Либретто для примы‑балерины, балетмейстера, худрука

Пролог

Нинель родилась семимесячной, со слабым здоровьем. По этой причине родители кутали её в папаху времён Гражданской войны. «Умрит она, умрит!» — кричала татарская бабушка. «Нет, эта девочка себя ещё покажет», — уверяла врач и рекомендовала поить больную морковным соком.
Слова доктора оказались пророческими: несмотря на перипетии судьбы, Нинель ЮЛТЫЕВА стала живой легендой для нескольких поколений. Блистательная прима‑балерина, талантливый балетмейстер, педагог с большой буквы, в этом году она бы отметила 95-летний юбилей.
Помню последнее интервью с ней: свои 88 лет она встречала как художественный руководитель, профессор Казанского хореографического училища, народная артистка России, Татарстана и Башкортостана, действительный член Санкт-Петербургской Петровской академии наук и искусств, лауреат премии России «Душа танца», Почётный гражданин Казани.

Главная партия

Первое впечатление — Юлтыева не живёт, а танцует… Да-да, своей положительной энергетикой и огромным желанием трудиться она как будто задавала ритм жизни окружающим. Находясь рядом с ней, хотелось всё делать так же динамично, гармонично, талантливо. Она одновременно давала распоряжения, что-то уточняла, тут же отвечала на вопросы, зара­зительно смеялась.
— Склероз, маразм, юбилей! — шутила Юлтыева над собой. — Слава богу, меня это всё миновало!
А миновало потому, что в отличие от наших типичных пенсионеров, ей некогда было оплакивать свои «болячки», приходилось постоянно решать проблемы учеников, коллег, друзей. Язык не поворачивался назвать её божьим одуванчиком: современный пиджак, стильные брюки, туфли на каблуках. Ах да, ещё идеальный маникюр.

Декорации

Не забуду рабочий кабинет Юлтыевой — это симбиоз творческой мастерской, гостиной для людей искусства, музейного запасника, театральной гримёрки (в зеркале видишь себя в полный рост).
На стенах — афиши международных конкурсов, фестивалей и тут же — расписание занятий учащихся Хореографического училища. А фотографий — каких только нет! Помню, Нинель Даутовна показала первую попавшуюся под руку — с выдающимся танцовщиком ХХ века, чеченцем Махмудом Эсамбаевым.
— Я не стремилась собирать личный архив, — признавалась она. — Но почему-то храню всё — старые афиши, газетные вырезки, программки, письма...
«Дорогая Наиля! — это пишет Рустем Яхин. — Я бы очень хотел, чтобы моя музыка всегда напоминала Вам о моём уважении к Вашему искусству и о моей большой личной симпатии к Вам». «Милая Нинель! — это уже обращается прославленный балетмейстер Агриппина Ваганова. — Желаю тебе, чтобы моя книга всегда приносила помощь в работе».

Акт первый

Из которого мы узнаём, 
что Нинель — 
это Ленин наоборот — 
стала дочерью врага народа.

