Социальный театр разрушает страхи и барьеры

Социальный театр? Для кого он? Что там показывают? А где он находится?

Таких вопросов быть не должно, но они есть. Не от «тёмных», а от вполне себе просвещённых людей, которые не по своей вине просто не знают о существовании социальных театров. Точно так же, как для многих из нас, закрыты проблемы людей с инвалидностью. Ощущение, что их либо нет вообще, либо какой-то незначительный мизер. Конечно, выгоднее создать представление о стерильном обществе, тогда меньше хлопот с теми, кто требует повышенного внимания.

Тем не менее, ситуация постепенно меняется в лучшую сторону. Так, в прошлом году в Москве состоялся первый в России форум-фестиваль социального театра «Особый взгляд».

Сотни людей приняли в нём участие, десятки работали над его подготовкой и тысячи зрителей увидели, насколько это важно, интересно, необходимо!

В результате, продолжение следует! 26-29 ноября в Казани состоится форум-фестиваль социального и инклюзивного театра «Особый взгляд. Регионы».

(Приволжский федеральный округ).

Накануне этого события мы встретились с известным российским театральным критиком и продюсером Никой Пархомовской, а также с представителями социальных театров Казани.

Ника Пархомовская: «В социальном театре одинаково важны

и зрители, и участники…»

— Ника, вы были креативным куратором и продюсером первого форума-фестиваля «Особый взгляд». Что он дал организаторам, участникам и зрителям?

— Подобный фестиваль прошёл в России впервые. Мы подняли вопрос о том, что такое социальный театр, постарались донести до общественности, что социальный театр — это не только инклюзия, но и театр с участием людей из социально незащищённых групп. Под свет софитов вышли непрофессиональные актёры и со сцены заговорили о своих проблемах.

Более двухсот пятидесяти участников смогли познакомиться друг с другом, обменяться мнениями, впечатлениями, наладить отношения и связи. В социальной работе это один из ключевых моментов: когда ты понимаешь, что не один в этом мире, что есть такие же люди, как и ты, — с особенностями, с похожими проблемами и трудностями.

Помимо театральной программы, на фестивале проходили мастер-классы, лекции, тренинги, игры. На образовательную программу также были отобраны участники со всей России. Причём критерии отбора были достаточно жёсткими. Надо было представить свою идею социокультурного проекта, и победители — их было двадцать человек — получили возможность не только приехать в Москву, но и посетить спектакли фестиваля, мастер-классы, обсудить свои рабочие практики и обменяться опытом в импровизированном фестивальном клубе.

В качестве примера назову участницу из Улан-Удэ Карину Пронину. Она занимается тюремным театром — одним из сложнейших направлений социального театра. Ставит спектакли, в которых заключённые со сцены могут открыто говорить о своих реальных проблемах. Карина уже поставила два спектакля в женских колониях Иркутска и Улан-Удэ. Ещё один интересный проект у казанского режиссёра Алмаза Садриева. Алмаз занимается беби-театром, в котором происходит интеграция условно-обычных детей и детей с ментальными или физическими особенностями. Он успешно развивает это направление и ставит спектакли в различных регионах России.

Фестиваль показал людям, которые занимаются социальным театром, что их деятельность не абстракт­на, а вполне конкретна. На фестивале были представители многих сообществ — люди с ограниченными физическими возможностями, мигранты (их проблемы также глубоко обсуждались в одном из спектаклей программы), дети-сироты… В результате обратной связи стало ясно, что есть смычка теории и практики, соединение реальности с нашими мечтами и умозрительными идеями.

— Понятие социальный театр — новое для нашей страны или у него уже есть история?

— Социальный театр начал свою историю ещё в прошлом веке. Его развитие происходило как во всём мире, так и в России. Просто у него в разное время были разные формы. Например, в постперестроечные времена социальный театр выходил на улицы, его приёмами пользовались молодёжные студии. Сейчас он развивается более активно, поскольку в него вовлечено большее число людей. В нашей стране работают московский театр неслышащих актёров «НЕДОСЛОВ», нижегородский театр «Пиано», театральные школы «Инклюзион». Государственные театры тоже начали выделять средства и ресурсы, обращать внимание на альтернативные направления, которых не было раньше.

