Ниточка с иголочкой

Они всё делают вместе: вдвоём работают над постановками для Народного музыкального молодёжного театра «Лориэн» и делятся своим мастерством с учениками, вместе возвращаются домой к любимым собакам, а в свободные дни спешат в Москву, чтобы посетить театр. Незрячий Владимир ТИТОВ и его супруга Елена СОЗНИК, также инвалид по зрению, рассказали, как им удаётся уже почти 20 лет создавать яркие музыкальные спектакли и воспитывать талантливую молодёжь, почему они не сохранили свои многочисленные дипломы, для чего на самом деле нужен антракт, и действительно ли на каждой сцене порой чудит своё собственное привидение.

— Владимир Михайлович, как музыка вошла в вашу жизнь?

Владимир Титов (В. Т.): — Я родился в деревне Старое Мазино Мензелинского района. Отец — механизатор, мать ухаживала за маленькими телятами. Два года ходил в местную школу, потом начало падать зрение, и с третьего класса я отправился учиться в интернат в Лаишево. Музыкой стал заниматься с того момента, как пришёл в интернат. Конечно, это не специализированная музыкальная школа, но у нас был очень хороший преподаватель по классу баяна. Естественно, там были и хор, и другие дисциплины. Эти занятия и подтолкнули меня связать жизнь с музыкой. В школе начал выступать и сольно, и в ансамбле. Класс у нас был очень музыкальным: восемь ребят, и все играли на инструментах. 

— Какими инструментами вы владеете?

В. Т.: — Играл на баяне, позже, лет с четырнадцати, взял в руки гитару. Сначала играл для себя, потом в группах. Иногда играл на бас‑гитаре. Окончив школу, отправился работать в Елабугу, где стал ещё плотнее заниматься музыкой, пел в эстрадном ансамбле. У нас был очень хороший руководитель — Владимир Андре­евич Татаринов. После того, как он покинул этот мир, я продолжил его дело. Потом решил поехать в Казань, и с 1983 года я здесь. С 2003 года работал директором Культурно‑спортивного реабилитационного комплекса Общества слепых, практически на честном слове привёл его в порядок, добивался средств на ремонт и полноценную работу. Много мероприятий мы проводили в то время: музыкальные фестивали, интеллектуальные, даже детский фестиваль основали. В Обществе слепых до нас такого никто не делал, считалось, что дети-инвалиды по зрению находятся не в нашей зоне ответственности, вот вырастут — тогда пусть приходят. А мы «сломали систему», и очень приятно было слышать благодарные отзывы от родителей и самих участников. Конечно, ежегодно и сам принимал участие в зональных и российских фестивалях Общества слепых. В советское время их было гораздо больше, чем сейчас. Становился лауреатом разных конкурсов, у меня была уйма дипломов.

Елена Созник (Е. С.): — Как-то при разборе «закромов родины» во время ремонта мы выкинули огромное количество дипломов и грамот: и его, и моих. 

Фото Юлии Калининой

— Не жалко было?

В. Т.: — Сейчас жалко. А тогда казалось, что они занимают слишком много места, их было столько, что некуда было ставить. Раньше же дипломы были не просто как бумажка, а — целая книжка.

Е. С.: — Теперь выяснилось, что они необходимы для оформления документов на получение звания, если даже оно ничего не даёт в материальном плане, просто самолюбие согревает.

Играющий тренер
— Любимые музыкальные стили и те направления, в которых вы творите, играете и поёте, сов­падают?

В. Т.: — Играю на гитаре, иногда вместе с Леной. Если зовут из Москвы принять участие в каком-нибудь фестивале, мы собираемся и приезжаем. Изредка выступаем на концертах, в основном это — бардовское направление. В последнее время я почти не играю, только учу петь.