— Вы знаете, что обозначает моё имя? — спрашивала собеседница и сразу же отвечала. — Нинель — это Ленин наоборот, смягчённый мягким знаком! А настоящая фамилия — Юлтый. Так называлась башкирская деревня под Оренбургом, где жили наши предки. Мой отец Даут Юлтый — классик башкирской литературы, общественный деятель, ярый большевик (теперь вы понимаете, почему меня так назвали) — первый напечатал стихи тогда ещё никому не известного Мусы Джалиля.
По рассказам мамы, это произошло в конце 20-х в оренбургской газете «Красная звезда». Вскоре папа стал первым редактором газеты «Красный Башкортостан», при его активном содействии открылся национальный драмтеатр в Уфе. С кинорежиссёром Михаилом Роммом он написал первый сценарий к фильму «Салават». К середине 1930-х мой отец вообще занимал высокое общественное положение: известный писатель, драматург, главный редактор нескольких газет и журналов, в Москве он возглавил башкирский сектор Центрального издательства народов СССР. Про папу я могу рассказывать много и долго, но… — Нинель Даутовна тяжело вздыхала. 
— Как всех деятельных и мыслящих людей того времени, его не миновала репрессия?
— Это случилось в 37-м, а через год отца расстреляли: обвинили в троцкизме, немецко-японском шпионаже. Нам же выдали справку, что он умер в тюрьме от болезни в 1940 году. 
До этого ужасного события в уфимской квартире Юлтыевых царила исключительно творческая атмосфера. По вечерам собирались друзья отца — известные писатели, артисты, художники. Дети всегда крутились среди них. По рассказам матери, Нинель постоянно пританцовывала. Иногда тут же и засыпала, прислонившись к кому‑то из гостей. И чаще всего это был Баки Урманче. От него исходили какие-то особые волны, как бы сейчас сказали, мощная энергетика, уточняла балерина. И вот что интересно — спустя много лет художнику Урманче поставили памятник в Казани, причём недалеко от Хореографического училища. Нинель Даутовна не удержалась: подошла и облокотилась на его колени, как в детстве. 
— Кто-то из друзей отца сообщил, что в Уфе набирают детей для учёбы в Ленинградском хореографическом училище (сейчас это Академия балета имени Вагановой), — продолжала она. — Но в глубинке тогда плохо представляли, что такое балет, поэтому первый набор, в основном, производили из детдомовцев и детей-сирот. Но на следующий год учиться поехали дети творческой интеллигенции. Кроме меня в башкирскую группу взяли дочь Сары Садыковой и Сайфи Кудаша.
— Вы помните своих педагогов?
— Ну что вы?! — возмущалась, активно жестикулируя, Нинель Даутовна. — Это же легендарные личности! Как сейчас перед глазами Александр Викторович Ширяев — внук композитора Цезаря Пуни, «правая рука» великого артиста балета и балетмейстера Мариуса Петипа. Именно Ширяев стоял у истоков национального отделения Ленинградского хорео­графического училища. А меня он, знаете, почему-то называл внучкой, считал способной. Когда узнал о трагедии в нашей семье, добился разрешения продолжить учёбу «дочери врага народа».
Но потом арестовали и маму Фатиму. Она работала фармацевтом, но также любила театр и поэзию, вращалась в том же кругу творческой интеллигенции, что и мой отец. Как члена семьи врага народа её увезли в мордовские Темниковские лагеря. Мне исполнилось 13 лет, когда маме в первый раз разрешили свидание со мной. Я до сих пор не могу забыть, как бросилась тогда в её объятья и со всей силы закричала: «Мама! Мамочка!» 
Вернувшись в Ленинград, я всё время думала о том, как помочь моей маме. И однажды вырвала из школьной тетрадки чистый лист и старательно написала: «От дочери Фатимы Юлтыевой — Нинель Юлтыевой, 14 лет. Заявление. Моя мама арестована 20 ноября 1937 года. Сидит как член семьи изменника родины в Темниковских лагерях, работает в должности фармацевта. Я в настоящее время учусь, перешла в седьмой класс, и учусь всё время на «отлично», несу общественную работу председателем пионерского отряда. Я и мой брат находимся на иждивении у тёти, которая материально тоже очень нуждается… Убедительно прошу вас, товарищи, всё это учесть и принять соответствующие меры к освобождению мамы, чтобы дать ей возможность жить с нами, ведь нам очень тяжело! Ведь моя мама сидит как член семьи уже три года. Неужели недостаточно этого наказания, которого она не заслуживает? Наша мама честно и добросовестно относилась к труду, была патриоткой нашей родной и любимой родины… Дайте нам возможность жить вместе и продолжать строить социалистическое общество вместе с нашей мамой, которая нам сейчас необходима. Я даю вам салют всех вождей ВКП(б), что мы оправдаем ваше доверие и будем борцами за коммунизм!»
Увы, «салют» не тронул сердца вождей: заявление вернули руководству училища, рекомендовав «усилить воспитательную работу» среди учащихся национального отделения. Нинель ждала свою маму ещё долгих 7 лет. А в начале 1941-го умер Александр Ширяев. Будущее было непростым. Не закончив училище, Нинель получила направление на работу в Башкирский театр оперы и балета. 
— Меня оформили артисткой балета с окладом в 200 рублей. На эти деньги в то время можно было купить одну буханку хлеба. Поначалу я ночевала прямо в театре, расположившись на стуль­ях в ложе первого яруса и укрывшись финским «трофейным» пальто на рыбьем меху, которое мне выдали в интернате. 

Антракт
Знакомство с внучкой

Тогда самый лучший подарок на день рождения Юлтыевой преподнесла внучка, приехавшая из Израиля. 
— Похожи? Не похожи? — уточняла бабушка, обнимая сильно выросшую девочку. — Она же давно уехала из Казани.
Однако это не помешало внучке пойти по балетным стопам бабушки. Эльза Спектор — девушка с утончёнными чертами лица и приятными манерами — рассказывала, что окончила Академию музыки и танца Рупина при Иерусалимском университете, получила диплом хореографа-балетмейстера, открыла свою школу «Спектор дэнсинг».
— Мои ученики танцуют хип‑хоп, брейк-данс, джеркинг, флекс, но основа — балет, все занимаются у станка, — акцентировала Эльза, сидя в рабочем кресле Нинель Даутовны. — Только у бабушки балет — это призвание. Она всю жизнь посвятила любимому делу.