— Для кого существуют социальные театры? Для людей с ограниченными возможностями или для тех, кто не вполне лоялен к этой категории населения? Кто в нём актёры и кто его зрители?

— Социальный театр — это театр социальных изменений. Его задача — обратить внимание на острые проблемы общества и социально незащищённые категории. Зрителем может быть любой человек, в том числе и тот, кто обычно не ходит в театр, потому что считает, что это напрасно потраченное время, что театр — это скучно и неинтересно. При этом, мы видим, что на представления социальных театров приходят и дети, и взрослые, и бездомные, и люди с инвалидностью. Тут одинаково важно, и кто зритель, и кто участник. Это и отличает социальный театр от любого другого. В профессиональном театре на сцену выходят актёры, имеющие диплом о специальном образовании, спектакль ставится профессиональным режиссёром, и зрители внимают некой определённой истории. В социальном же театре актёры вовлекают зрителя в сценическое действо. И пусть это не предполагает, что зритель обязательно выйдет на сцену (хотя это случается довольно часто), но важно, чтобы он активно реагировал на происходящее, вовлекался в поднятые темы, узнавал то, что обычно вне сферы его интересов. Бывает так, что на сцену выходят только непрофессиональные актёры. Но, как правило, в социальном театре профессиональные актёры играют вместе с непрофессионалами — детьми из детских домов, заключёнными, бездомными, людьми с особенностями здоровья. И это особенно важно, потому что в этот момент происходит коммуникация, контакт, взаимодействие с теми, кто не настолько свободен в передвижении или общении.

Темами спектаклей могут быть события из повсе­дневной жизни, личная история или личный опыт, пережитая боль и попытка поиска решения той или иной проблемы. То есть, социальный театр, как правило, про непростую жизненную ситуацию, про то, чтобы сделать видимым то, что незримо, скрыто.

— Как и кем осуществляется финансирование социальных театров?

— Источники финансирования разные. Есть государственная поддержка, Фонд президентских грантов, специальные программы Министерства культуры, региональное, муниципальное и респуб­ликанское финансирование, как, например, в Татарстане. Также финансирование может осуществляться за счёт частных компаний и отдельных инвесторов. Продажа билетов на спектакли и проведение мастер-классов тоже в идеале приносят какие-то средства.

Надо сказать и о том, что социальные проекты часто используют усилия волонтёров. С одной стороны — это благородное дело, с другой — экономия на ресурсах. Если посчитать, сколько денег экономится за счёт привлечения к работе волонтёров, то выяснится, что это очень большие суммы. И для осуществления хорошего проекта используются все или, как минимум, несколько источников финансирования.

— В чём главное отличие предстоящего фестиваля в Казани от первого фестиваля в Москве?

— Главное отличие в том, что состав участников будет ограничен Приволжским федеральным округом и, соответственно, в программе будет меньше спектаклей. А в целом, фестиваль в Казани станет важной вехой в развитии идей социального театра и позволит отследить, что изменилось в этой области за год, увидеть, куда мы движемся, и что нас ждёт дальше.

Когда в нашей редакции за круглым столом собрались люди, причастные к развитию социального театра в республике, мне вспомнились слова с одного интернет-портала:

«Инвалидность — это не обделённость судьбой.

Это, скорее, такой образ жизни при сложившихся обстоятельствах.

И этот образ жизни может быть очень интересным — и мне, и другим».

Эта фраза принадлежит Елене Дунаевой, инвалиду 1-й группы.

Делать жизнь интересной людям с ограниченными физическими возможностями, детям-сиротам, трудным подросткам и даже лицам без определённого места жительства помогают именно те, кто твёрдо убеждён: мы все разные, но мы все — люди!

«В нас попал божественный заряд...»

