Историк танца

С народным артистом РТ 
Рифатом Абульхановым. 
Балет «Сестра Керри».

Владимир ГОРШКОВ мечтал написать историю татарского хореографического искусства. Вернее — она им написана, но не в одном целостном труде, а в отдельных стать­ях, книгах, телепередачах и документальных фильмах. Осталось только собрать всё воедино — беседы с первыми татарскими хореографами, с которыми не только работал, но и дружил; статьи, книги и телевизионные передачи об артистах балета — народных и заслуженных — Татарского академического театра, Государственного ансамбля песни и танца РТ. Хотелось воспитать преемника и отдать в «хорошие руки» факультет хореографического искусства Казанского университета культуры и искусств, который сам создавал и где работал деканом. Не успел…

Владимир Горшков родился 26 сентября 1949 года в Куйбышеве (г. Самара). Однажды в Новокуйбышевск, где жила семья, приехал Самарский театр оперы и балета. На сцене местного Дворца культуры артисты показали спектакль «Щелкунчик» П. И. Чайковского, который вызвал бурю эмоций в душе ребёнка. Позже он говорил, что был потрясён атмосферой театра, красотой искусства танца. К тому времени Володя Горшков занимался в студии, но только слышал о том, что такое классический балет. А теперь — видел, и это первое впечатление, как он сам признавался, всегда вело его по жизни. Окончив Минское хорео­графическое училище, несколько лет проработал в Театре оперы и балета во Фрунзе. Но хотелось большего. И молодой человек поступил в Государственный институт театрального искусства им. А. В. Луначарского (г. Москва), параллельно продолжая служить в театре. В 1975 году он впервые приезжает в Казань, вливается в коллектив Татарского театра оперы и балета и… остаётся здесь навсегда. В одном из своих интервью на вопрос «почему?» он ответил так: «Тогда я ещё не представлял, чем буду заниматься по окончании артистической карьеры. Меня одинаково увлекал и драматический, и музыкальный театр. Не хочу говорить банальные вещи о случайности и судьбе, но что-то, безусловно, подталкивает нас к выбору. Была такая знаковая история и в моей жизни. В конце 70-х годов готовилась к печати книга «Народные артисты», посвящённая выдающимся деятелям искусства Татарии. И вдруг заведующая литературной частью театра Рамзия Идиатулловна Такташ предложила мне написать в книгу статью о татарском балетмейстере Гае Тагирове. Зная о его непростом характере, другие отказались с ним сотрудничать. Встреча с этим человеком определила моё будущее. Несмотря на разницу в 40 с лишним лет, мы подружились. А поскольку историей татарского хореографического искусства никто профессионально не занимался, у меня был простор для деятельности. Я записывал на магнитофон его воспоминания, а потом и других родоначальников татарского профессионального танцевального искусства — тогда многие из них были ещё живы, ­ездил по деревням с концертами, где наблюдал за живым национальным танцем, работал в государственных архивах, изучая периодику и даже бухгалтерские отчёты театра, постепенно восстанавливая театральный репертуар и историю становления хореографического искусства в республике. Так понемногу я углублялся в эту сферу».

В балетном зале.

Владимир ГОРШКОВ (1949–2012), артист балета, театровед, балетный критик, профессор, заведующий кафедрой и декан факультета хореографического искусства Казанского государственного университета культуры и искусств (2006–2012), заслуженный деятель искусств Республики Татарстан (1993), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2011).

В 1980 году Владимир Горшков уже дипломированным специалистом-театроведом впервые переступил порог Казанского института культуры. Окончив карьеру артиста балета, в 1984 году он всецело сосредоточился на педагогической деятельности. С 2000 года трудился заведующим кафедрой, с 2006 года был деканом факультета хореографического искусства. За 32 года работы в институте сотни его учеников пополнили профессиональные ансамбли песни и танца, стали руководителями творческих детских и взрослых коллективов, десятки имеют почётные звания России, Татарстана, Чувашии, Удмуртии, Марий Эл, Мордовии, Башкортостана, достойно представляют хореографическое образование страны за рубежом. 
Сегодня имя Владимира Горшкова внесено в энциклопедию «Выдающиеся деятели искусств Татарстана», а творческая биография настолько многогранна, что могла бы вместить не одну человеческую жизнь. Он автор научных и публицистических работ по вопросам хореографического искусства. Книги «Рудольф Нуриев: судьба и танец», «Балетмейстер Гай Тагиров», «Нинель Юлтыева: сотни жизней в одной», сборник очерков «Солисты татарского балета» — лишь малая часть его интеллектуального наследия.

По системе Станиславского
В театре не бывает скучно. И не всегда зритель грустит и смеётся по сценарию. Бывает по‑разному. Однажды, например, во время трагической сцены боя в балете «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева, в конце которого Ромео должен был заколоть Тибальта шпагой, Тибальт случайно обезоружил Ромео. А рядом стоял Бенволио, партию которого танцевал нынешний художественный руководитель балетной труппы нашего театра Владимир Яковлев. Он не растерялся, раз — и убил Тибальта. Вот так поправили Шекспира. Подобные «неожиданности» случаются, ведь театр — живое искусство. История, о которой мы расскажем, произошла летом 1979 года в Пензе на гастролях Татарского академического театра оперы и балета и восстановлена по воспоминаниям артиста балета, профессора, декана факультета хореографического искусства Казанского государственного института культуры Владимира Горшкова. 

