найти краски, чувства и через свои переживания передать написанное драматургом. Нужны богатая характеристика, богатая лексика, мотивировки поступков. Если сочно написано, режиссёр с актёром начинают рассуждать. «По хорошей пьесе можно поставить плохой спектакль, но из плохой пьесы нико­гда не получится хорошего спектакля» - вот главный ответ.

- Вы сторонник репертуарного те­атра?

- Конечно! Это хорошая традиция российского те­атра. Мы - люди классического психологического те­атра, и эти традиции нужно сохранять.

У нас любят репертуарный те­атр. Один мой знакомый, врач по профессии, дважды в месяц ходит в те­атр. Он смотрел «Три сестры» Чехова семь раз. Покупал билет, а не по пригласительным. Как тебе не надоело, спрашиваю. Отвечает: «Я в этот мир погружаюсь». Он ходит на все те­атральные фестивали.

Лучшее - враг хорошего, чем является репертуарный те­атр. Сначала создай лучшее, а потом уже отказывайся от хорошего.

- Есть ли роли, которые бы вы хотели сыграть, но не сыграли?

- Нет такого. Не в роли дело, главное в те­атре - найти своего режиссёра. В те­атре ведь симбиоз, один ты ничего не сделаешь. Мечтать не запрещено. Есть реальная жизнь, которую надо учитывать.

- Вы ко­гда‑нибудь сомневались в выбранном пути?

- Нет, нико­гда. Театр - заразительная вещь! С первых шагов он завораживает и уводит в прекрасный мир, с переживаниями, моментами полной прострации и разочарования, ко­гда ничего не нужно… И таких моментов много, они - часть творческого процесса. Без не­удач не бывает взлётов. Уйти от этого - нет, невозможно!

- Вы болезненно переживаете простои?

- Раньше очень болезненно переживал! Приходишь, смотришь приказ о распределении ролей, тебя в списке нет. И в следующий раз то же самое…

Но вот как‑то одна актриса мне сказала:

- Оттого, что ты нервничаешь, тебя разве внесут в список? Значит, так суждено, сохрани нервы для следующей работы, занимайся другим делом, преподаванием.

После этого я стал более спокойно относиться к тому, что не получил новую роль. Но, конечно, это малоприятно. Ко­гда готовится новый спектакль с ролью, которая тебе нравится, но тебе её не дают играть, остаётся горький осадок. Ведь актёр, писатель, художник - это не профессия, это способ существования. Писатель не может не писать. Даже ко­гда он отдыхает, всё равно не прекращается творческий процесс. Композитор записывает ночью ноты. Мы, актёры, не записываем, но, найдя что‑то выразительное, стараемся это запо­мнить и воспроизвести. Творчество - это поиск, постоянная внутренняя работа.

- Кто и что больше всего повлияли на вас и сделали таким, какой вы есть?

- Марсель Хакимович Салимжанов и Алсу Гайнуллина (жена, актриса Камаловского те­атра).

- Каково вам играть с женой на одной сцене?

- Трудно. Она профессио­нал очень высокого уровня. У нас был единственный очень сильный спектакль «Любовница», который поставил Марсель Хакимович. Там мы понимали друг друга и были наравне.

- Для вас важен парт­нёр на сцене?

- А как же!

- В зависимости от игры парт­нёра вы можете изменить свою игру?

- Да. Настоящий актёр вообще склонен к импровизации. Иногда бывает: актёр начинает на себя работать, на себя тянуть одеяло. Как выходить из этого положения? Если такое происходит, он должен мне показать глазами: я сейчас начну импровизировать! То­гда мы начинаем ловить кайф друг от друга. В этом был очень интересен Шаукат Биктимиров, он умел вести парт­нёра, давал понять: сейчас мы с тобой поимпровизируем - и начинал такие вещи делать! Мы вспоминаем их со слезами на глазах, так это дорого. А ещё Наиль Аюпов был шаловлив на сцене, но - не в ущерб спектаклю. Творческие повороты, импровизации - очень интересная вещь. Люблю импровизировать.

- Вы сами - и актёр, и режиссёр. Как думаете, с вами как актёром легко работать?

- Наверное, трудно. Скорее всего, из‑за того, что мыслю как режиссёр, у меня своё какое‑то видение. Всё зависит от режиссёра, в какой манере он начинает объяснять. Я не простой, нет. Есть индивидуальные вещи, которых требует моя органика. Скажем, режиссёр требует одного поведения на сцене, а моя органика - против, я просто сам не могу этого сделать. У каждого актёра это есть. И большая удача, ко­гда актёр и режиссёр понимают друг друга с полуслова.

- Что для вас главное в искусстве?

- Для меня цель искусства - удивить зрителя, но не шокировать.

Все великие художники, композиторы, актёры приятно удивляют. Не­ожиданным высказыванием, взглядом на какую‑то тему. И в этом красота искусства, зрители получают эстетическое наслаждение.

- По какому поводу вы можете огорчиться?