Дарья Хуртина

Руководитель инклюзивной творческой лаборатории «Создавая театр» при Казанском Театре юного зрителя

У нас два направления в работе — инклюзивная лаборатория «Создавая театр», которая была создана три года назад, и студия для подростков «Театралка».

Нашей основной целью было создание почвы, где проросли бы семена талантов наших ребят, и дети смогли бы всесторонне раскрыться, довериться себе и человеку рядом.

Когда мы создавали инклюзивную лабораторию, то делали это на ощупь. И, как оказалось в дальнейшем, всё делали правильно. Но, честно, было страшно.

Лаборатории обычно проходят в какие-то определённые сроки, показывается результат, и на этом всё. Но с нами так не получилось. В финале нашей лаборатории на сцене театра мы показали эскиз спектакля «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», и в нас попал такой божественный заряд, что мы не смогли остановиться на достигнутом, пошли дальше. Дети, среди которых были ребята с физическими затруднениями в передвижении и с другими особенностями здоровья, реально летали над сценой театра как чайки. Я смотрела из-за кулис и просто не верила своим глазам. Это было очень сильно. Счастливы были все по обеим сторонам сцены и зрительного зала. Это была настоящая инклюзия.

«Чайка по имени Джонатан Ливингстон»

В феврале 2018 года мы выпустили полную версию спектакля, а в прошлом году выступили на Фестивале реабилитационных программ для людей с психическими особенностями «Другие?».

У нас сложился прекрасный коллектив из восемнадцати человек от восьми до восемнадцати лет. Есть основной костяк, но есть и дети, которые уходят по разным причинам, а когда мы бросаем клич — приходят новые ребятишки. Нельзя сказать, что желающих присоединиться к нам очень много. В основном, звонят родители детей, которые заинтересованы в театральном обучении, но в лаборатории мы делаем акцент именно на инклюзию «особенных» ребят в общество и культуру. Для нас тренинги и мастер-классы, скорее, средства социализации наших подопечных, нежели обучение их навыкам актёрской профессии.

Сейчас вместе с ансамблем  «НеЗаМи» мы работаем над новым спектаклем по мотивам пьесы Мориса Метерлинка «Синяя птица». Уже готовы декорации, шьются костюмы, и я думаю, что очень скоро мы выпустим нашу «синюю птичку», и она вспорхнёт.

Если говорить о нашей студии «Театралка», то так же, как и в инклюзивной лаборатории, мы придерживаемся принципа — набирать разных детей из разных семей, разных мировоззрений. Есть у нас и такие дети, которые пришли в театр в качестве социальных волонтёров и включились в проект. Есть ребята из многодетных и малообеспеченных семей, а также подростки, находящиеся под опекой...

К большому сожалению, нам никак не удаётся сотрудничество с детскими домами. После всех попыток, я сделала вывод, что это всего лишь человеческий фактор, когда в администрации детских домов не хотят брать на себя лишние хлопоты. Они приглашают работать с детьми на территории самого детского дома, но вывезти их за пределы — это большая проблема. Увы, это полностью противоречит тем задачам, которые мы перед собой ставим. Главное для нас — встроить ребят в общество. Оставаясь на территории специализированных «закрытых» учреждений, этого сделать невозможно.

Спектакль «Дети над пропастью», который был поставлен нами в рамках работы студии, своего рода манифест. Мы одновременно поднимаем острые темы несправедливости, насилия, дискриминации и делимся со зрителями своими «болями» для того, чтобы рассказать подросткам в зале, что они не одни, и все­гда найдутся люди, готовые поддержать их и помочь. Это уже вторая редакция спектакля в стенах театра. Впервые мы его показывали в 2019-м, в этом году мы добавили новый материал и несколько его переработали. В основу спектакля легли драматические, я бы даже сказала, жёсткие тексты разных авторов. К примеру, «Чучело» Владимира Железникова — на сегодня­шний день самая «лёгкая» из историй. Современные же гораздо страшнее, тексты Ярославы Пулинович или Юлии Максимовой, например. Каждый из наших ребят в работе над спектаклем пропускал текст через себя и точно знал, для кого он его читает и почему.