Е. С.: — Он — играющий тренер. Во-первых, после ковида фес­тивальное движение поутихло, многое так и осталось в онлайн‑формате. А во-вторых, собой заниматься некогда. Мы — сапожники, у которых реально нет обуви. Мы делаем для театра какие-то записи, авторские диски с песнями для друзей, зрячих и незрячих музыкантов, а для себя — нет. Не хватает возможности вырваться из круговорота и сказать: «Всё, занимаемся только собой!» Записали один диск песен Владимиру Михайловичу, и всё на этом. Причём не его авторских, до авторских вообще руки не доходят, а просто попсу, то, что людям нравится слушать на концертах. 

В. Т.: — Да, когда мы работали в ДК на Серова, то очень плотно занимались студийной работой, но не для себя, — делали для кого‑то хорошее дело.

— Всё хорошее зачтётся.

Е. С.: — По стилю Михалыч, на мой взгляд, народные песни предпочитал всегда.

В. Т.: — Я предпочитал эстрадные народные. Ещё в 1977 году, задолго до того, как стало модным исполнять народные песни под эстраду, у меня была такая задумка. Несколько лет эта мысль витала у меня в голове и, видимо, дошла до кого-то другого, и появилось это направление. (Смеётся.) Люблю рок. Голос у меня такой, ближе к роковому звучанию. Не хеви‑металл, естественно. Мы в театре ставим рок-оперы, рок-мюзиклы, и я учу вокалу.

Е. С.: — Манера исполнения зависит от спектакля, от поставленных задач. Если надо, он с ребятами в народной манере делает что-то. Нужно к мероприятию, например, на Яблочный спас сделать две народные песни. Я подкидываю мысли, Михалыч выбирает, кто будет исполнять, и дальше они уже сами готовят выступление.

В. Т.: — Создаём какие-то малые ансамбли — дуэты, трио.

Е. С.: — Когда речь идёт о подготовке спектакля, там всё зависит от стиля будущей постановки. Если это просто музыкальная сказка — необходима одна манера подачи материала, если это действительно рок, то там другой посыл и, соответственно, другая манера. Наш коллектив, Народный музыкальный молодёжный театр «Лориэн», родился в 2003 году. Будущий 2023 год будет юбилейным, — коллективу исполнится 20 лет.

Мюзикл «Мой Тристан»

Благодарные ученики
— Владимир Михайлович, как давно вы преподаёте вокал?

В. Т.: — Преподаванием вокала занимаюсь с 2004 года, уже 18 лет. Через мои руки прошло очень много учеников.

Е. С.: — Порядка 500-600 человек. Нельзя сказать, конечно, что они все были результативные, сказочно-прекрасные. Есть люди, которые приходят, месяц-два посещают занятия и исчезают в неведомую даль. Но многие относятся к занятиям совершенно иначе. К примеру, есть такая казанская группа «J-Set», один из солистов которой, Дмитрий Гараев, учился у нас, причём он относится к числу учеников до предела благодарных. Он всегда приходит к нам на праздники. Когда ему нужна какая-то творческая поддержка, когда нужно выучить что-то новое, всегда бежит к Михалычу на уроки. Одним из серьёзных учеников можем назвать актёра Омского драматического театра Олега Беркова. Он — наш выпускник, вокал целиком и полностью ставил ему Михалыч. А у меня он учился в школе, когда маленький был.

В. Т.: — Данис Бухараев в Санкт-Петербурге, в Музыкальном театре «Зазеркалье». Он у нас пел, потом учился в Питере. Выпускница нашего Театрального училища Маша Валишева. Она также активно работала в нашем коллективе, занималась у меня, но ещё до прихода к нам пела хорошо. Среди наших учеников есть люди, которые не в профессии, то есть работают в других областях, но при этом являются прекрасными исполнителями, имеют замечательные голоса.

Рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда»

Фото из архива театра

Е. С.: — Дочка Владимира, Эльвира Титова, очень хороший исполнитель, у неё роскошные данные, богатый голос, техника превосходная. Она закончила консерваторию, преподавала здесь, в Казани. Теперь восстанавливается после декретного, возвращается к профессиональной работе. Я считаю, что это его самый лучший ученик.

— С какого возраста берёте учеников?

Е. С.: — Мы сделали подготовительную младшую группу с 12 лет. Очень много желающих, сейчас пытаются прорваться даже с 9-10 лет.