- По любому. Натуру актёра всё негативное может ранить. Не только слова, но и взгляд. Не так посмотрели на меня, я и огорчился. Мы - очень чувствительные натуры. При этом во мне есть вот что: я предугадываю мысли других, логику поведения, не могу этого скрыть, люди это видят - и сразу у меня начинаются проблемы. Жена говорит: «Зачем тебе это замечать? Не обращай внимания». А я всего‑навсего наблюдательный, что тут поделать…

- Вы себя адекватно оцениваете?

- Нет‑нет. Человек слаб. Я ещё не видел святых, у всех свои ошибки. Я думаю, что я свои поступки оцениваю адекватно, но ведь я могу ошибаться. Любой человек ошибается. Мне кажется, что я честно поступил, а вот мне говорят, что нечестно. Поэтому я, наверное, и лысый (улыбается). У меня аналитический ум, я не переживаю и не съедаю себя, а именно анализирую. Как и почему я так поступил. Стараюсь понять природу своих поступков.

- Что для вас значит свобода? Вы внутренне свободный человек?

- Очень. Мною очень трудно управлять, от меня очень трудно ждать лести, подобострастия. Это против всей моей натуры. Из‑за этого очень большие проблемы. Я не анархист, но на меня давить не надо.

- Если вы чем‑то недовольны, будете выяснять отношения?

- Нет, нико­гда. Это пустое дело. Зачем? Нужно стараться понять, ты в этом виноват или нет, а может быть, тебя оговаривают. Если же виноват, то нужно признаться без стеснения. В жизни всё, что ты сотворил, и плохое, и хорошее,- обязательно возвращается. Плохого надо бояться, плохое возвращается, и что самое обидное, возвращается не к сотворившему, а к его детям, внукам.

- Что вас может мгновенно оттолк­нуть от человека?

- Предательство. Это самое страшное.

- Вы сомневающийся человек?

- Очень. Наверное, только неадекватные люди не сомневаются и все­гда уверены в своей правоте. Это должно быть опасно. Всегда должны быть сомнения: правильно ли я поступил?

- Есть ли книга или фильм, к которым вы очень часто возвращаетесь?

- Чего‑то одного нет. Я не могу без хорошей литературы. У меня на ночном столике три‑четыре книги. Я - Близнец, поэтому беру то одну, то другую. Из татарских авторов не расстаюсь с Гаязом Исхаки и Аязом Гилязовым, постоянно их перечитываю. Читаю Чехова, не только пьесы, но и всё, что он написал.

Люблю историческую литературу. Борис Акунин в «Истории русского государства» открыл мне доступным языком очень многое. Зачитываюсь историей Золотой Орды, Казанского ханства, Карла Фукса очень ценю. Читаю воспоминания Фёдора Шаляпина, как он ездил в Париж, Италию. Это был конец XX века, но ко­гда читаешь о русских за границей, создаётся впечатление, что он описывает се­го­дняшний день. Всё повторяется: отношение к артистам антрепренёров, зрителей. Ничего не изменилось, никуда мы не ушли, топчемся на одном месте. Страшно.

- Какой герой мировой драматургии соответствует вашей душе?

- Я не настолько выдающийся, чтобы с кем‑то себя сравнивать. Каждый из нас - индивидуален. Ценность в том, что мы друг на друга не похожи, мы все разные, мне это и нравится. А на кого‑то быть похожим, тем более человеку искусства - это не очень хорошо.

Я однажды в интервью сказал, что для актёра не должно быть эталонов. Если какой‑то актёр нравится, то начинаешь подражать ему. Нельзя в искусстве подражать. А в газете поставили заголовок: «Хайруллин против кумиров». Дело же не в этом. Можно на кого‑то обращать внимание, но не стоит копировать.

- Для вас важно признание?

- Конечно. Все актёры тщеславны, потому мы и работаем. После окончания спектакля смотришь, как тебе хлопают, просто хорошо или же бурно, есть возгласы «браво» или нет. Актёры слабы…

- Чем вас привлекла сцена? Возможностью жить интереснее, чем другие?

- Возможностью понять, какие у меня переживания внутри, какие эмоции, показать своё нутро. Посмотрите вот, как я это могу делать!

- Что вы цените в Камаловском те­атре?

- Наши традиции. Почитание старших и тех, кто ушёл. Светлая им память. Мы не говорим пакости о тех, кто ушёл. Если вспоминаем, то какие‑то интересные истории. Камаловский те­атр отличается тем, что здесь не было группировок, чему подвержены многие другие те­атры. Бывает, обижаемся друг на друга, бывают распри, но все­гда - это единый коллектив. Нет разделения на директора, главного режиссёра, главного мебельщика. Мы все едины, мы знаем, что делаем одно важное дело. Нас это объединяет. Поэтому после ухода Марселя Хакимовича те­атр не развалился, не ушёл в небытие.

- Театр для вас главное в жизни?

- Семья, жена, сын, внуки, а потом уже те­атр.

Беседовала Екатерина КАЛИНИНА

Фото Фоата Гарифуллина