Первый акт адресован взрослым. Чтобы они посмотрели на себя, задумались — вдруг они делают что-то не так, услышали своих детей, перестали быть безразличными к их проблемам. Вторая часть обращена к подросткам. Основной посыл — всегда есть человек, готовый прийти на помощь. Мы пытаемся донести до ребят: да, ты — личность, ты самостоятельный, но оставляй себе буфер безопасности, цепляйся за взрослого, потому что ты пока ещё не такой большой. К сожалению, не у всех есть за кого цепляться... Студия работает именно для того, чтобы вселить в ребят уверенность в том, что они нужны и важны.

Социальный театр — это не театр для людей из особых групп. Это театр для общества в целом. Он даёт возможность стирать границы между утверждениями «ты такой, а я другой...». Его задача — наполнить зрителя теми же эмоциями, что он получает в обычном театре, интегрируя при этом в искусство и общество тех, кого принято до сих пор оставлять за его рамками.

Республике нужна школа театральных профессий

Айгуль Горнышева

Директор «Казанского Театра юного зрителя»

У нас государственное бюджетное учреждение, то есть профессиональный театр. Социальная работа для нашего театра — неотъемлемая часть творческого процесса. Мы вносим вклад в развитие будущего зрителя, формируем армию единомышленников, и просто нам нравится то, что мы делаем в этой области. Государственный профессиональный театр с такой богатой и многолетней историей сам по себе, как среда, способствует духовно-нравственному развитию детей. Это своего рода храм, дети иначе начинают чувствовать себя, понимая значимость того места, где они находятся. Самое удивительное это то, как поменялась атмосфера в самом театре, когда дети регулярно стали приходить на занятия. Театр помолодел, приободрился, снова раздышался. Очевидно, что нам это так же нужно, как и им, а возможно, даже и больше.

Как театр юного зрителя, мы чувствуем свою ответственность за будущие поколения.

Мы давно говорим о том, что республике нужна школа театральных профессий, где дети могли бы получать реальные знания, настоящую базу, которая готовила бы к поступлению в профильные учебные заведения. И тут речь идёт не столько о творческих специализациях, сколько о подготовке специалистов, обслуживающих спектакли (художниках-бутафорах, декораторах, гримёрах, осветителях и т. д.). Тем более что на сегодняшний день по всей России такие специалисты в большом дефиците.

В Татарстане нет ни театрального института, ни театральной школы. И начинать нужно как раз с первой ступени. У нас множество театральных студий, но они не решают проблему. Необходима нормальная, стандартная, утверждённая образовательная программа.

Мы готовы за это взяться. Причём у нас есть территория, разработана концепция. Если на базе профессионального театра будет создана школа театральных профессий, то наши педагоги и наставники смогут целенаправленно готовить ребят по всем направлениям театрального искусства, что, конечно же, отразится и на уровне социального театра в том числе.

«Наши ребята — благодарители...»

Неля Суркина

Художественный руководитель, режиссёр творческой инклюзивной студии «Э-моция»

Инклюзивные студии для детей и взрослых в Татарстане и в Казани существовали и до нас. Но вот однажды одна из участниц конкурса «Жемчужина Татарстана», Инесса Клюкина, написала пост о том, как много людей с инвалидностью хотели бы попробовать реализовать себя на сцене. Это было удивительное совпадение — запрос Инессы на творческих педагогов и моё желание поделиться накопленным опытом. Так четыре года назад родилась инклюзивная студия «Э-моция».

За это время мы поставили семь спектаклей, один из которых, онлайн, был создан во время самоизоляции. Все шесть спектаклей, которые мы играем на сцене — авторские, поскольку я пишу сценарии специально под наших ребят, так как мне важно слышать, чего хотят сами участники. В зависимости от этого приходят сюжеты, и получается спектакль.