В. Т.: — Старшая группа у нас с 15 лет. Надо, чтоб это были люди осознанные, тогда уже есть смысл требовать с них что-то, заниматься вдумчиво и серьёзно. 

Рок-опера «Жанна д’Арк»

Фото Олега Каракулова

Об истинном предназначении антракта
— Как у вас прошло открытие сезона в этом году?

Е. С.: — Мы открылись лекцией-концертом «История мюзикла». А 4 сентября состоялось полноценное открытие сезона, мы сыграли спектакль «Али-Баба и сорок разбойников», в зале присутствовало более 100 человек. Раньше было так, что зал заполнялся только фанатами, родителями. Сейчас я рада любому количеству зрителей, потому что знаю, что 70 % из них — это обычные зрители, а не друзья и родственники.

— То есть те, что купили билеты?

Е. С.: — Не в том дело. У нас по билетам ходят даже выпускники, они знают, что это нужно для коллектива. И родители покупают билеты всегда. И получилось так, что из этих ста человек примерно половина были дети, причём не дети 12 лет, а 6+, как и было указано на афише, некоторым было и вовсе 3-4 года. И когда я увидела, что зал заполняется подобной юной публикой, то подумала: Господи, всё, мы приплыли! 

В. Т.: — Удивительно, что они не пищали!

Е. С.: — Красота была, спектакль был супер! Никто не верещал, никто не вставал. В антракте только мальчишки бегали. Но в зале состоялся такой курь­ёзный разговор. В спектакле «Али-Баба и сорок разбойников» Касыма в пещере убивают, и наступает антракт. Ребёнок же не может полтора часа сидеть без перерыва. Обычно я объявляю в микрофон: «Антракт! Не расходитесь, будет интересно!» Сидевшая в зале родительница наших актёров пересказала мне диалог двух детей 9-10 лет. Один другого спрашивает: «Слушай, а что такое «антракт»?» А тот ему отвечает: «Ну как ты не понимаешь, им же надо время, чтоб этому (Касыму) голову отрезать!» (Смеются оба.)

— Видимо, для детей это был первый опыт просмотра театральной постановки.

Е. С.: — Мы уже не удивляемся. В прошлом сезоне приехали в Болгар и сделали для себя открытие. Там выросло поколение детей, которые не знают, что такое театр.

В. Т.: — Шесть лет к ним вообще никто не приезжал. Причём у них хороший ДК, но театральных постановок там нет. Вот Музей‑заповедник «Болгар», там что-то постоянно происходит, а в самом городе нет ничего. Удивительно, словно это два отдельных государства. На два метра отошёл — нормальная жизнь. А тут, перешёл дорогу — всё, нет ничего.

— Печально…

В. Т.: — Это типичная российская ситуация. По улице Исаева идёшь — со стороны госпиталя вся улица заасфальтирована. А на другую сторону посмотришь — раки‑буераки. И везде у нас такие перекосы. Когда мы приехали в Болгар, дети так рады были! Сейчас опять зовут, и мы туда поедем.

Е. С.: — Это тоже был благотворительный показ. Они сами находят возможность для того, чтобы нас привезти, чтобы мы сыграли для детей с ОВЗ.

Актуальное искусство
— Сколько мюзиклов и рок‑опер сейчас в репертуаре театра?

Е. С.: — На ходу на данный момент «Али-Баба и сорок разбойников», «Аладдин», «Иисус Христос — суперзвезда», «Жанна д'Арк», «Сказка о волшебной розе», «Мой Тристан». «Фею Абажуру» надо заново поднимать. «Ромео и Джульетта» была, но сейчас временно не показываем, новый актёрский состав воспитываем.

В. Т.: — «Дорогу в рай» нам легко восстановить. «Танго смерти» тоже, но это чисто военный спектакль, поэтому играем только в мае, ко Дню Победы.

— Какие из них подходят для просмотра с детьми?

Е. С.: — «Али-Баба и сорок разбойников» и «Аладдин». Дети с 10-11 лет уже неплохо воспринимают «Жанну д’Арк». «Сказка о волшебной розе» тоже считается детской сказкой.

