Композитор Шамиль Шарифуллин

Композитор Шамиль Шарифуллин (1949–2007) — профессор Казанской консерватории имени Назиба Жиганова, лауреат премии Союза композиторов России имени Дмитрия Шостаковича (1985), заслуженный деятель искусств Республики Татарстан (1999), лауреат Государственной премии Республики Татарстан имени Габдуллы Тукая (2005). В татарском музыкальном искусстве фигура композитора всегда стояла особняком: он в двадцать шесть лет написал концерт для хора а капелла «Мунаджаты», благодаря чему был признан классиком национальной хоровой музыки, с юности глубоко исследовал татарский фольклор, в советские времена стал во многом первопроходцем, в то же время продолжив творчески развивать достижения корифеев татарской музыки.

Когда я была совсем маленькой, один известный музыковед-фольклорист задал мне совершенно бестактный вопрос: «А ты кого больше любишь, маму или папу?» Мама стояла рядом и держала меня за руку. Я, ни секунды не раздумывая, ответила: «Папу!» Мама — человек умный и понимающий, после моего детского ответа сделала вывод: «Гузель — папина дочка».

***

Помню, как папе на день рождения в Москве подарили хомячка. Папа возвращался в Казань на самолёте и вёз его в кармане плаща. Карманы папиного плаща оказались все прогрызенными, зато моей радости не было предела.

***

В голодные советские времена было великим счастьем полакомиться конфетами фабрики «Рот-Фронт». Папа с 1979 по 1981 год учился в Москве, в аспирантуре у Тихона Николаевича Хренникова, и у него была возможность привозить нам шоколад килограммами. Каждый раз, когда он уезжал, я с плачем висела у него на шее и не хотела его отпускать. Он всегда спрашивал, что мне привезти. Однажды я села за стол и решила написать список. В слове список я сделала ошибку, перепутав букву «и» и букву «у» — «спусок». Впоследствии родители так и ввели в обиход это слово с ошибкой. Но в длинном списке, помимо всего прочего, значилось: 3 килограмма «жувачки». Когда меня спросили, зачем так много, я искренно удивилась: как, неужели непонятно, ведь мне нужно было впрок запастись этим дефицитом, чтобы угостить всех своих друзей.

Алмаз Монасыпов, Шамиль Шарифуллин и Гузель Абульханова

***

Когда я окончила первый класс спец­школы при консерватории, папа повёз меня на каникулы в Москву. Мы остановились в общежитии Московской консерватории и пытались ночами уместиться на одной кровати. Но победа за место на кровати всегда оставалась за мной, я скидывала папу на пол, и он сидел на табуретке или ходил по комнате всю ночь. Но ни разу меня не упрекнул. В Москве мы ходили по выставкам и музеям. У меня чуть не отвалились ноги после хождения по Пушкинскому музею, но впечатления от картин сохранились и по сей день. Вообще, родители все­гда очень много внимания уделяли нашему духовному и эстетическому развитию. Посещение художественных выставок и концертов, театров и музеев было нормой. Но больше всего мне нравилось ходить с папой в зоопарк и краеведческий музей (Национальный музей Республики Татарстан), где папа высоко поднимал меня над собой, и я каждый раз с ужасом разглядывала огромный раскрытый рот чучела белуги.

Шамиль Шарифуллин c дочкой Гузель. 1976

***

С конца семидесятых годов папа заведовал кабинетом музыки народов Поволжья. И мы с одноклассниками, человек пять-шесть, часто приходили в  Большой зал консерватории. На входе всегда стояла строгая вахтёрша, и когда мы приближались к ней, она останавливала вопросом: «Куда идёте?». На что все дружно, не сговариваясь, выкрикивали: «К папе!»

***

Жили мы далеко, на Горках. А учились в центре, на улице Жуковского. Нагрузки в Средней специальной музыкальной школе были большие, поэтому я часто уставала и жаловалась на боль в ногах, особенно на обратном пути к дому. Папа всегда сажал меня на плечи и нёс на себе. Так он меня носил лет до десяти. Однажды, когда папа в очередной раз понёс меня после занятий на плечах, проходивший мимо мужчина возмутился тому, что меня, такую большую девочку, несут на себе. Папа ему ответил: «Не ваше дело! Это — моя дочь!»

Жена Шамиля Шарифуллина Наиля с дочкой Гузель. 1978

***

Папа часто читал мне книги, когда я была совсем маленькой. Причём литература была не детская — древнеиндийские эпосы «Рамаяну» и «Махабхарату». Воспринимала я всё с большим интересом. Иногда в процессе чтения папа надолго «зависал», замолкая на одну-две минуты. Я прекрасно понимала, что он думает о чём-то своём. Но спустя некоторое время моя деликатность улетучивалась, и я начинала его толкать, трясти и просить читать дальше. Папа как будто приходил в себя, задирал очки на лоб, скашивал глаза на меня и удивлённо спрашивал: «А, что?» Я умоляла: «Читай дальше, пап!» Моё детское воображение поражали массовые картины грандиозных битв, я улетала в неведомый мир. Ситуация с папиными паузами во время чтения повторялась достаточно часто. Нередко папа рассказывал мне сказки собственного сочинения про злую старуху Шишигу, папу и девочку — это были бесконечные вариации на тему добра и зла. Но заканчивались все сказки, к моему восторгу, победой папы и девочки над злобной и хитрой, но недалёкой Шишигой.