Когда мы только начинали, то базировались в ДК «Юность», до которого даже человеку без инвалидности добраться непросто, а если использовать такси, то это ещё и очень накладно.

«Что я помню о себе»

Сейчас же мы репетируем в помещении, которое, благодаря Министерству культуры Татарстана, нам выделили в здании Галереи современного искусства. Конечно, зал для нас несколько тесноват, поскольку в нашей труппе восемнадцать человек, но большим плюсом является то, что мы в центре города и, пока нет снега, ребята даже на инвалидных колясках могут добраться на репетицию самостоятельно. У нас добровольческий проект, изначально все работали бесплатно, на чистом энтузиазме. К нам приходили разные специалисты, чтобы провести разовые мастер-классы, это очень положительно отразилось на расширении кругозора участников, но говорить о повышении качества спектаклей было сложно. Мы проделали долгий путь, прежде чем у нас появились постоянные педагоги по вокалу, по сценической речи, хореограф. Системная работа важна для всех участников, и результаты её очевидны.

На предстоящий фестиваль мы заявились со спектаклем «Снег». Этот спектакль — медитация по одноимённому роману Максанса Фермина. Остановились на одной из тем этого романа — выбор жизненного пути молодым юношей Юко Акитой, который, вопреки желанию отца видеть его священником или военным, мечтает стать поэтом. Спектакль пластический, с элементами буто — авангардным стилем японской хореографии, замедленными, погружающими во внутренний ритм сценами. Актёры находятся в центре зала, а зрители вокруг них, и, таким образом, создаёт­ся особое пространство. Ребята, которые в обычной жизни пользуются костылями и колясками, на сцене играют без них. Это очень красивый спектакль, который всегда находит отклик в душах зрителей.

Мы видим, что наши усилия не напрасны. Те зрители, которые приходили к нам четыре года назад, говорили: «Ребята, какие вы молодцы, что вышли на сцену». Сегодняшний зритель говорит: «Какую интересную тему вы выбрали, меня очень тронуло…», или кому-нибудь лично: «Как здорово ты это сыграл!».

Президент Российской Федерации Владимир Путин вручает награду «Волонтёр года» (конкурс «Доброволец России»)Инессе Клюкиной. Декабрь 2019

В отличие от других театров, мы принципиально не продаём билеты на наши спектакли, потому что очень часто в социальных проектах люди с инвалидностью выступают как благополучатели. Наши же ребята уже наработали опыт, и они свои умения и навыки дарят другим людям. Это своего рода культурное добровольчество со стороны нашей команды. Мы хотим переломить представление о том, что люди с инвалидностью это всегда благополучатели. Наши ребята — благодарители.

Форма социального театра — безгранична

Анжелина Фатхуллина

Куратор казанской школы «Иллюзион»

Театральные школы «Инклюзион» существуют уже во многих городах России. Они открываются при поддержке Благотворительного фонда Алишера Усманова «Искусство, наука и спорт», и их цель — развитие профессионального инклюзивного театра в России и формирование зрительского интереса к инклюзивному искусству.

В Казани партнёром проекта стала Творческая лаборатория «Угол», созданная фондом поддержки современного искусства «Живой город». С одной стороны, нам было легче, поскольку существовала отработанная система работы в подобных школах, с другой — у нас не было педагогов, имеющих опыт инклюзивного ­обучения. Нам нужны были педагоги по актёрскому мастерству, сценической речи, по пластике.

Я не делаю акцент на том, что у нас социальная, инклюзивная студия. Неважно, какой у тебя статус, сколько тебе лет, имеешь ли ты инвалидность или полностью здоров... Сцена даёт право каждому человеку высказаться. Но при этом нельзя забывать о самоди­сциплине и ответственности перед зрителем. Не может быть никаких скидок. Когда ты выходишь на сцену, то работаешь как любой другой артист в любом театре. Я говорю об этом ребятам, потому что отношусь к каждому из них как к артисту с большой буквы. Есть зритель, и его нельзя разочаровывать. Я всегда наблюдаю за теми, кто сидит в партере, впервые придя на спектакль инклюзивной школы или студии. Для меня очень важно видеть, как на глазах меняется зрительское восприятие: от жалости до понимания, что он видит классный спектакль, прекрасную игру актёров... После спектакля мы всегда общаемся со зрителем, узнаём его мнение, какие ощущения он испытал, что затронуло его сердце. Если в зале присутствуют профессионалы — актёры, хореографы, то их оценка для нас особенно ценна.