В. Т.: — Но там шутки, не сказал бы, что детские. На грани.

Е. С.: — Когда её ставили, было время ковида. Там по сюжету лакей приходит в маске, и его спрашивают, почему он в маске. Лакей отвечает: я вашего аллергического насморка боюсь.

— Актуально-то как!

Е. С.: — У нас «Дорога в рай» ещё более актуальная! Там персонаж есть — Болезнь, который государство захватывает и начинает его уничтожать. Когда ковид только начинался, вообще спектакль публике отлично зашёл.

В. Т.: — Произведение, по которому был поставлен спектакль, специально писала для «Лориэна» автор из Тулы Вера Трофимова. Она создавала его под наших актёров, каждую роль — для конкретного человека.

Рок-опера «Жанна д’Арк»

Театральная семья и брачное агентство
— Чтобы к вам попасть, молодые люди проходят какое-то прослушивание, учатся?

Е. С.: — Нет, у нас немного другая система. Если приходят подростки, то мы отправляем их в «Азарт», в детскую подготовительную группу. Они платят нам такой любовью, что я порой от их любви «задыхаюсь»! (Смеётся.) А Михалыча они тихо боятся. Потому что к Михалычу попадают из «Азарта» избранные.

В. Т.: — Не доросли пока до меня. (Смеётся.)

Е. С.: — Если человеку больше 15-16 лет, он приходит сразу в основной состав и попадает в непростой режим «выживание». То есть, выживет — наш, не выживет — не судьба. 

В. Т.: — Потому что там очень напряжённые репетиции и занятия. Бывает, кто-то придёт, раз-два походит, испугается, поймёт, что это не его, и уйдёт. Тут ведь у нас есть и хореография, и трюки, и вокал, и многое другое.

Е. С.: — Это вот наша семья. Мы же постоянно, 24/7, на работе. Многие приходят к нам ещё детьми. Например, есть у нас совершенно исключительная девочка Лиля Галеева, сотрудник нашего Нацио­нального музея. Когда пришла к нам, ей было 13 лет. Она выросла, отучилась, ещё раз отучилась. Здесь же вышла замуж, здесь же играет вместе с мужем — они входят в костяк старых исполнителей.

— И мужа тоже здесь нашла?

Е. С.: — Мы насчитали уже порядка 13-14 семейных пар, образовавшихся в нашем коллективе. Это люди, которые здесь нашли не только себя, но и свою вторую половинку. Иногда, когда меня начинает всё сильно раздражать, я говорю: «Я вас закрою, и открою брачное агентство, это будет более результативно».

В. Т.: — Но мы не можем себя толкать, продвигать. В Казани «Лориэн» — это единственный музыкальный театр. Во всех городах‑миллионниках есть музыкальный театр. В Казани — нет. Надо было поначалу толкаться, пробиваться везде, чтобы здание своё дали.

Е. С.: — Может, отчасти я виновата, что не умею куда-то ходить, просить, кланяться. За кого-то другого могу, за себя — нет. Всё надеюсь, что из этого потока кто-то вырастет, станет богатым и знаменитым и вытащит свой родной коллектив. Но пока почему-то сильно богатых не вырастает, а люди хорошие получаются. Конечно, как в любой семье не без урода, есть пара-тройка человек, которых и вспоминать не хочется, но про всех остальных могу сказать, что мы ими гордимся. Гордимся тем, что мы их знаем, настолько это хорошие люди!

В. Т.: — Иногда мы действительно ругаем их, а потом Лена говорит: «Это у нас лучшие из лучших».

Е. С.: — И благодаря нам два ребёнка теперь точно знают, что такое антракт.

«Сказка о волшебной розе»

Фото Олега Каракулова

— То, что они спокойно сидели и смотрели, это уже о многом говорит.

В. Т.: — Если плохо играешь, то действие их не захватит, и они не будут сидеть. Если играешь хорошо, значит, они уже там, внутри спектакля, переживают и проживают всё вместе с актёрами. Это — самое главное.