В 70-х мы были молоды и энергичны, не боялись экспериментировать, ещё только мечтая сказать своё слово в искусстве. Иногда эти эксперименты приводили к неожиданным последствиям, некоторые заканчивались комично или драматично. В 70-80-х годах наш театр ежегодно выезжал на гастроли по городам России. В тот незабываемый день в Пензе мы давали «Шурале» Ф. Яруллина. Я не был занят в спектакле и пришёл просто посмотреть его как зритель. Увидев меня, главный балетмейстер нашего театра попросила заменить заболевшего артиста. Я подумал — танцевать вроде бы немного — и согласился. Шло второе действие — свадьба Батыра и Сююмбике. И вот все гости вместе с молодожёнами заходят в дом — на сцене установлена декорация со ступеньками и крыльцом. Пока, согласно сценарию (в балете его называют либретто), в доме пируют, на сцене появляется Шурале. Через какое‑то время из дома начинают выходить захмелевшие гости: сначала главные сватья — старик со старушкой — они танцуют шутливый дуэт, Шурале их ссорит и пугает; потом — Гость с бочкой, Шурале над ним подшучивает, щекочет. И вот наша очередь выходить на сцену. Первый — я, за мной ещё двое сватов как бы навеселе. Получалось так, что я выхожу из дома и вижу Шурале, а это неправильно — гости его видеть не должны. «Что-то тут недоработано, не по Станиславскому», — подумал я и, как выпускник Государственного института театрального искусства, который буквально недавно защитил в Москве диплом, решил внести новшество — выйти на крыльцо и спуститься по лестнице спиной, лицом к своим товарищам, как бы беседуя с ними. Сказано — сделано.

На съёмках фильма-балета «Шурале».
Прежде чем продолжить рассказ, необходимо сделать небольшое пояснение. В театрах существуют свои стандарты. Например, ступеньки во всех спектаклях — 17 см. Их так и называют — дежурные, потому что ко всем декорациям подходят. Высота станка, к которому приставляются ступени, должна быть кратна 17 см, соответственно — 17, 34 или 51 см. Артисты знают об этом, ноги привыкают к такой высоте — можно и спиной выходить. Но иногда, в редких случаях, для определённой постановки делают специальные станки и ступени. Их высота может быть разной. Например, для оперы «Борис Годунов» художник все декорации сделал массивными, соответственно, всё стало крупнее, в том числе и ступени, высота каждой — 24 см. И вот рабочие сцены перепутали — вместо стандартных трёх ступенек по 17 см приставили к станку две по 24 — примерно подошло, пологом закрыли — и ладно. А я, конечно, об этом не знал. 
Всё, что произошло дальше, для меня было как в замедленной съёмке. Я выхожу из домика на крыльцо, активно жестикулируя и как бы разговаривая с товарищами, делаю шаг назад там, где должна быть ступенька, и чувствую, что 17 см уже прошло, а нога не находит опоры. В голове проносится мысль: я же только что видел ступени — где они? Пытаясь сохранить равновесие, инстинктивно хватаюсь за столбики, которые поддерживают крыльцо, и с ужасом чувствую, как они отделяются от опоры, и я вместе с ними медленно, как мне кажется, заваливаюсь назад. У тех двоих, что шли вслед за мной, глаза расширились, но сделать они ничего не успели, потому что в этот момент им на голову рухнула крыша крыльца, лишившаяся опоры. Так мы все трое оказались на полу под обломками декораций! 
Зрители, конечно, счастливы — не каждый день такое увидишь — хохочут! Пока мы выкарабкивались из-под обломков, Шурале уполз смеяться за кулисы, а Гость с бочкой, который с ним танцевал, за куст спрятался, бочку надел себе на голову и сидит там, трясётся от смеха. Тем временем мы из-под руин дома выбрались, сплясали свой танец и, наконец, ушли со сцены. Тут Гость бочку снимает с головы, а у него от смеха грим потёк, борода и усы отклеились и отвалились — зрители в восторге! Артисты за кулисами столпились, за животы держатся. А оркестр ничего не поймёт — почему такой хохот? На дирижёра смотрят — тот от смеха дирижировать не может, потом и вовсе махнул рукой — играйте, ребята, как хотите. Музыка тут же разладилась. Музыканты инструменты побросали, из оркестровой ямы выглядывают. А на сцене в это время — драматичный эпизод. Батыр обнаружил, что Шурале украл его невесту, он должен выбежать на сцену с трагическим выражением лица, схватить факел и броситься спасать Сююмбике. Настроение гостей тоже должно соответствовать моменту. Вместо этого гости счастливые, у Батыра рот до ушей, он схватил факел и, сияющий, убежал за кулисы. Занавес.