Лариса Маслова. Шесть тысяч концертов по всей стране виолончелистки, которая не коллекционировала премии

Известная виолончелистка, получившая «благословение» от самого Мстислава Ростроповича, рассказала о том, как удаётся оставаться в прекрасной исполнительской форме и легко ли быть авторитетом для молодёжи.

- Лариса Владимировна, как по­лучилось, что музыка стала смыслом вашей жизни?

- Я воспитывалась в семье артистов цирка - мой папа был воздушным акро­батом. Бывала на всех представлениях, на репетициях, разъезжала вместе с ро­дителями по городам Советского Союза. Нередко в представлениях участвовали эстрадные певцы, в программы включа­лись инструментальные и вокальные номе­ра. Мне это безумно нравилось! Я и сама любила петь, хорошо читала стихи, моя душа уже тогда была связана с музыкой. Я пела в школе, и все так и думали, что ста­ну певицей. Никто, в том числе и я, не мог предположить, что свяжу свою судьбу с виолончелью.

- И как же это случилось?

- В то время открылась школа‑деся­тилетка при Казанской консерватории, и мама увидела объявление о прослу­шивании детей с музыкальными способ­ностями. А тогда попасть в музыкальную школу было не так просто, там учились в основном дети из обеспеченных се­мей. Мы жили очень скромно: родители развелись, мама и я обитали у моей прабабушки в деревянном доме в посёл­ке Савиново. На моё счастье, мама повела меня именно в десятилетку, и я не только по­пала в эту шко­лу, но и жила там в интерна­те. Нас каждый день водили на концерты, спектакли, к нам приезжа­ли известные музыканты, давали мастер‑классы… Мы и сами участвовали в некоторых постановках оперного театра.

- Поступали на виолончель?

- Нет, я хотела играть на фортепиа­но! Нас прослушивали молодой красивый директор Георгий Ходжаев, Эммануил Мо­насзон, Итаки Халитов… На них я, конеч­но, впечатления не произвела, мне ведь было уже девять лет, переросток для пи­анистки. Но, вероятно, что‑то во мне они увидели, позвали Иршата Насретдиновича Хайрутдинова, который меня взял на вио­лончель, правда, с условием, что за один год пройду несколько классов, чтобы до­гнать сверстников.

- И вы этот вызов приняли?

- Конечно, я так хотела быть в му­зыке, что, наверное, согласилась бы учиться даже игре на барабане… (сме­ётся).

- Быстро догнали?

- Быстро. Страшно было, что отчис­лят, я этого не могла допустить. Поняла, что это мой шанс стать музыкантом. С тех пор живу ради искусства.

- Ни разу не пожалели? Вы ведь петь мечтали?

- Я и сейчас обожаю вокалистов, слушаю, как они ведут звук, интонацию… Шаляпин говорил: «Вы должны петь так, как поёт виолончель!», а мы должны играть так, как поют вокалисты. У нас много общего, я не перестаю у них учиться. А петь мне запретил педагог по специальности, он внушил: если уж я выбрала виолон­чель, то должна всё своё время отдавать ей. И я послуша­лась.

- Как вы считаете, вам повезло с пе­дагогами?

- Да, безусловно. Меня воспитала семья Хайрутди­новых - Иршат Насретдинович учил в школе, а Афзал На­сретдинович - в консервато­рии и аспиран­туре.

- Методи­ка была сход­ная? Ничего переделывать не пришлось?

- Нет, в этом отноше­нии проблем не было, но по­началу во время учёбы в консер­ватории я часто бегала к Иршату Насретдинови­чу, он был мне ближе, казался мягче, понят­нее, как папа. Может, потому, что с ним мы всё начинали с нуля. Потом уже привыкла к Афзалу Насретдиновичу, с ним нараба­тывала профессионализм, переиграла весь виолончельный репертуар, который потом использовала в своих концертах.

- Но вам ведь посчастливилось поучиться ещё и у Мстислава Ростропо­вича

- Да, Ростропович произвёл на меня сильнейшее впечатление. Впервые я уви­дела его, когда он был в зените славы. Он только приехал из гастрольной поездки по Америке - свободный, раскрепо­щённый, с невероятной энергетикой и очень демократичный. Потом я не раз участвовала в его мастер‑классах, уроках, присутствовала на репетициях маэстро в качестве дирижёра, открыла для себя много нового. Мстислав Леопольдович даже приглашал меня перевестись к нему в Московскую консерваторию, но я по­боялась разочаровать его, не оправдать надежд…

- Только поэтому не рискнули?

