Три аккорда — и вся жизнь

Леонид Сергеев. 1988. 
Фото Валерия Мустафина

«Здравствуй, Володя! Как проистекает? Жирны ли лещи по осени? Черны ли муравьи (это я так, с хит­ринкой, по поводу предстоящего Муравьёвского 70-летия! Жаль, буду в Лондоне в это время...). Тут приглашают меня опять подорвать мощь нашего невероятного противника... В Америке на фестиваль «Странники» зовут».

Такие ироническо-шутливые эсэмэски и короткие письма на электронку присылал мне бард Леонид Сергеев. Спрашивал о настроении и здоровье, о делах и планах, а в том сообщении, которым я начал, упомянул о предстоящем юбилее своего друга, доктора, исполнителя авторской песни Владимира Муравьёва. Последнее было от Леонида Александровича (хотя он всех просил называть его только по имени) за две недели до его ухода 5 июля 2022-го.
30 марта — в день рождения Лео­нида Сергеева — отправлял ему поздравительные послания. И вот пришло это число… Он праздновал бы нынче своё 70-летие.
Наше доверительное дружеское общение началось в 2015 году, хотя творчество Сергеева я знал и любил с юношеских лет.
Вначале была грампластинка. «Зуб мудрости». В альбоме — песни, почти все из которых выучил наизусть. А поскольку голос Сергеева звучал в замкнутом пространстве однокомнатной в то время квартиры, волей-неволей впитали в себя строки барда-философа мои дочки. Особенно нравилась детская, как им казалось, песня про таракана Генаху и его товарища-собутыльника.

На одной сцене с маэстро
В июне 2015-го в жюри межрегионального конкурса бардовской (авторской) песни среди людей с инвалидностью в Сыктывкаре, где я был творческим координатором, по состоянию здоровья не смог участвовать известный питерский бард Александр Лобановский. Вспомнил, что в декабре предыдущего года я со своими друзь­ями бардами оказался на «разогреве» у Леонида Сергеева, который в зале Казанского университета культуры и искусств выступал с концертом, организованным импресарио Владимиром Урецким. Позвонил, и он с радостью согласился поучаствовать в работе жюри. И вот жизнь подарила сюрприз: одновременно, но в разные микрофоны поём на гала-концерте с глубокоуважаемым Леонидом на просторной сцене Академического театра драмы имени Савина в Сыктывкаре.

Выступление Театра Юмористических Миниатюр историко-филологического факультета КГУ. Май 1986

Фото Валерия Мустафина
Самый большой и весёлый бард всея Руси оставался почётным представителем жюри этого замечательного во всех отношениях творческого форума до 2022 года. И многие участники не могли вначале поверить, что вместе с ними (вот он — настоящий, живой, с ним можно даже сфотографироваться и поговорить!) — исполнитель, песни которого звучат из динамиков радиоприёмников и живут в их сердцах и памяти десятки лет.

Рио-негро на крыше авто
Много было говорено с Лео­нидом Сергеевым за эти семь лет. Полюбопытствовал: когда он понял, что гитара может стать дополнением и даже продолжением собственного «я»? Оказывается, в студенческие годы. Поступив на истфилфак Казанского университета, познакомился с парнем, который играл на гитаре — Александром Тарвердяном, замечательным мелодистом, тоже ставшим известным бардом. Он и показал ему первые аккорды вначале на семиструнной, а потом на шестиструнной гитаре.
Конечно, не преминул узнать у Александра подробности обучающего процесса той поры. Его рассказ оказался весьма интересным: «У Лёни ведь была музыкальная школа за плечами, он прилично играл на фортепиано. Поэтому воспринять и выучить гитарные аккорды ему со знанием законов музыкальной гармонии удавалось быстро. К тому же характер: всё, что ему нравилось, делал с огромным интересом и самоотдачей. Осво­ение гитары пришлось по душе. 