Золотые руки и любимая игрушка

— Вы уехали из Казани и теперь живёте в своём доме. Не испытываете трудностей?

Е. С.: — Володя давно говорил, что он из деревни и его к земле тянет: «Надо свой дом, хочу свой дом». Я говорила: «Нет, да как мы будем…» Есть же такой стереотип, что в своём доме постоянно надо что-то делать. Потом мы всё-таки решились — продали квартиру, с трудом купили дом, за полтора месяца сделали ремонт, и вот уже два года там живём. Я превращаюсь в сельского жителя, а Михалыч возвращается к своим истокам, ко всему, что ему так нравится. Обычно, как считается, если человек не видит, то он очень ограничен в своих возможностях. У нас есть тотально незрячие друзья-музыканты, которые по Москве в метро гоняют с такой скоростью, что обычный человек вряд ли их догонит, настолько они адаптированы к среде. И здесь то же самое получается. Что Володя не может делать дома? Сложно сказать. Электрику он не починит, допустим.

— Электрику не каждый самостоятельно починит…

Е. С.: — В плане сантехники, может, что-то не сделает. А ремонтом заняться, дверь, шкаф сколотить — запросто.

— Значит, человек с руками.

Е. С.: — Смех-смехом, ему на день рождения в прошлом году подарили шуруповёрт — теперь его любимая «игрушка»! Что надо — всё сделает: шкафы в подсобке в сарае себе сделал сам, всякие ящики, полки… Полить, прополоть в огороде — без проблем.

В. Т.: — Это — мелочи. Через два дня выброшу всё из сарая и опять работать: надо пол стелить и стены обшивать, утеплять. Это я люблю делать.

Е. С.: — Михалыч готовит лучше, чем я. Единственное, с чем возникли трудности — это с индукционной плитой. Она же гладкая. Я ещё могу на ощупь, а у Володи руки-то грубее, и как ему пользоваться плитой?

В. Т.: — И мы напротив каждой сенсорной кнопки приклеили бусинки — раз, два, три, четыре — и теперь не промахиваемся.

— Запатентовать такое изобретение надо!

Е. С.: — Да, думала об этом. (Смеётся.) Точно, надо подать нашим идею. Индукционку ещё никто не додумался так «изувечить». Говорящие приборы: чайник, измеритель веса, мультиварка уже изобретены. Но у нас техники с речевым управлением дома нет, и мы прекрасно обходимся без неё, мультиварка и микроволновка — обычные. Единственное, жаль, нет ориентиров по дороге на остановку. 

Тактильная декоративная плитка

— Наш город в целом удобен для незрячих людей? Помогают ли вам тактильные плитки?

В. Т.: — То, что плитку кладут — это хорошо. Но в Казани это не совсем правильно делают.

Е. С.: — В центре есть место, где плитку положили декоративным образом. То есть по ней идёшь тростью и втыкаешься в столб!

В. Т.: — Когда открыли метро «Яшьлек», там положили тактильную плитку, дорожка идёт-идёт к вагонам и приводит к месту после последнего вагона. Может, сейчас исправили, а может, поезд по-другому стал останавливаться, надо проверить.

Е. С.: — У нас вообще в городе многое странно. Какое-то время назад в районе Разъезда Восстания, где находятся библиотека для слепых и Центр «Ярдэм», клуб и всё, что осталось от завода, ходили говорящие автобусы, затем всё это опять прекратилось. И, по сути, незрячий человек, стоящий на остановке, не знает, какой автобус подошёл.

— Как пытаются решить эту проблему в других городах?

В. Т.: — Можно в телефоне установить специальное приложение. Но пока ты откроешь телефон, автобус уже уйдёт. 

Е. С.: — В Питере другую систему применили. Там у каждого незрячего есть приборчик, который считывает автобусы и говорит, какой номер подошёл. По деньгам эта система вышла дешевле, чем у нас в Казани озвучка автобусов, которая всё равно не работает. Сперва водители просто перестали её включать, а сейчас я даже динамиков этих не вижу на крышах. Похоже, вообще всё просто убрали. Полтора говорящих светофора на миллионный ­город — это смешно! Около «Тандема» установлен такой, и здесь, на Разъезде Восстания.