Акт второй 
В котором рассказывается о приме-балерине и балетмейстере в одном лице

— Нинель Даутовна, вы родились в Уфе, учились в Ленинграде. Как оказались в Казани?
— Всё-таки по матери я татарка! — смеялась она. — А если серьёзно, то большую роль в этом сыграл выдающийся Назиб Жиганов. Знаете, он часто приезжал в Уфу и не раз видел меня на сцене. Более того, он был в курсе, что мой муж — дирижёр этого же Башкирского театра оперы и балета Хасби Фазлуллин. А в то время в Казани открывалась консерватория, нужны были профессионалы. Вот Жиганов и пригласил мужа одновременно быть и преподавателем, и дирижёром Татарского театра оперы и балета. 
Я же вошла в балетную труппу Казани, которая к тому времени была весьма малочисленной. Весь репер­туар — ­классический и национальный — держался на одной балерине Анне Гацулиной. Правда, вскоре классика перешла ко мне: сказались хорошая ленинградская школа, огромный, «мужской» прыжок и, конечно же, трудолюбие.
Став ведущей балериной Татарского театра оперы и балета, Юлтыева станцевала все главные партии в балетах «Бахчисарайский фонтан», «Лебединое озеро», «Зюгра», «Коппелия» и многих других. Поклонники Юлтыевой вспоминают, что она всегда пленяла искренностью создаваемых на сцене образов.
— Хотите увидеть меня в образе татарочки Раушан? — Нинель Даутовна показала фотографию, на которой она в стилизованном татарском платье. — Здесь мне 40…
«Да быть не может», — думаю про себя, рассматривая на снимке юную балерину.
— Да-да, зрители тоже не верили, что я далека от возраста своей героини. А это я в «Лебедином озере», это в «Большом вальсе»… Вот кто-то щёлкнул меня в костюме Эсмеральды… А это моя нога! — смеясь, собеседница протягивала фотографию изящной ножки на пуанте.
— Какой-то поклонник так изощрился?
— Нет, мой партнёр по Татарскому театру оперы и балета Ревдар (полное имя — Революционный дар), но мы не только по коммунистическим именам подходили друг другу! Смотрите, на этой фотографии мы исполняем партию в «Большом вальсе».
Что и говорить, многие казанцы до сих пор помнят дуэт Ревдара Садыкова и Нинель Юлтыевой — настолько удивительным было их взаимопонимание в танце. 
Признание таланта, гастроли, поклонники… Приме-балерине и в голову не могло прийти, что на казанской сцене ей придётся пробовать себя в качестве балетмейстера. Но это случилось в 1956 году, когда Татарский театр оперы и балета переехал в новое здание на площади Свободы. Трёхъярусный зрительный зал, огромная сцена впечатлили труппу, зрителей, администрацию. Но не Юлтыеву… Заглянув в балетный класс, она не смогла скрыть разочарования: зал оказался с паркетным полом! Во избежание травм прима-балерина просила срочно перестелить полы, ради лучшей акустики уговорила отказаться от лепных балкончиков. Но самое главное, что в новый балетный класс Юлтыева смогла привезти выпускников Ленинградского хореографического училища. 
Первым балетным спектаклем, который зрители увидели на сцене нового театра оперы и балета, стало «Лебединое озеро». Юлтыева не только с блеском станцевала главную партию Одетты-Одиллии, она выступила как талантливый балетмейстер.
— Все знают, что век балерины короткий, — вздыхала Нинель Даутовна. — Я не стала искушать судьбу и ушла со сцены, разменяв пятый десяток. В 69-м стала главным балетмейстером и худруком балетной труппы Татарского театра оперы и балета. На нашей сцене мне удалось поставить «Бахчисарайский фонтан», «Баядерку», «Спящую красавицу», «Шахерезаду», «Шопениану» и другие спектакли.
Диплом балетмейстера Юлтыева получила, окончив Ленинградскую консерваторию имени Н. А. Римского-Корсакова. Во время учёбы судьба свела её с такими прославленными хореографами, как Фёдор Лопухов, Леонид Якобсон, Борис Эйфман. Так сложилось, что Нинель Даутовна стала связующим звеном между многолетними традициями вагановской (ленинградской) школы и национальным балетом, переживающим период профессионального становления.
— В 70-м году мы отмечали 50-летие Татарии, к этому событию хотели поставить на нашей сцене «Шурале», — вспоминала собеседница. — Ради этого я пригласила в Казань талантливого балетмейстера Леонида Якобсона, уговорила его вернуться к первой, предвоенной редакции балета «Шурале»: над ней он работал с композитором Фаридом Яруллиным. Именно та редакция была ближе к оригиналу Тукая, в ней был запечатлён непередаваемый национальный колорит. Прошло уже столько лет, но постановка «Шурале» Якобсона до сих пор считается одной из лучших.