В Молодёжном центре. 1987

Фото Валерия Мустафина
Попросил показать «восьмёрку» — так называемый «рио-негро», гитарный бой, который используется не только в дворовых, бардовских, но и эстрадных песнях. Отрабатывал его достаточно долго, поскольку «восьмёрка» подразумевает непрерывность извлекаемого звука. Мог прямо во время лекции по книжке стучать — все сокурсники оглядывались: что за звук? А однажды, когда ехали в кузове зилка в студенческую археологическую экспедицию, стал наяривать «восьмёрку» прямо по крыше кабины. Водитель остановился: что за шум? Начинающий гитарист ему: «рио-негро» разучиваю. Шофёру это слово, видимо, показалось странным, и он разра­зился отборным матом!»

Под влиянием 
«Битлз» и Кукина
Увлечение «Битлз» окончательно склонило Лёню и многих других к выбору шестиструнки. На ней он подобрал свои первые песни в тональности ля-минор. С ростом мастерства стал сочинять и в других тональностях. Бардовские пристрастия у нас с Лёней были одинаковыми: и его, и меня привлекали спокойные лирические песни Юрия Кукина.
Сергеев и мне рассказывал, что к написанию песен его подтолкнуло творчество Кукина. «Он буквально перевернул моё сознание, — делился Лёня своими юношескими пристрастиями. — Я понял, что простыми, обычными словами можно говорить обо всём на свете — смешном, грустном, трагичном. Тогда же попробовал и сам сочинять. Начал вживаться в мир авторской песни».
В 1970-х при Казанском авиационном институте существовал Клуб самодеятельной песни. Туда приезжали маститые барды — Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Александр Дольский. Потом и в университете открыли свой КСП. Вскоре казанские барды Владимир Муравьёв и Валерий Боков загорелись идеей — создать городское объединение любителей авторской песни. Гнездом бардовской культуры стал Молодёжный центр. К нам потянулись люди. Популярность концертов авторов-исполнителей была настолько велика, что МЦ даже стал выпускать абонемент: на целый год расписывали концерты. И так продолжалось два-три года.

Леонид Сергеев

Фото Валерия Мустафина
Потом народ стал проявлять интерес избирательно — Клячкин приезжает, а ведь он был в прошлом году... Постепенно бум прекратился. Но через какое-то время интерес к бардовской песне вспыхнул с новой силой, всем хотелось свежей, незаштампованной мысли. Залы-тысячники собирались! Стадионы!

Университетский десант
Первые песни у Леонида появились в студенческие годы, но вот первые стихи, по его признанию, он «нашарашил» ещё восьмиклассником. А в девятом классе написал сочинение в стихах, и его читала вся школа. Очень этим гордился. 
Так что в университет Сергеев поступил, обладая кое-какими знаниями в стихосложении. А тут ещё гитара... Сразу попал в художественную самодеятельность, в агитбригаду от истфилфака, «Снежный десант». Оттолкнулся от трёх аккордов — и пошло-поехало.
Стал ездить по фестивалям самодеятельной песни. В 1976 году в Минске познакомился с бардом Александром Лобановским. «То­гда я был ещё зелёный, ничего не понимал, в репертуаре десять‑двена­дцать собственных песен, четыре из которых — гусарские. В Минске жил такой звукособиратель и архивариус Эрик Фрайман. Когда в город приезжал новый человек, поющий под гитару, он затаскивал его к себе и сразу же записывал. Писал всех и вся. В тот год пригласил меня и Лобановского. Вот тогда я увидел экспрессию в исполнении: Александр Николаевич пел свои знаменитые «Серые шинели», а из-под его очков текли слёзы… Услышал потом от Лобановского его мини-зонги. И сам позже стал сочинять песенные оперы — «Свадьбу», «Снимается кино», «Хоккей», играл в лицах, изображая персонажей.