В. Т.: — Пищащих побольше стало.

Е. С.: — Я просто сама часто оказываюсь в затруднительной ситуации. У меня тоже инвалидность по зрению и тяжёлое заболевание, но я вижу что-то в разных условиях. Каждый раз для меня переход дороги становится каторгой. К тому же в Казани ужасно ездят, постоянно нарушают правила. Да, по большому счёту, мало что приспособлено для незрячих. Давным-давно у нас брали интервью, и мы предложили корреспонденту завязать глаза и самостоятельно поставить чайник. Она сделала это, а потом чуть не плача сняла повязку. Пока человек до конца не лишится чего‑то, он не поймёт, что это такое. Или в автобусе, когда говорят незрячему человеку: «Садитесь сюда». Куда, сюда? Незрячего человека нужно взять за руку и проводить на место. Передвинуть, переставить. 

— У нас, к сожалению, это мало кто понимает.

В. Т.: — Нас вот двое инвалидов, но мы об этом не задумываемся, работаем со здоровым коллективом. Мы руководим этим. Не то что с нами кто-то реабилитацией занимается. Наоборот. 

Е. С.: — Это тоже реабилитация, я считаю. Реабилитация общества. Потому что, по крайней мере, вот наши дети на всю жизнь получают понимание того, что это такое и как надо правильно себя вести с незрячим человеком. Однажды, лет 13 назад, когда Володя учился в Институте культуры, я его привезла на занятия, причём он часто и сам туда нормально ездил. Педагог, доцент, повела себя очень интересно, сказав мне: «Идите, посадите, проводите». То есть побоялась даже руку протянуть человеку и в кабинет с ним войти, как будто он не незрячий, а прокажённый.

В. Т.: — Вдруг заразится…

Е. С.: — Это было настолько неприятно, со стороны выглядело, мягко скажем, омерзительно. Хорошо, что хоть наши дети никогда такими не будут.

Творческие планы и «хвостатые» мечты

— У вас теперь есть дом, в котором можно делать ремонт. Какой следующий этап? Какие имеются неосуществлённые мечты, в том числе и в творческом плане?

В. Т.: — Новые мюзиклы ставить. Это уже не подвиг, это — работа.

Е. С.: — Есть люди, которые ходят на работу, отсиживают от и до, и им абсолютно всё равно, как идёт процесс, что происходит. И здесь у нас такие встречаются. Мы так не умеем, видимо, не так воспитаны. У нас есть ответственность за ту работу, которую мы делаем. Если речь идёт о новых спектаклях, то можно сказать, что есть пара-тройка мыслей-заделов, но мы ещё не знаем до конца, что это будет. 

В. Т.: — Это как в любом театре. Ты думаешь: кто же сможет исполнить эту роль, кто — эту? Если нет фонограммы, значит, садись и пиши фонограммы сам. Мы занимаемся этим тоже, пишем. 

Е. С.: — Володя очень неплохо с компьютером управляется. В своё время мы отучились в Москве. У Володи дома хорошее компьютерное оснащение, свой кабинет. У меня — свой. И он в специальной программе может писать любые минусовки. Из-за того, что слух очень хороший, получается один к одному практически с оригиналом. К очень многим нашим спектаклям он писал минусовки сам.

— А есть мечты, не связанные с творчеством?

В. Т.: — Что ещё в планах, кроме мюзиклов? Вся наша жизнь неразделима с работой, творчеством. Или здесь живём, или дома работаем.

Е. С.: — Классический журналистский вопрос, а я не знаю, что ответить. Ближайшая мечта — спектакль, а следующая? Ну, пенсия, значит. Но она же — не предел мечтаний. К тому же, я так думаю, на пенсию мы всё равно не пойдём никогда. Есть у меня одна мечта, но мне её зарубают дома на корню…

В. Т.: — Собак разводить, это когда на пенсию пойдёшь. (Улыбается.)

