Панорама премьер на сцене Камаловского

Журнал "Казань", № 12, 2012

Едва успев покорить зрителя Поднебесной историей любви Калафа и Турандот на Международном театральном фестивале «Славная Европа» в Пекине, артисты театра Галиасгара Камала представили череду новых спектаклей на родной сцене.

В вечера премьер набережная Кабана с громадой здания «ледокола татарской культуры» выглядит необычайно оживлённой, с разных концов города сюда стекаются давние завсегдатаи театра и - что радует - немало молодёжи. Обозревателю журнала «Казань» также удалось посетить и оценить три новые постановки, представленные на подмостках флагмана татарской драмы.

Ветер знает

Ради чего люди идут в театр? Наверно, задаваться этим вопросом мы будем до тех пор, пока существует само искусство в его всевозможных проявлениях. И ответы на этот риторический, по сути, вопрос, соответственно, будут самыми разными, подобно исповедям героев «Расёмона» Курасавы. В этом нет ничего удивительного - бесконечно и сложно в своём разнообразии само наше бытие.

Будет ли благодарным занятием поиск высоких смыслов в романтической комедии? Не напомнит ли оно поиск чёрной кошки в тёмной комнате, это при условии, что животное там вообще присутствует?

Тем не менее, попытаемся.

Незамысловатый, в чём-то «опереточный» сюжет комедии по пьесе драматурга Зульфата Хакима в постановке молодого режиссёра Лилии Ахметовой «Под музыку ветра» закручивается вокруг паренька по имени Рамай. В момент нашего с ним знакомства главный герой находится в ситуации столь бесперспективной и тупиковой, что решает бежать от неё не куда-то, а - представьте себе - в армию! Недотёпа и маменькин сынок в чём-то схож с известным героем русских сказок Иваном-дураком - «умный» человек вряд ли добровольно пойдёт сего­дня «во солдаты». Отголоски этой житейской аксиомы звучат и в тексте пьесы.

Окружение Рамая составляют гипер-заботливая матушка Сайяра-апа (Рузия Мотыгуллина), а также его бывшие одноклассники Резеда (Нафиса Хайруллина) и Рафаэль (Эмиль Талипов). Резеда хоть и считается возлюбленной героя, но откровенно ведёт двойную, а то и тройную игру, в общем, действует по принципу «бей сороку, бей ворону, руку набьёшь - сокола убьёшь». Но можно ли осуждать молодую девушку, стоящую перед выбором, кого предпочесть: рыцаря «без коня» Рамая, ушлого Рафаэля на «девятке», а то и самого шефа с перспективами «спонсорства» и продвижения в карьере? Да кто ж сегодня посмеет это сделать, ведь со времён гоголевской Агафьи Тихоновны, тщащейся попыткой «губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…», практически ничего не изменилось, а только усугубилось. В общем, уходит от всех этих сложностей «безлошадник» Рамай, как есть - с одной котомкой и желанием доказать собственную способность на поступок, «сдаваться» в военкомат. Уходит, и сам не подозревает, чем для него это обернётся.

Слегка навязчивый «бэк-граунд» событий сразу даёт понять, что действие происходит непосредственно в наши дни, и это временами рождает ощущение просмотра постановочного реалити-шоу, КВНовских представлений или же очередного сериала из жизни провинции. Хотя в постановке, ориентированной на молодёжь, средства эти вполне уместны.

Но вернёмся к сюжету. Во время учений парашют доходяги-солдатика ветром уносит на территорию Украины. Само по себе это вполне даже вероятно - мало ли куда подует? Но настоящий сыр-бор начинается из-за того, что нашего героя угораздило приземлиться не где-нибудь, а аккурат в саду своего бывшего земляка, татарина, уроженца Азнакаева Назыйха (Ильдус Ахметзянов). Появление такого «карлсона» вызывает целый переполох среди обитателей хутора, соседей Назыйха и Петро (Ильдар Хайруллин), до сих пор мирно угощавшихся блинами, варениками и втихаря прикладывавшихся под сенью деревьев. Это порождает немало анекдотичных мизансцен и диалогов, отражающих актуальную политическую ситуацию в отношениях России и Украины. Однако, наблюдая за тем, как герои пытаются выпутаться из непростой, грозящей перерасти в международный скандал ситуации с приземлением заграничного «диверсанта», мы видим, что татарин-то хохлу - совсе-е-м «не москаль»!