Антракт
Встреча с Нуриевым

— Узнаёте, это Рудольф Нуриев в шестилетнем возрасте? — Нинель Даутовна показала уникальный снимок. — Фотографию мне подарила двоюродная сестра из Уфы, она работала воспитательницей в том самом детсаду, куда водили Рудика.
Да мы не могли не встретиться: нас связывали балет, Уфа, Ленинград — там Рудольф учился после меня. Помню, как судьба свела нас в 1957-м в Крыму. Я тогда была уже известной балериной, а он только что окончил Хореографическое училище. Во время прогулки по набережной я спросила его: «Ну и куда ты теперь, Рудик?» — «Да вот, — говорит, — Москва требует, чтобы я вернулся в Уфу. А что мне там делать? У меня даже партнёрши нет, там все балерины танцуют со своими мужьями». 
— Встречались ли вы, когда Рудольф стал невозвращенцем?
— В Каракасе, столице Венесу­элы, где я несколько лет руководила балетной труппой, — вспоминала танцовщица. — Вы представляете, Рудольф танцевал «Жизель» с моими балеринами, а меня к нему не подпустили! И в Каире случилось то же самое: мы друг друга видели, но разговаривать не могли.

Акт третий
Из которого мы узнаём о ненормированном рабочем дне балетного педагога

Пока была у Юлтыевой, не могла не отметить, что дверь в её кабинет была всегда открыта. Буквально за какой-то час сюда, разумеется, без стука, заходили Лия Загидуллина — телеведущая, ­режиссёр-постановщик нескольких передач о Юлтыевой, фотограф городской газеты, водитель училища, преподаватели, ученики. Не покидало ощущение, что все приходят как к себе домой.
— Многие говорят, что у нас хорошая атмосфера, уютно, — словно прочитала мои мысли Алина Мустафина, выпускница классического отделения. А мы считаем училище своим вторым домом. В этом — заслуга Нинель Даутовны.
— Она строгий педагог?
— Справедливый, — отвечала Алина. — Часто делает замечания, но всегда по делу. Без Нинель Даутовны не проходит ни одна репетиция, ни одна подготовка к конкурсу.
— Я счастлива, что сбылась моя мечта: казанская балетная школа — это реальность, её воспитанникам сопутствуют успех и признание, — отмечала Юлтыева. — Но если бы вы знали, сколько было проблем с её созданием! В начале 70-х, когда я постоянно приезжала в Ленинград за молодым пополнением для казанской труппы, меня спрашивали: «Когда же вы откроете своё училище?» В Министерстве культуры СССР подначивали: мол, уже и в Башкирии открыли хореографическое училище, а вы чего-то тянете. А я постоянно теребила местных чиновников, они повторяли, что обязательно помогут, правда, время непростое…
Но вскоре Нинель Даутовну пригласили работать за рубеж, и уже без неё при музыкальном училище открыли хореографическое отделение.
— В Казанское хореографическое училище я пришла в 1998 году, вернувшись на родину, — рассказывала профессор. — Здесь на моих плечах была вся творческая и художественная работа. Я приходила с утра, во время начала занятий, и уходила затемно: нужно было постоянно готовить учеников к концертам, конкурсам.
Весной 2001 года на базе нашей школы прошёл Первый открытый фестиваль хореографических училищ и школ, — уточняла Юлтыева. — На него съехались более 150 человек — педагоги и учащиеся хореографических училищ, балетных школ России, Белоруссии, Грузии, Японии и Австрии. А главным итогом Третьего фес­тиваля в марте 2006-го я считаю единогласно принятое его участниками‑педагогами решение о создании Ассоциации хореографических училищ и школ России.
Являясь инициатором многих мероприятий, проводимых в училище, Нинель Юлтыева наблюдала, как с каждым годом казанские воспитанники выступали всё лучше и лучше. Это и давало ей силы…

Эпилог

— Как-то раз около нашего театра оперы и балета мне подарили крохотную болонку, кстати, она прожила 17 лет, — вспоминала Нинель Даутовна. — Я долго думала, как её назвать. А потом вдруг осенило: «Ну, конечно, Китри — это ведь моя главная партия в «Дон‑Кихоте!»
Могло ли быть по-другому, если вся жизнь Юлтыевой — балет?!

Фото из архива Нинель Юлтыевой