Е. С.: — У нас дома живут две собаки очень редкой для Казани породы — вольфшпиц. Их считанное количество в городе. До этого у нас были чау-чау. И когда их не стало, я сказала, что никогда больше собаку не возьму, и все были очень рады этому.

— А потом прошло время…

В. Т.: — Да не прошло время. Она сказала через год, может быть, не прошло и полгода. Закончились ёлки, за них рассчитались, появились деньги, которые и ушли на собаку.

Е. С.: — Как-то просматривая ролики в интернете, я увидела необычную прикольную собачку. Три щенка и мамаша. И они планомерно превращают квартиру в полигон для собачьих игр. Носятся, бесятся. И я написала под роликом: «Спасать надо квартиру и мамашу от таких щенков». Мне ответила девушка: «Ну, так, спасайте, в чём проблема-то?» В результате, мы перевели деньги неизвестным людям в Нижний Тагил и стали ждать, когда привезут собаку.

В. Т.: — Ладно, прислали не дворняжку. (Улыбается.)

Е. С.: — Приехало чудо из чудес. Очень хорошая собака, но она не рабочая — не поводырь. Она — декоративная. Мы её выставляли, выдали два раза замуж, рождались щенки, мучаясь и горюя, их кое‑как продали. Редкая собака, казалось бы, делай бизнес, но не умеем. Несколько щенков остались здесь в театре у знакомых людей, а одного оставили себе. Я по принципу «Бог троицу любит» хочу, конечно, ещё разочек выдать собаку замуж. А мне Михалыч говорит: «Вот когда на пенсию пойдёшь».

В. Т.: — Или вы тут разводите, а я в баню жить уйду. (Смеётся.) Вольфшпицы размером с чау-чау, в холке от 46 см. Единственная собака, наверное, которая вообще не пахнет псиной. Зароешься носом в шерсть, и нет никакого запаха.

Е. С.: — Это — эмоциональная разгрузка. Сейчас дом и собаки добавляют ещё каких-то тем для разговора. А так была бы одна только музыка. Потому что книжки мы читаем разные. Я — фантастику, Михалыч исторические, детективы. По театрам мы ходим синхронно, потому что куда я, туда и он, как ниточка с иголочкой. Обсуждать какие-то мировые тенденции, где‑то информации и знаний не хватает, да и просто не интересно. Поэтому мы обсуждаем работу, всё, что связано с работой, также технические дела по собакам и по дому.

Всестороннее образование
— У вас яркие красивые костюмы, как вы их создаёте, на какие средства? 

В. Т.: — На средства, которые зарабатываем. 

Е. С.: — Костюмы у нас шьют все сами. Что-то создавать помогают нам друзья-знакомые. Всё начиналось с того, что первые костюмы мы шили из подкладочной и дешёвой портьерной ткани для «Финрод-зонга» в 2003 году. Причём я учила девчонок шить. Была в ужасе от того, насколько дети 13-15 лет, приходившие в театр, вообще ничего не умели. Потом одна девочка из ведущих наших солисток сказала, что пришла в театр, и именно здесь её научили шить, вышивать, вязать, плести...

— Какое всестороннее образование они здесь получают! 

Е. С.: — Это сейчас у нас появился опыт, появились хотя бы какие-то копейки. К примеру, на подготовку костюмов для спектакля «Аладдин» мы смогли себе позволить потратить более ста тысяч рублей. 

В. Т.: — Если бы мы заказывали это шить кому-то, то вышло бы, наверное, на миллион.

Е. С.: — У нас в коллективе есть уникальные люди, например, Женя Зиланова, тоже сотрудник Национального музея, бутафор, художник-декоратор, может придумать, как из ничего сделать что‑то. Универсальный солдат Влад Краснопёров. Его работа связана с компьютерами, но он умеет делать по театру всё, — руки абсолютно золотые. Может хоть маску силиконовую слепить, хоть декорацию. У нас таких много, вместе с ними мы всё это и создаём. Все имеющиеся помещения заполнены костюмами и декорациями.