- Были и другие причины. Мама противилась, педагоги тоже постарались удержать меня. Может, и к лучшему, Ростропович тогда уже был в опале… Но я до сих пор помню его уроки, всё, что он говорил. Как‑то сказал: «А сыграй мне то, что тебе просто нравится, помузицируй. Что хочешь играй: джаз, классику, татарскую мелодию - глав­ное, чтобы ты от этой музыки получала удовольствие». Я растерялась, мы особо не музицировали, и вдруг заиграла тему любви из моей обожаемой «Пиковой дамы» Чайковского. И тут Мстислав Леопольдович стал показывать приёмы, которыми нам пользоваться не разре­шали. Я тогда поняла: когда играешь для души, в своё удовольствие, музыка звучит иначе - и здесь не может быть никаких запретов.

- А фестиваль его имени вы соз­дали в память о тех знаменательных встречах?

- Да, я благодарна судьбе, что была знакома с таким великим музыкантом. После ухода из жизни маэстро решила собрать всех играющих детей‑виолонче­листов и устроить концерт, посвящённый его памяти. Хотелось привлечь внимание к виолончели, популяризировать этот инструмент. Министерство культуры Та­тарстана и республиканский методический центр поддержали - так возник городской фестиваль имени Ростроповича. Теперь он стал не только ежегодным, но и получил статус всероссийского.

- Сейчас практически каждый бо­лее‑менее играющий музыкант непре­менно имеет звание лауреата между­народных, всероссийских конкурсов, которыми бравирует. У вас за плечами всего один всероссийский конкурс. Не мучают амбиции?

- Нет, не мучают. Значение конкурсов очень обесценилось, их много, и уровень международного может быть ниже город­ского! Раньше конкурсов было мало, прово­дили только в больших городах, и уровень был высочайший. Участвовали сильнейшие музыканты, лауреатами становились едини­цы. Музыканты из нашей республики редко участвовали и ещё реже получали дипло­мы. Я участвовала в двух всероссийских конкурсах и одном всесоюзном, доходила до второго тура и лишь на третий раз ста­ла лауреатом третьей степени - и очень горжусь этой победой. Кажется, я первая из наших струнников стала лауреатом.

- У вас ведь немало лауреатов среди учеников! Что легче - подгото­вить ученика или выступить в конкурсе самой?

- Это невозможно сравнить, вез­де свои трудности. Сейчас к некоторым конкурсам и готовиться не надо - плати и получай дипломы. Я не коллекционирую премии, для меня главное, чтобы дети профессионально развивались, стреми­лись к истинным высотам.

- Что самое сложное в работе с детьми?

- Воспитывать музыкантов - вообще сложная задача. Надо не только научить ребёнка играть на инструменте, но и орга­низовать его труд дома. Убедить ученика и его родителей, что занятия должны быть ежедневными и по нескольку часов! Это не школьные уроки, которые имеют опре­делённый объём. Музыку нельзя просто вы­учить, всегда есть что усовершенствовать.

- Ваши способы завоевания авто­ритета у молодого поколения?

- Только личный пример! Я всё время была на сцене, много выступала, особенно когда в филармонии работала, а там всегда пресса, телевидение… Дети это видят, по‑своему оценивают.

- Конечно, приятно учиться у зна­менитости.

- По крайней мере, они начинают понимать, что учатся, чтобы выступать на концертах и радовать родителей, друзей.

- Кем гордитесь?

- Люблю каждого своего ученика, а горжусь прежде всего теми, кто про­должает моё дело. Это Ильяс Камалов, виолончелист и композитор, сейчас рабо­тает в филармонии, и мне очень приятно, что моё место занял именно мой ученик. Ещё одна ученица, Гульнара Гарипова, работала в нижнекамском училище, вела оркестр, и её ученики постоянно посту­пали в консерваторию. Сейчас достойно представляет казанскую школу за рубе­жом - живёт в Америке, работает в ор­кестре, преподаёт. Из сегодняшних учени­ков - Андрей Суровцев и Лола Халилова, очень талантливые дети, уже лауреаты международных, республиканских и го­родских конкурсов, могут многого добить­ся, но как всё сложится - зависит от них.

- Мне кажется, музыканту должна ещё и удача сопутствовать. Вам она явно улыбалась не раз. Начать карьеру в сим­фоническом оркестре, да ещё и под ру­ководством такого гениального дирижё­ра как Натан Григорьевич Рахлин - это мечта любого музыканта.

- Согласна с вами полностью! Я его тоже своим учителем считаю, он умел вы­таскивать из нас звуки, о которых мы даже не догадывались. Его глаза, дирижёрский жест действовали на нас как гипноз. Меня всегда удивляло, что на репетициях мы никогда не играли произведение целиком, только отдельные фрагменты! Я думала: «Как же мы будем на концерте играть?» Но вечером на концерте всё звучало просто гениально. Каждая нота у него была осмыс­ленна и жизненна, каждая пауза буквально дышала. При этом Натан Григорьевич никогда не повышал голос на оркестрантов, всех любил, ценил и верил в нас, считал, что все мы талантливы и можем сыграть что угодно.