***

17 мая 1983 года мне исполнялось десять лет. Просыпаюсь рано утром, луч солнечного света падает в мою комнату. На столе стоит ваза с десятью розами — это мог сделать только папа! Он с утра пораньше уже сбегал на базар и нашёл десять чудесных цветков. В жизни с папой у меня связано множество замечательных моментов, но эти утренние розы стоят особняком, их аромат навсегда остался в моей памяти.

В актовом зале консерватории

***

Нам с моей сестрёнкой Ляйсан очень повезло в жизни. У нас был такой замечательный папа, он всегда был рядом, общался с нами. С Ляйсан играл в шашки и всегда проигрывал ей, вырезал для неё каких-то фантастических бабочек и носил на руках, пока она не засыпала. И даже в последние годы своей жизни, когда он уже очень плохо себя чувствовал и не мог выходить из дома, он поздравил всех нас с Восьмым марта. А на мой день рождения в мае пришёл сам и последний раз в жизни принёс мои любимые розы. Если в жизни есть счастье, то оно всегда выражается в любви и поддержке близких. Папа все­гда защищал всех нас от невзгод. Он был подчас абсолютно бескомпромиссным человеком и никогда не отказывался от своего мнения. Это его и погубило, в конечном счёте. Жить наполовину он не умел, так же, как работать некачественно. Всё сотворённое им в жизни — необычайно яркое. И как все выдающиеся личности, он видел наперёд многие явления, предчувствовал их. Сочинения, написанные в семидесятые годы, в то время вызвали у некоторых коллег реакцию отторжения. И только спустя десятилетия эта музыка была воспринята совершенно по-другому. Сейчас на улице Баумана в Казани закатаны в асфальт звёзды с именами татарских певцов — Хании Фархи, Салавата и других. В наше время процветает не серьёзное искусство, а самодеятельность, не знающая нот и пущенная в массы. Почему нет на Баумана звезды основателя Казанской консерватории, специальной музыкальной школы и симфонического оркестра Назиба Жиганова? Почему в Казани нет памятника выдающемуся просветителю и композитору Александру Ключарёву? Нет именных звёзд целой плеяды деятелей культуры и искусства? Ведь это наша история и наше будущее.

Композитор дома

***

Иногда я просыпалась ночью и заставала одну и ту же картину: папа сидел в кабинете и рисовал клавиры и партитуры. Привычка вставать в четыре утра сохранилась у папы ещё со времён обучения в Казанском музучилище. Ему приходилось рано вставать и переходить Казанку с баяном и нотами. Первым занимать класс и учить программу до начала лекций. Надо сказать, что папа почти никогда не писал черновиков. У него был идеальный каллиграфический почерк. И сейчас можно издавать все его произведения факсимильно. Когда его музыка была написана, он любил многократно проигрывать её на фортепиано. И я была одной из самых благодарных слушательниц с детских лет. Всё, что было написано папой, мне очень нравилось. Проиграв, он спрашивал: «Ну, как?» Я обнимала его и говорила: «Папа, здорово! А сыграй ещё раз!» Мне хотелось слушать его новую музыку вновь и вновь.

***

Жили мы всегда очень скромно. Когда мы переехали на новую квартиру на Горках, первое время у нас вместо стульев были пеньки из леса, которые принёс папа. Родители, чтобы накормить меня, маленького ребёнка, экономили буквально на всём. Покупали специально для меня мясо в «Дарах природы», а сами часто ограничивались гарниром.

В пять лет меня отдали в спецшколу, в класс к Норе Семёновне Казачковой, человеку удивительной культуры и отношения к делу. Заниматься очень не хотелось. На уроках, которые длились не один час, мне было скучно. Однажды, когда Нора Семёновна показывала, напевая, как нужно сыграть мелодию, я, заглядевшись в отражение в рояле, так сильно раскачалась на стуле, что упала вперёд. Нора Семёновна очень строго посмотрела на меня и сделала замечание. Больше я никогда не раскачивалась. Мне было всего пять лет. На уроки я, как правило, ходила с мамой. Мама сначала записывала замечания Норы Семёновны, а потом дремала от усталости в углу. Я с интересом разглядывала отражение уснувшей мамы в левом углу рояля, поющую и говорящую Нору Семёновну в правом. И хронически пропускала все замечания педагога по поводу точного исполнения мелодии. На уроки с папой я ходить боялась. В отличие от мамы он не дремал в углу, а садился прямо за мной. Приходилось слушать все реплики педагога и стараться их исполнять. А исполнять сразу не получалось. Папа хватал мой стул после третьей неудачной попытки и начинал его трясти, приговаривая: «Ну, сыграешь ты, наконец, или нет?!» Я немела от ужаса. Папа всегда был непререкаемым авторитетом для меня. Один тот факт, что он был композитором, заставлял меня гордиться и рассказывать об этом всем.