Тем временем завязывается и главная интрига спектакля - любовная линия героев, традиционно замыкающаяся в тре­угольник. Рамай влюбляется в дочь Назыйха Фанису (Айгуль Миннуллина), которая встречается с сыном Петро, бизнесменом Стасом (Раиль Шамсуаров). В отличие от прагматичной Резеды, Фаниса проявляет нетипичные для современной девушки наивность и некоторую экзальтированность натуры, и очень быстро проникается чувством к свалившемуся на голову герою. Он, кстати, за время службы всё-таки возмужал и, кроме того, что горазд наколоть дров и воды натаскать, к тому же недурно поёт и слагает стихи. В общем, вы догадываетесь, что очень скоро в идиллическом дуэте двух юных сердец Стас становится фигурой посторонней. Как и неверная Резеда, которая к концу спектакля из брюнетки превращается в «блондинку», что хоть и стало уже штампом, но вполне логично завершает эволюцию образа молодой современной стервы.

В финале нас ожидает традиционный хэппи-энд: герои - вместе. Вместе, несмотря на существование государственных границ и стереотипов о женском счастье в виде суженого-нувориша. И всё-то у них получится.

В смысле прямой назидательности постановка где-то граничит с плакатным стилем советских кинокомедий 1930-40-х о «светлом пути» героев и голливудскими картинами времён великой депрессии. «Что такое хорошо, а что такое плохо» в спектакле чётко расставлено по местам. Однозначно хорошо не отлынивать от армии, способной даже хлюпика Рамая превратить в настоящего мужчину. Несомненно хорошо доверять собственной душе и чувствам, как Фаниса. Хорошо и необходимо уметь хранить дружбу и способность сообща решать проблемы, невзирая на разные национальности, как это сумели Петро и Назыйх (здесь, кстати, привет вам от данелиевских Мимино и Рубик-джана). Конечно же, всё это - хо-ро-шо! - кто бы спорил… Но вот насколько возможно в настоящем, а не прошедшем времени страны, в её новом поколении?
Кстати, по поводу поколений - в этом смысле спектакль ярко демонстрирует зрителю возможности труппы. Возраст актёров и их героев практически совпадает, а у зрителя есть возможность в очередной раз оценить мастерство мэтров и потенциал молодого состава камаловцев.

Подытоживая, скажу, что для завзятых эстетов спектакль, возможно, и оставит некоторые вопросы. Ну, хотя бы о том, как он будет восприниматься, когда реальность и политическая ситуация переменятся. Ведь ветер знает - куда нас дальше понесёт? И в то же время понимаешь, что во все времена людям необходимо нечто, что напоминало бы о простых истинах.

Нетипичный Шурале

Философскую сказку по мотивам одноимённой пьесы Наки Исанбета «Парень из деревни Кырлай» представили на малой сцене артисты молодой театральной студии «Эзлэну» («Поиск») под руководством режиссёра и драматурга Ильгиза Зайниева.

Интригой премьеры стало то, что в 1986 году спектакль уже ставил Марсель Салимжанов, однако после пары показов он был снят с репертуара. Какую крамолу цензура усмотрела в сюжете сказки - непонятно. Впрочем, запретам подверглось не единственное сочинение классика татарской драматургии и собирателя народного фольклора Наки Исанбета. Та же участь, к примеру, постигла его пьесу «Семь сестёр», возрождённую лишь в прошлом сезоне на сцене Татарского ТЮЗа имени Кариева.