Спектакль «Встречи. Фрагменты». Фото Зои Рутер

Моё мнение — форма социального театра безгранична. Я считаю, что их должно и может быть больше, чем сейчас. Если люди не будут бояться создавать социальные театры, а зрители не будут бояться ходить в них под предлогом «мне будет их жаль...», то наше общество в разы станет духовно богаче.

Для этого нет никаких препятствий. Единственное, что нужно — это доступная среда, которая, к сожалению, есть  не везде. Это и наличие пандусов, и возможность легко открыть дверь, и войти в помещение.

В России общество не готовят к сосуществованию с людьми, имеющими инвалидность

Дмитрий Бикчентаев

Художественный руководитель инклюзивной студии «НеЗаМи»

Инклюзивная студия «НеЗаМи» — аббревиатура от фамилий участников ансамбля. Так как я гастролирующий музыкант, то занимался с учениками  в промежутках между гастролями.

Однажды, лет пять назад, друзья привели меня в интересное место на Манхетенне, которое называется «Light house». Это небоскрёб, который в начале прошлого века был подарен двумя женщинами-меценатами незрячим людям. На четвёртом этаже этого здания находится музыкальная школа для незрячих людей. А поскольку в то время я уже работал с незрячими учениками, то мне было интересно, как устроен процесс, какие методики они используют. Но больше всего меня поразило то, что на базе этой школы несколько лет назад был поставлен настоящий мюзикл. Я загорелся идеей осуществить это и у нас, в Казани. При поддержке фонда Алишера Усманова «Искусство, наука и спорт» мы получили финансирование. В содружестве с писателем Борисом Вайнером и режиссёром Евгением Аладинским родился мюзикл «Сон Шарманщика» продолжительностью пятьдесят минут. В рамках выделенного гранта, мы съездили на гастроли в Лаишево, Ульяновск, Чебоксары и Йошкар-Олу. Наш спектакль познавательный и рассчитан на незрячих детей. Это их знакомство с музыкальными инструментами. К сожалению, подготовка незрячих ребятишек у нас в стране остаётся на низком уровне, особенно, если ребёнок живёт где-то на периферии. Наверное, даже не стоит говорить, насколько важно незрячему ребёнку слушать музыку, петь, учиться играть на инструментах. Мы видим это по тому потрясающему эффекту, который оказывает на них наш спектакль. В конце представления мы вовлекаем наших зрителей в общее действие, даём им в руки различные «шумелки», «гуделки», «трещалки», вместе поём финальную песню мюзикла, и всё это выливается в совместное музицирование. В спектакле задействованы порядка восемнадцати различных инструментов, и любой из них можно потрогать, подуть, побренчать, постучать. Одновременно мы объясняем, что это за музыкальный инструмент и как на нём можно играть. В социальных спектаклях для людей, которые не ориентируются в пространстве, часто рядом находятся кураторы. Они режиссёрски вписываются в ту или иную роль и являются поводырями, буквально ведут актёров. И чтобы вовремя подать тот или иной инструмент, повернуть актёра в нужную сторону, поводырями являются мамы, которые помогают своим детям играть роль. Мы их называем «нотки», а, на самом деле, это полноценные ассистенты.

«Сон Шарманщика»

Наша цель — социализировать людей с инвалидностью, показать им и обществу, что они могут научиться петь, играть на инструментах, выступать на сцене. Поскольку у нас есть основной костяк, образовавшийся много лет назад, то старшие теперь преподают музыку младшим ученикам студии и одновременно являются ещё и актёрами нашего театра.