Легендарный Грушинский
Летом того же года попал на Грушинский фестиваль. В авторской группе меня прослушивали Сергей Никитин и Борис Вахнюк. Я представил патриотическую, лирическую и шуточную песни, чтоб показаться всем своим крупным авторским телом. Спел — и меня пнули со страшной силой, ни на какой плот не прошёл. В таком вот философском расположении духа всю ночь ходил-бродил от костра к костру, у которых пели песни. Подхожу к одному костру — Юрий Визбор поёт. Вокруг человек пятьдесят. Я послушал минут пятнадцать. Пошёл к соседнему огню. Проталкиваюсь — и тут Визбор! Послушал минут пять, иду к третьему костру — опять Визбор с гитарой… Что за наваждение? Через несколько лет, когда познакомился с Юрием Иосифовичем, он объяснил мой глюк: «Ты знаешь, меня всё время утаскивали от костра к костру — тут попою, там попою». Понятно стало — почему у трёх костров пело три Визбора».
На том Грушинском фестивале Сергеев вышел-таки на плот, жюри присудило ему третье место, вручило приз — рюкзак, всё чин‑чинарём. Первое место не присуждали никому. Второе место занял Яков Коган из Баку. Этот фестиваль давал многим авторам дорогу в жизнь, а песням — всероссийскую популярность. Многие любители авторской песни помнят знаменитое фото с прикреплёнными к удочкам и веткам микрофонами — записывали. Скажем, Кукин исполнял новую песню, через три дня она становилась известна в разных концах страны, начиналось её победоносное шествие.

Барды против рокеров
У Сергеева в то время — в 1979 го­ду — появилась песня, ставшая его визитной карточкой — «Колоколенка». Когда через семь лет она прозвучала в передаче «Музыкальный ринг», Лёня, как говорится, наутро проснулся знаменитым. В том ринге участвовали ленинградцы Виктор Фёдоров, Евгений Клячкин, Александр Розенбаум, Анэс Зарифь­ян из Душанбе.
«Ведущая программы Тамара Максимова решила столкнуть на ринге авторскую песню с роком, — раскрыл её творческий замысел Лёня. — Посыл такой: бардовская песня никуда не зовёт, сплошное «ла-ла», а рок — это социальный протест, «группа крови на рукаве», «скованные одной цепью» и так далее. Что же получалось: разогнать БелАЗ и столкнуть его с КамАЗом? Кто меньше смялся, тот и победил? Но ведь БелАЗ свои грузовые функции выполняет, КамАЗ — свои, зачем их сталкивать-то? Но ведущая решила: надо! Мы сидели на съёмке — такая кучка затравленных бардов. Зрители на нас напирали и напирали, упрекая чуть ли не в мягкотелости и бестемье. Розенбаум — а он моторный человек — всё шипел: «Сейчас нас сомнут, надо что-то делать!» Чёрт меня дёрнул (мне показалось, что надо так сделать): вышел и представил пародию на ВИА. Кривлялся. Народ хохотнул. И встык, не дожидаясь, когда народ отхохочется, я спел «Колоколенку». Смех стал стихать, и такая тишина вдруг упала… Розенбаум сразу начал свою «Дорогу жизни» про блокадный Ленинград. Заканчивается песня, тишина — звенит! Вдруг сверху голос Максимовой: «Товарищи, какая песня! Второй раз, пожалуйста!» И Розенбаум второй раз начинает петь «Дорогу жизни». Вот тут народ зарыдал, в передачу вошли кадры — у людей слёзы текут. Так вот мы проняли слушателей. Сейчас на каждом концерте меня просят спеть «Колоколенку».

