"Курбан-роман" — очень казанский фильм на всеобщую тему

Журнал "Казань", № 9, 2014

- Покаяния отверзи мне двери, Господи…- не зная подходящей суры из Корана, про себя повторяла я, возвращаясь с друзь­ями домой по вечернему городу после встречи в кинотеатре «Мир» с фильмом Салавата Юзеева «Курбан‑роман». Машину отпустили,- после Казани, выстрелившей с большого экрана фейерверком изысканной красоты, овациями театрального зала, оркестрами Рустема Абязова и Владимира Васильева, аккордеоном Владимира Федотова, узнаваемой и фантастически новой, щедро показавшейся с экрана, выбора не было - только пешком, по Карла Маркса мимо церкви Варвары, балетного училища до театра, туда, где только что разворачивалась драма героев «Курбан‑романа»: на сцене маленькая балерина танцевала Джульетту, в оркестровой яме плакала скрипка, и из третьего ряда партера, кусая губы, это наблюдал ещё один скрипач. Конечно, в Казани выбора не было, и мы, возбуждённо обсуждая только что пережитое, шли в театр толкнуться в артистический вход, проверить, так ли действительно закончилась эта история, ведь теперь нам суждено надолго остаться её участниками. Не зрителями,- зритель рассудочен. Когда, глядя на экран, коченеешь от предчувствия неотвратимого, ладони бессильно потеют от запрета вмешаться, и, наконец смирившись, страстно ищешь хоть тоненькую паутинку надежды,- ты уже соучастник того, что задумали, сварили в котле своей лимбики автор сценария, режиссёр, кинооператор, воплотили актёры и художники.

В фабуле фильма всё просто и схематично - любовь, нелюбовь, предательство, прощение, жертва, расплата. Десятки, а возможно, и сотни тысяч фильмов уже сняты по этому алгоритму. Так почему в сто тысяча первый раз потеют ладони, и мечешься перед экраном, ищешь в душе опору? Что зацепило в простом сюжете? То, что Фёдор Иванович Шаляпин называл «чуть‑чуть в искусстве». Чуть‑чуть - и из всех басов звучит единственный, шаляпинский. Чуть‑чуть - и женщина на портрете так улыбнулась и посмотрела, что увидевшие эту улыбку столетия ищут её разгадку: что не досказала Мона Лиза? Чуть‑чуть - и простой сюжет фильма становится планетарной песней любви и чести, в которой, по сути, героям излишни имена,- песнь обо всех нас, а всех не назвать. Каждый сам знает своё имя и свои грехи.

Два брата, скрипачи, Марс и Юсуф. Старший успешен, признан, концертирует. Младший - в оркестровой яме за шестым пультом, что не мешает ему сказать брату: «Музыки в тебе нет…». Да, мастерство в пальцах есть, а Божественная Музыка звучит в сердце младшего, смешного, наивного в искренности и доброте. Несовременно это, не востребовано. Успех теперь в марках машины и ручных часов. Какие они у скрипача из оркестровой ямы? Но в самый трудный, судный час людей вокруг спасает его Музыка, его вечная, всепростившая, причащённая Любви Душа.

Его жертвенный баран на Курбан‑байрам - способ сказать «прости» всем носящим обиду. Это «прости» - пощёчина для старшего брата, виноватого и не способного к покаянию. Почему не способного? А почему Каин Авеля убил? Это начинаешь не понимать, а чувствовать, попав в фильм,- он поглощает ритмом, музыкой Радика Салимова, очень разной, мистическими символами, возможностью взора вдаль, шумом сухого ветра, пожухлой травы, плеском и простором холодной волжской воды, скоростью. В фильме много неба и дороги - Пути. И почти всегда в кадре вторым планом - золотисто‑рыжий синеглазый мальчишка в белоснежной курточке - Ангел‑Хранитель. Он на страже, глаза его по‑взрослому зорки, улыбка чиста. И Истина глаголет устами младенца.

От названия «Курбан‑роман» ожидаешь мусульманского кино. И почти сразу понимаешь ошибку, ибо фильм всечеловеческий. Не случайно герои татары, а героиню зовут Марыся - польское имя. И суровый бабай, читая молитву над жертвенным бараном, не спросил, мусульманка ли эта девушка. Не это главное,- мудрый старик и его сын это знают. Главное - простить всех, на кого обижен, сказать «прости» всем, перед кем виноват - вот ко­гда услы­шит молитву и примет жертву Аллах. Как это знакомо, с благодарностью прожито на страницах нобелевского лауреата турка Орхана Памука, его «…Нет разницы между тобой и мной. Только будь человеком». Как это нужно в каждом человеческом сердце именно сейчас! В руках Каина нож в свежей крови…

Новую работу мастера профессионально и дилетантски обсуждают, наслаждаясь процессом. Большой художественный фильм - удачный полигон для любителей поговорить, покрасоваться в этом, поискать неточный жест, невыразительную интонацию, слишком мелкий или слишком крупный план и массу иных причин обсуждать. Вот это и хорошо - не бойся говорящего, бойся молчащего. Ко всему, сколько людей, столько и мнений. Но лично мне нравится.

Я бы этот фильм включила в программу школы в классе восьмом‑десятом. Повесть и фильм, а следом - публичный диспут. Конечно, такой диспут важно уметь разжечь, разговорить ребят, вывести их на высказывание своих мыслей. У нас были такие учителя,- заводили нас, и мы уже сами часами спорили на уроках о Тарасе Бульбе и его сыновьях, Базарове и Раскольникове. При современной изощрённости показа в кино любовных страстей «Курбан‑роман» - очень целомудренный фильм, ничего ниже пояса. Как раз для школьников. И сколько в фильме доброты! Просто доброты. Тепла. Любви. Жертвенности. И пути к покаянию.

Покаяние на исповеди в старые времена воспитывала религия. Люди искали возможности с благодарностью очистить им душу. Советский строй отучил людей говорить правду даже самому себе и научил доносить на близких и неблизких, наслаждаясь результатом. «Мы будем такими, как Павлик Морозов» - это дети пели в школах и учились опережать других доносчиков: советская селекция каинов. Боялись ильичи покаяния в умах и душах: честно сказавший «я не прав» уже принял это, измерил себя по всечеловеческой шкале, оценил, рука его, скорее всего, уже не поднимется на ближнего, и ошибку свою он не перевалит на других. Не такие люди были нужны большевикам. Хорошо, что время это прошло. Но таинство исповеди и потребность в покаянии просто так, с ходу в умы и сердца молодых не вложить. Над этим теперь опять столетия трудиться и трудиться.

В эту копилку Салават Юзеев уже принёс свой новый фильм. Жаль только, что массовый зритель увидит «Курбан‑роман» лишь через два года - до кинопроката казанской истории любви с ритуальной жертвой предстоит путь по кинофестивалям. Мы будем ждать, ведь в самом конце, в последних кадрах своего фильма Салават Юзеев подарил нам надежду, то, чего нет в повести,-

Удачи, новый казанский фильм!