Несыгранные роли
В. Т.: — Мы воспитали трёх кандидатов наук: исторических, филологических и медицинских. В научной деятельности мы им, конечно, не помогали.

Е. С.: — Ну, или мы не помешали развитию. Это люди, которые, к тому же, не пропускали репетиции. У нас в театре профессио­нальных музыкантов мало, зато есть разные специалисты: учителя, врачи, ветеринары, юристы, компьютерщики, маникюристы, журналисты, актёры, бармены, музейщики, специалисты по нейросетям, экскурсоводы, энергетики, историки, фокусник… Люди приходят сюда, потому что им чего-то не хватает в повседневной жизни. Несыгранную роль исполняют. 

— Остаётся ли у вас время на посещение культурных мероприятий? 

В. Т.: — Мы в основном в Москву ездим — в Московскую оперетту, в Театр мюзиклов. У нас там и среди актёров близкий круг знакомых есть.

Е. С.: — Когда я в очередной, пятый раз училась, меня зацепила фраза педагога: «Учиться надо не в том городе, где ты живёшь и работаешь, а на город выше». Мы всё время учимся, потому что всё меняется: технологии, ресурсы.

В. Т.: — Но у нас музыкальный театр, у кого нам здесь учиться? Нет в Казани музыкального театра.

Е. С.: — Поэтому мы ездим в Москву. Была бы возможность поехать во Францию, я бы поехала, посмотрела, как там работают музыкальные театры. 
Мы всё время развиваемся. Начинали с четырёх шнуровых микрофонов и сцены, на которой занозы оставались. А сейчас и оснащение какое-никакое есть, и нормальная сцена. Она, конечно, не театральная, подходит больше для концертов и конференций, но своя, родная.

В. Т.: — Акустика здесь не очень хорошая, тяжело настраивать. При реставрации не дали сгладить, надо было сохранить, это же своего рода памятник.

— Внешне красивый зал…

Е. С.: — А я скажу по-другому. Чтобы всё хорошо было — надо дружить с местными привидениями. В каждом театре они есть, и у нас тоже. Причём не только я, но и охранники порой слышат, как привидения приходят ночью в час-два и играют на рояле. Много лет назад здесь работали очень талантливые люди, которые по разным причинам внезапно уходили из жизни. Причём люди были настолько творчески вовлечённые в это место, что я не удивлюсь, если они и теперь заходят поиграть на рояле.

В. Т.: — Может, кто-то это слышит, кто-то — нет. Странная история у нас была с одним мальчишкой, который ездил на репетиции из Чистополя и приезжал раньше всех. 

Е. С.: — Герой просто был очень упёртый, он шёл к своей цели. Дошёл, затем пошёл к другой. Но во время одной из репетиций рок‑оперы ­«Иисус Христос — суперзвезда» произошёл с ним такой случай. Наверху, в центре сцены висел зеркальный дискотечный шар. Парень шёл к этому месту, ему оставалось сделать один шаг. И шар непостижимым образом отцепился и упал именно в то место, где он должен был оказаться... Всё пространство засыпало стеклом. Как он отцепился, зачем? Разумных версий нет. Возможно, солист раздражал своим пением тонкий слух привидения.

— Никто не пострадал? 

Е. С.: — Нет, они у нас мирные, они предупреждают. (Смеëтся.) Творческие люди все ненормальные. Это — нормально.

— Может быть, хотите пожелать что-нибудь нашим читателям? 

В. Т.: — Пусть больше читают, умнее будут. Сейчас обидно, что очень мало читают. 

Е. С.: — Я бы пожелала быть доб­рее и оптимистичнее. Потому что, когда ты говоришь, что всё вокруг чёрное-чёрное, так и будет. Если себя вгонять в уныние, пострадаешь только ты сам. В своё время очень любила фразу из «Собаки Баскервилей» Конан Дойля: «Любовь Сэра Генри грозит бедой только самому Сэру Генри». Мы сами себя разрушаем негативными мыслями и настроением. Не можешь изменить, не говори плохо, не нагнетай негатив. Можешь изменить — иди и измени!