«Страсти по Собаке»

Как и Малыш, который дружил с Карлсоном, всё детство я мечтал о собаке. Не воплотилась! Со стороны дедушки и бабушки, у которых я провёл свои юные годы, были попытки кем-то её заменить, но это было настолько эпизодично и несоизмеримо, что воспоминания самые туманные. Помню, как-то залетела в квартиру синичка. Дедушке удалось её поймать и посадить в клетку. Думаю, я радовался и этой живности. Но недолго. Через несколько дней поутру птички в домике не обнаружил. До сих пор не знаю, что с ней произошло. Мне сказали, что она каким-то образом вылетела на волю. А может, она не выдержала заточения и умерла? А может, просто надоела взрослым своими стремлениями обрести свободу?
Были ещё канарейки, попугай, даже попытка завести рыбок. Но разве все они могли заменить собаку?! Тем более, что надолго они у нас не задерживались.
Моя первая жена Зельфира прошла через те же страдания. Поэтому мы твёрдо решили: у нас будет собака. И не просто собака, а самая большая, то есть — дог. Даже здесь мы всё хотели по максимуму. Выяснили, что и среди них есть чемпионы по росту — мраморные доги. Взяли чёрного с белой грудкой (такие тоже относятся к мраморным), и вырос у нас удивительный красавец! Но не дано было нам долго на него радоваться. В возрасте одного года наш любимец умер от чумки. Чтобы заглушить горе, Зельфира рванула в Москву и привезла точно такого же щеночка. Назвали его Фрэдом, и он прожил с нами 9 лет — это очень достойная цифра для таких больших собак. Фрэд был высоченным красавцем, который, если вставал на задние лапы, а передние опускал мне на плечи (так ему разрешалось делать не часто, дабы избежать членовредительства), то свысока любовался моим темечком.

Фото из архива автора

Он у нас был очень воспитанным и послушным, много что умел, а если чему-то мы его не научили, то он это домысливал. Поразил случай. Мы не обучали Фрэда приёмам служебного собаководства. Но однажды, когда гуляли во дворе (без намордника, поскольку, как мы думали, пёс наш был абсолютно безопасен), к нам подошёл сосед и приветственно протянул руку. Фрэд мгновенно, не издав ни единого звука (он вообще, как и полагается богатырям, был не говорлив), но при этом очень осторожно (!) заключил эту руку в свою необъятную пасть и вопросительно взглянул на меня. Я произнёс волшебное слово «фу», и собака спокойно вернулась в исходное положение. С ужасом думаю о том, что бы было, если б я произнёс волшебное слово «фас»!
Фрэд очень любил поесть! Прокормить его было непросто. Всё, что попадало в его миску (с рук, как и полагается воспитанным собакам, он ел только по праздникам), слизывалось одним движением языка. Как-то из зарубежных гастролей привезли нашему любимцу огромную искусственную кость, содержащую витамины и минералы. Но главное, по сопроводительной инструкции выходило, что она трудно сгрызаемая, и большим собакам развлечения должно хватить недели на две. Часа через два после того, как мы порадовали нашего питомца, следов кости найти было уже невозможно. А однажды я решил позабавить Фрэда говяжьей головой, купленной на рынке. На эту голову страшно было даже смотреть, настолько она была большой и, казалось, непреступной. Нашему обжоре с его стальными челюстями её хватило на полдня.
Когда мы были на работе, Фрэд обычно спокойно дожидался нас дома, но иногда, видимо, когда становилось совсем скучно, затевал какую-нибудь шалость. В одно время мы приютили у себя англичанку, стажировавшуюся в Казанском университете и столкнувшуюся с какими-то проблемами с общежитием. В один из своих приездов она привезла мне из Англии партитуру, о которой я давно мечтал. Некоторое время она мирно лежала на буфете в холле, но однажды, вернувшись после работы домой, мы обнаружили бесценные ноты разорванными в мелкие клочья. Мальчик весело провёл время. Та же девушка-англичанка (звали её Хейзел) нервно бросилась к телефону, чтобы позвонить домой, в Лондон, и спросить: кто сказал, что в России голодно? — когда увидела, что мы кормим собаку кальмарами. Для неё это было поразительно, а для нас — в порядке вещей, так как кальмары стоили дешевле мяса.

Фото из архива автора

У нас с Зельфирой детей не случилось, и Фрэд в какой-то мере это компенсировал. Он стал для нас, в полном смысле слова, членом семьи. Поэтому его уход мы очень сильно переживали. Я, мужчина, рыдал, не сдерживаясь, а о Зельфире и говорить нечего: для неё это был очень сильный удар. О силе переживаний говорит тот факт, что я разродился стихами, посвящёнными происшедшему. Они просто вылились из меня вместе со слезами. Я никогда никому не показывал эти строфы, даже Зельфире. Если не знать, кому они посвящены, можно подумать, что речь идёт о близком человеке. Мне казалось, что это неправильно, что моя реакция неадекватна, ведь это была всего лишь собака…
Сейчас мне хочется привести эти строки в качестве подтверждения возможности глубокого единения тебя и приручённого тобой живого существа.

Прости мне, друг, что я остался жить.
Судьба распорядилась так — что делать?!
Оставь мне право век себя винить
За то, что ничего не смог поделать.
    Мне не забыть молящие глаза
    В тот миг, когда ты был уже не с нами.
    Соединяет нас твоя слеза, 
    И вскоре встретимся, хотя бы в снах мы.
Постиг я смысл твоей короткой жизни,
Но смерть твоя — бессмысленна и зла.
Постиг я нрав небес моих капризный,
И вера в справедливость умерла.
    За все грехи, людские и мои,
    Ты чистою душою расплатился,
    Хоть за спасение твоей невинной жизни
    Я всем богам и дьяволам молился.

Через некоторое время мы сделали ещё одну попытку вернуть всё на круги своя, купив щенка, как две капли похожего на Фрэда, но он почти сразу умер, заразившись чумкой во время прививки.

***

Когда я перелистнул страницы книги бытия и оказался в новой жизни: с новой красавицей женой, с замечательными детишками, — эта детская проблема Малыша, дружившего с Карлсоном, вновь меня настигла. Сын не проявлял интереса к животным, зато доченька, чуть повзрослев, заявила, что хочет собаку. Зная, к чему это может привести, я всячески противился. Тем более, есть на то легче понимаемая ребёнком причина: я аллергик, и, хотя непосредственно на собак вроде бы не реагирую, это такая штука, которая может быть спровоцирована в любой момент. Нашли компромисс, взяли на воспитание кролика. Это совершенно милое и не по росту сообразительное существо, очень симпатичное в своём бело-сером одеянии, ласковое до удивления (готовое «душу продать» за почёсывания по спинке и ушикам). И этот кролик помог разрешить два серьёзных вопроса. Про себя я понял, что никогда не смогу привязаться к нему так, как это было с Фрэдом, и это меня радует. А доченька, которой приходится тратить некоторое время на ухаживание за питомцем, пришла к выводу, что она уже не хочет ни собаку, ни какую-либо другую живность.