***

В 1997 году папа издал программу по татарской народной музыке для детских музыкальных школ, средних специальных учебных заведений, в надежде на то, что программа со временем в Татарстане будет внедряться повсеместно. Программа, изданная благодаря спонсорской поддержке, разошлась и по России, действует, но, к сожалению, до сих пор не имеет официального признания. Программа явилась результатом почти тридцатилетней работы с фольклором — экспедиций, записи и расшифровки народных мелодий, и предварила большой печатный труд «Антология-путеводитель по татарской народной музыке». Эта фундаментальная книга из двух томов до сих пор ожидает издания, нет финансирования. Написаны балеты: «Песнь о цветке» (1987) — оратория-балет для хора, солистов и оркестра на стихи американских индейцев, «Юсуф и Зулейха» (2005), «Татарские танцы» (2006) и «Татарские буколики» (2005) — деревенская балет-симфония. Все эти балеты ждут своего часа. Практически всё, что написал композитор Шамиль Шарифуллин, не издано, но исполняется. Он на протяжении нескольких десятков лет является классиком хоровой культуры Татарстана, его музыка звучит в Европе и Америке.

Шамиль Шарифуллин — автор первого в татарской музыке хорового концерта, концерта для оркестра и произведений для органа. Наследие его огромно, до сих пор многое не исполнено.

После вручения Тукаевской премии. 30 августа 2005

***

В мае 2007 года папа попросил, чтобы мы его свозили на дачу, в Васильево, посмотреть на цветущие яблони и вишни. Наверное, он знал, что видит это в последний раз в жизни. 

***

13 сентября 2019 года папе исполнилось бы семьдесят лет, он не дожил два года до своего шестидесятилетия... В 2001 году он тяжело заболел и был забыт многими. Жил в нищете, часто за неуплату у него отключали телефон, а инвалидность снимали группу за группой. Три года он не писал музыки, но работал над своим научным трудом «Антология‑путеводитель по татарской народной музыке», который мечтал издать. Спустя три года он снова стал работать, и как только у него впервые в жизни появился компьютер, написал цикл детских песен, романсов, оркестровки и симфонические произведения. Папа очень хотел, чтобы эти произведения были исполнены. В его официальный день рождения 26 сентября в 2007 году мне удалось организовать концерт «Две мировые  премь­еры», на котором были исполнены «Татарские танцы» и «Татарские буколики». Позже Зульфия Курамшина из Гостелерадиокомпании «Татарстан» в цикле «Замандаш» сняла документальный фильм о папе. Мне очень хотелось показать его таким, каким он был на самом деле. Когда прошла премьера фильма, утром мне позвонила певица Гульнара Мурзиева и сказала, что фильм получился очень хороший. В этот момент я сидела дома и плакала. Потому что знала, что папа уходит. Гульнара спросила: «Ты что, плачешь?» Но я не смогла ей ответить. Потом позвонил: «Кызым, спасибо тебе большое, всё это правда». Для меня это стало самой высокой похвалой. Ну, а я очень благодарна Зульфие Курамшиной и всей творческой группе за фильм, который получился правдивым.

***

В суете жизни мы часто теряем связь с нашими близкими. Вот и я в то время перестала часто звонить папе. Хотя думала о нём, старалась делать многое. Однажды поймала себя на мысли, что папа перестал звонить мне совсем. Как-то я пришла к нему и принесла любимые им виноград, персики и томатный сок. Мы хотели, как всегда, посидеть за столом и пообщаться. Сок папа уже не смог выпить. Это было за две недели до того, как его не стало. Я продолжала ободрять его, как могла. Помню, как последний раз пришла к родителям, в последний раз услышала родной голос: «Гузель, это ты?» Он знал, что это была именно я. И я поймала себя на мысли, что очень давно не слышала его голос наяву и по телефону. Он уже не мог вставать и был очень слаб. Попросил меня усадить его в кресло. Я уговорила его сесть на кровати, потому что боялась тревожить его в таком состоянии. Посадила и обняла, исхудавшего, расплакалась, впервые за шесть лет, при нём, потому что больше не в состоянии была сдерживать свои чувства. Он грустно‑грустно посмотрел на меня и сказал: «Не плачь».

***

Имя Шамиля Шарифуллина в среде композиторов, музыкантов Татарстана и России давно стало синонимом профес­сионализма. Год назад я обратилась в Министерство культуры Республики Татарстан с идеей проведения Международного фестиваля имени Шамиля Шарифуллина. Наследие такого масштаба требует всемирного признания и тиражирования учёных трудов и музыки!