- А почему же ушли из оркестра?

- Я тогда в аспирантуру поступила, совмещать с репетициями не было возмож­ности, поэтому перешла на сольную работу в лекторийный отдел филармонии. Кстати, до меня там были певцы, пианисты, бая­нисты, мастера художественного слова, недолго скрипач работал, и я первая виолончелистка туда устроилась, так и про­работала тридцать пять лет на одном месте.

- «На одном месте» как‑то не соче­тается с вашим образом жизни и шестью тысячами концертов по всему Советско­му Союзу!

- Ну да, выступала много. У нас было несколько бригад, готовили очень раз­нообразные программы, давали концерты в школах, вузах, центральных площадках города, на предприятиях, во Дворцах куль­туры, залах районных клубов. Постепенно освоила большой концертный реперту­ар - русская и зарубежная классика, про­изведения современных композиторов, татарская народная и профессиональная музыка. Стала сама организовывать свои сольные концерты в Москве. Потом по ли­нии «Росконцерта» начала ездить по горо­дам России, вплоть до Сахалина и Дальнего Востока. И что интересно, наша национальная музыка всегда вызывала восторг у публики.

- Вы до сих пор владеете большим репертуаром. Программа вашего юби­лейного концерта разнообразна и об­ширна, причём всё играете наизусть! Как вам удаётся сохранять исполнитель­скую форму?

- Я люблю играть гаммы, на них отрабатываю звук, интонацию, штрихи. Чтобы чувствовать себя уверенно, мне не­обходимо заниматься каждый день как ми­нимум по два‑три часа. Бывает, не удаётся позаниматься несколько дней, но потом начинаю готовиться к очередному концер­ту - и всё восполняю.

- Что‑то новое готовите?

- Постоянно! Я впервые исполняла многие сочинения, причём не только та­тарских композиторов. Более ста премьер!

И до сих пор у меня лежат новые ноты со­чинений, которые ещё предстоит сыграть. Когда знаешь, что до тебя это ещё никто не играл, испытываешь необыкновенное вдохновение. Нередко возникает совмест­ная работа - что‑то подсказываешь ком­позитору, предлагаешь усовершенство­вать, учитывая особенности инструмента.

- Соглашаются?

- Кто‑то не любит ничего менять, а кто‑то прислушивается - и начинается сотворчество. В таких случаях люблю оставаться наедине с виолончелью: по­гружаешься в музыку и сливаешься с ней, словно проникаешь в мысли композитора.

- Как справляетесь с конкурен­тами?

- Отношусь к конкуренции фило­софски: музыканты все разные. Глав­ное - иметь свой стиль, своё лицо, быть личностью, индивидуальностью, а зрители вольны выбирать тех, кто им по душе. В мо­лодости, конечно, были амбиции, хотелось стать первой, лучшей. Это заставляло мно­го работать над собой. Сейчас уже никому ничего не надо доказывать, я состоялась как музыкант, и надо просто держать план­ку, достойно выступать.

- На себя время остаётся?

- Конечно, нет. У меня нет семьи, детей, всё моё время и пространство за­нимает музыка. Когда‑то мне предложе­ний много делали, были очень достойные претенденты, но я не могла отнять время от занятий, концертов. Без этого теряю почву, теряю уважение к себе, распадаюсь как личность. Наверное, это неправильно, человек должен успевать всё, но у меня так не получилось.

- Если бы можно было прожить жизнь заново, что изменили бы в ней?

- Ещё в мои молодые годы из­вестный музыкант Валентин Фейгин советовал мне сменить мою виолончель на другую, но я тогда не придала это­му значения. Я играла на прекрасном австрийском (тирольском) инструмен­те с великолепным тембром, который приобрела ещё в школе и многие годы концертировала с ним. Он был крупноват для меня, поэтому левая рука постоянно уставала, болела, приходилось очень много заниматься, чтобы играть виртуоз­но. И только в середине творческого пути я приобрела новый инструмент и поняла, что на нём играть намного легче. Если бы я обнаружила это раньше, то смогла бы достичь большего с меньшими затрата­ми. И ещё жалею, что не попала в Москву, мне до сих пор снится, как я там учусь. Хотя, возможно в столице у меня бы не было столько возможностей, и неиз­вестно, как сложилась бы моя жизнь. Я горжусь, что сумела собрать, испол­нить и записать на радио Антологию татарской виолончельной музыки, это огромный труд, который, надеюсь, будет востребован у нового поколения виолон­челистов.

Иванова Татьяна Юрьевна - музыковед.