Сюжет спектакля «Парень из деревни Кырлай» если и обостряет, то никак не иде­ологические или национальные, а, скорее, общечеловеческие универсальные проблемы. В отличие от легендарного фольклорного образа лесного чудища, подкреплённого пером Тукая, Исанбет трактует персонаж Шурале с точностью до наоборот, противопоставляя его исполненному пороками миру людей.

Мифический монстр незримо присутствует на сцене с самого начала спектакля, как неизбежное зло, которым стращают друг друга и маленьких детей. Деревенский бай Шапи-абзый обещает отдать свою дочь Бибкэй тому, кто поймает и приведёт к нему лешего. Но первое же появление Шурале - юноши с лицом ангела в белых одеждах - вызывает больше очарование и улыбку, нежели страх. Невольно здесь задумаешься: а так ли страшен чёрт, как его малюют? И не прикрывают ли люди собственные грехи, сваливая всё на некий выдуманный образ врага?
Действительно, все происки нечистых сил бледнеют в сравнении с лживостью, лицемерием, вероломством, какие проявляют герои сказки с человеческими лицами. Шапи легко отказывается от своих обещаний отдать дочь в обмен на Шурале парню Балтамышу, зато обещает её одновременно двоим - знатному Усману-мурзе и самому Шурале, посулившему Шапи несметные богатства. Человеческий мир алчности, зависти и пошлости - вот мир истинных оборотней!

Каждый образ в веренице персонажей спектакля решён в собственном ключе и ярко выделяется на фоне условных геометричных декораций. Бибкэй и Балтамыш напоминают выписанные тонкой кистью классические книжные иллюстрации, в духе эксцентрики представлена сваха и сводня Маулиха, столь же карикатурны Шапи и его злобная жена ­Татлыбике, пародийным «пришельцем» из миннуллинского Альдермыша смотрится Илкэй-карт. Шурале в этой компании выглядит печальным Пьеро с плавной пластикой воина кун-фу. Его «потусторонность» полностью созвучна нежной душе, способной полюбить чисто и беззаветно, что в итоге и происходит. Свою возлюбленную Бибкэй Шурале похищает и уносит в обитель лесных собратьев, спасая таким образом от замужества с нелюбимым Усман-мурзой. Из лесного плена девушку вызволяет Балтамыш, хитростью загнав соперника в капкан - что, собственно, уже является известной концовкой сказки.

Незавидная участь доброго лешего в финале, по словам постановщика спектакля, отсылает зрителя к вопросу об участи Добра в человеческом мире. Спектакль, несомненно, интересен в плане сочетания классического сюжета с нетривиальным сценическим решением, и достоин внимания. Площадка Камаловского театра открыта для детища актёрского курса Фарита Бикчантаева (постановка осуществлена его выпускниками 2012 года), и, может статься, у публики ещё не раз будет возможность сопереживать знакомым героям.

Сизифов труд?

Знаковой премьерой нового сезона Камаловского театра стала драма «Мулла» по одному из последних сочинений корифея татарской драматургии Туфана Миннуллина.
Разбирать и анализировать произведение искусства, с первого же знакомства покорившего своей невероятной цельностью, труд хотя и полезный, но одновременно невероятно тяжёлый. Ибо так не хочется нарушать лёгшее на душу, подобно ­отражению на гладкой водной поверхности, впечатление. Потому ограничусь только некоторыми мыслями и ассоциациями по просмотру спектакля.