Я очень внимательно изучаю вопросы поддержки не только социальных театров, но и людей с инвалидностью у нас и за рубежом. Так вот, в отличие от России, в Европе и США очень развит институт меценатства. Там в порядке вещей, увидев объявление с просьбой о поддержке, отправить благотворительные двадцать долларов. У нас всё иначе. Мы существуем только за счёт грантов.

К сожалению, и средства массовой информации иногда даже намеренно «закрываются» от этой темы. Приведу вам такой пример. В Кремлёвском Дворце съездов проходил тематический концерт. Пригласили и нашу группу. Мы готовимся, приезжаем, выступаем, получаем восторженные овации семитысячного зала. Через некоторое время смотрим трансляцию концерта по телевидению... Нас нет. Вырезали... Спросите, почему? Потому что такова установка сверху — у нас в стране все люди первого сорта, все здоровы! Вместо того, чтобы мама объясняла своему ребёнку, что дети на инвалидной коляске с необычным лицом или взглядом, трясущейся головой — точно такие же дети, но имеющие какое-либо заболевание, мы нередко слышим — «посмотри, будешь себя плохо вести, станешь таким же!» У нас в стране не готовят общество к сосуществованию с людьми, имеющими инвалидность.

Поэтому так важно начинать «с головы». Лично меня очень радует, когда, например, поэт-колясочница Саша Кашина читает свои стихи в Ратуше, и на её вечер приходит министр культуры, а с ней и все чиновники, которые, наконец, видят, что есть такой поэт в нашей республике. Или когда на спектакль студии «Э-моция» приходит президент Татарстана Рустам Минниханов и смотрит его от начала до конца, потом выходит на сцену, говорит тёплые слова и дарит цветы.

Кто и что меняется после спектаклей социального театра?

Дмитрий Бикчентаев

Любой человек порой сравнивает себя с другими. Ты живёшь в двухэтажном доме, а у соседа дом в три этажа. Есть повод для зависти. У тебя «Жигули», у соседа — «Мерседес», тоже можно позавидовать. Но когда ты видишь творчество инвалидов, понимаешь, что завидовать нечему, зато испытываешь восторг! Это тот самый катарсис, который мы видим у зрителей по завершении наших концертов и спектаклей, когда люди плачут, освобождаясь от своих внутренних противоречий и конфликтов, очищаются от всего наносного и навязанного извне.

Неля Суркина

Наши спектакли за четыре года были показаны более сорока раз в двенадцати городах России, их увидели семь тысяч зрителей.

Меняются люди, которые участвуют в спектаклях, меняются зрители, которые смотрят наши спектакли.

Ещё мне кажется, благодаря тому, что появляются инклюзивные проекты в Казани, меняется и культурная жизнь города. Когда-то мы показывали свои спектакли на Жилплощадке, а сейчас нам предоставляют возможность показать наш спектакль на малой сцене театра имени Галиаскара Камала, в Театре имени Кариева или в Детском центре «Экият». Ведь на Жилплощадку могли приехать только те, кому действительно очень хотелось посмотреть на нас. А в эти залы приходит совсем другая публика, люди, которым привычно туда ходить. Выбраться с окраин и попасть в центр внимания — это очень значимый момент для социального театра.

Замечательно и то, что профессиональные театры стали проявлять интерес к инклюзии, что в Казани появилась прекрасная новая площадка для инклюзивного театра в Национальной библиотеке — модная, удобная, современная. Все эти факторы расширяют поле социального театра, и он становится заметен для большего количества людей.

Дарья Хуртина

На днях я разговаривала с одной женщиной, которая призналась — «внутри меня с детства заложен стереотип, что, если я постою рядом с человеком с инвалидностью, то со мной может случиться то же самое...». Эта женщина — человек достаточно публичный, и вроде бы странно слышать от неё такое. Но она не одна такая. В обществе существует некий страх перед людьми с инвалидностью. Социальный театр разрушает эти страхи и барьеры.