Как ни странно, но, несмотря на трагический сюжет, постановка оставила ощущение ясности и свежести, подобное тому, что возникает в природе после сильной грозы. Ощущения «чернухи» не возникает даже в финале, когда молодой хазрат погибает от руки подонка, хотя в опустившийся и погрязший в безысходности мир героев зритель погружается с самого начала. Гениально в этом смысле художественное решение спектакля (Сергей Скоморохов) - дом муллы, сконструированный из обломков сельхозтехники, по существу символизирует состояние общего дома спивающейся деревни, возведённого на обломках рухнувшего мира. Причём рухнувшего не однажды, а ещё в те времена, когда сносились минареты и колокольни и попирались все человеческие святыни. И не с тех ли пор маются его обитатели, задавленные повседневной бренностью и обречённо вращающие её валы, подобно Сизифу, катящему камни? Фигуры людей, вращающих валки сена, то и дело возникают в промежутках между сценами.
Посланником исторических трагедий является один из ключевых персонажей спектакля - Валиахмет Габдельахатович (Искандер Хайруллин). Циничный и жёлчный внук некогда изгнанного из деревни муллы, безжалостно «обстреливающий» окружающих обличительными афористичными репликами, в своём атеизме, нигилизме и воинствующей мизантропии он очень напоминает Ивана Карамазова. В его непростых взаимоотношениях с молодым хазратом Асфандияром, их острых диалогах обнажается мучительный поиск разуверившимся человеком своей веры и истины. И в каком-то смысле перед нами отнюдь не антагонист, а альтер эго главного героя.

Вообще же в постановке Фарита Бикчантаева подразделить участников на главных и второстепенных можно очень условно, как это бывает в картинах Киры Муратовой - в одном кадре звучит целый контрапункт героев. Каждый персонаж «Муллы» чётко «проговаривает» на сцене собственную предысторию, и потому судить их невозможно! Таков несчастный пьяница Бадретдин (Ильдус Габдрахманов), давно пропивший человеческое достоинство. В спектакле он составляет блистательный дуэт с персонажем Искандера Хайруллина. Одной из драматических кульминаций действа является душераздирающая сцена пения Бадретдина перед Валиахметом за чекушку водки. Осознание того, что в жалкую оболочку деревенского алкоголика некогда свыше была вложена талантливая и трепетная душа, возвращает к глубинным размышлениям героев Достоевского о страшном маятнике человеческой природы, способной вознестись до невероятных высот и ещё более невероятно низко пасть.

Спектакль «Мулла» и покоряет тем, что, казалось бы, говоря о проблемах своего народа, его создателям - и драматургу, и режиссёру - удалось перевести разговор на уровень универсальных категорий. И, безусловно, успех постановки далеко не в последнюю очередь кроется в мастерстве воплощения её участников. Поразительно органичны в ней артисты - аскетичный Эмиль Талипов (мулла Асфандияр), эксцентричная Гульчачак Хамадинурова (невеста Асфандияра Налима), мрачный, почти инфернальный Искандер Хайруллин (Валиахмет), пронзительный и пластичный Ильдус Габдрахманов ( Бадретдин). Мудро избирателен, как и положено аксакалу, в средствах актёрской палитры мэтр Равиль Шарафи (старый мулла Салахетдин).

Гибель Асфандияра в финале спектакля - своего рода режиссёрский «гамбургский счёт» Бикчантаева, решившегося обойтись в данном случае без полумер (в версии

Миннуллина Асфандияр остаётся жив). И выстрел в главного героя, пожалуй, можно назвать также одним из «попаданий» постановки, хотя назвать его «удачным» язык всё же не поворачивается. Действительно, останься Асфандияр жить, что бы мог он изменить в сознании людей, с упрямством следующих путём заблуждений?

Однако всё же мы видим, что смог. В самом финале на уход главного героя суру из Корана читает мальчик - один из тех, что посещали занятия в мечети. Естественно, такое решение не более чем символично. Но зато в более ранней сцене вечный оппонент молодого хазрата, злой гений Валиахмет признаётся, что прочёл традиционную заупокойную молитву «Ясин» по повесившемуся Бад­ретдину. Жестокий «судья» проявил в том случае милосердие, на какое не способен был даже сам Асфандияр, отказывавшийся читать «Ясин» бывшим пьяницам, а тем более - самоубийце. Но в итоге - одна душа простила другую. В прощении - надежда на спасение, или хотя бы намёк на надежду. А иначе - всё напрасно.