В поисках лучшей доли
Переезд Сергеева из Казани на постоянное место жительства в Москву — шаг, казалось бы, рискованный. Но творческим людям свойственен такой порыв: поиск лучшей доли, стремление стать богатым и знаменитым.
— У меня это произошло волею судеб, стечением обстоятельств, — делился со мной Лёня. — На бардовском фестивале в Ульяновске в московской делегации оказался Андрей Луковников, приятель Андрея Кнышева. Оба они, а также Владимир Мукусев и Александр Сидоренко как победители телеконкурса «Салют, фестиваль!» ­ездили в Гавану. Потом стали строить свою карьеру на телевидении. Так вот, Кнышев искал в свою программу «Весёлые ребята» героев. Луковников ему рассказал: в Казани есть один толстый парень, который поёт свои смешные песни. Я тогда работал корреспондентом в «Вечерней Казани». И вдруг звонок Кнышева: «Хотите поехать в Габрово?» Я так сразу с трубкой в руках и ослабел ногами. Хочу, говорю. А мне в ответ: «Надо немного побороться». Татарский обком комсомола выписал мне десяти­дневную командировку в Москву в молодёжную редакцию. Так я попал в «Весёлые ребята». И победил в конкурсе, съездил в Габрово. 
После этого меня вызвал то­гдашний главный редактор «Молодёжного канала» Евгений Широков и пригласил в центральную «молодёжку»… Сомнения терзали — вдруг не пойдёт ничего? Опять же от папы и мамы уезжать трудно. На переезд я решился через год. Уволился из газеты, распрощался с родственниками. Прибыл в Москву. А буквально накануне в «молодёжке» произошло сокращение. Широков меня ошарашивает: «Мы, чтобы людей не увольнять, твою ставку сократили». И я стою перед ним такой растерянный — с чемоданчиком и гитаркой… Назад в Казань хода нету, маме-папе пишу — всё нормально, работаю. А сам полгода живу у друга на квартире. Зарабатывал как мог концертами — квартирниками и выступлениями по линии общества «Знание». Только через полгода удалось устроиться на радиостанцию «Юность». В первый свой приход на работу надел костюм‑тройку, галстук. Волновался. Была планёрка. Выбежала сначала Ада Якушева, а следом Борис Вахнюк. Свои все! Так я с восемьдесят третьего по восемьдесят девятый год прошёл славный боевой путь — от радиожурналиста до заместителя главного редактора. И — ушёл в никуда с гитарой наперевес.

С ангелом за плечом
А случилась тогда «обычная» история. Лёня в ранге замглавреда, в это время в стране шествовала перестройка, давление на СМИ становилось всё сильнее и сильнее. Сергеева вынуждали по долгу службы ломать людей, которые находились в его подчинении. Скажем, кто-то приносит репортаж, который хорош во всех отношениях: и по информативности, и по остроте, и по художественному воплощению. Можно давать в эфир без купюр. Однако Лёню зовут наверх: дескать, у нас в стране и так тяжело, надо сглаживать острые моменты, снимите этот репортаж. В результате Сергеев не выдержал, написал заявление и ушёл. На него смотрели, мягко говоря, с удивлением: номенклатурная должность, деньги, почёт. Как так — рвать все нити?

Стоят слева направо: Александр Воронков, Леонид Сергеев, 
Надежда Назарова, Ольга Сосновская, Владимир Юрковский; 
сидят: Владимир Гаранин, Маргарита Колпащикова. 

Фото Александра Воронкова
Для меня это было тоже удивительно. Спросил его тогда:
— Уйти в никуда — это куда, собственно? 
— Я стал жить только тем и на то, что писал, пел. И как-то у меня всё время так получалось — тут позвали, там пригласили. Выступаю где-то, ко мне подходят и просят приехать с концертом ещё куда‑то. Видимо, какой-то ангел-хранитель ведёт меня в этой жизни. Я не тщеславный человек и никому не завидую. Никуда никогда не пробивался, никого не распихивал локтями. Делал своё дело — и будь что будет. В нашем цехе, в нашем жанре хватает места. У каждого свой слушатель. Конечно, «в никуда» я ушёл в очень непростое время. В голодные времена с концерта, случалось, привозил канистру подсолнечного масла, рюкзак с макаронами и бидон спирта. Такой вот гонорар. Приезжал в Москву — был уважаемым человеком в семье, семья харчилась, а тесть ходил облизываясь.
Где я только не выступал! Гастроли по Уралу. Громко звучит? Ну, это когда меня на «копейке», которая с толкача заводится, перевозили из города Серов в Туринск или из Верхней Туры в Нижнюю. А там поёшь перед условно-досрочно освобождёнными, в бытовке шофёров, на ферме. Прошёл такой вот курс молодого автора. Правильно говорят: полжизни ты работаешь на имя, а полжизни имя работает на тебя.

Леонид Сергеев и Владимир Гаранин.

Фото Александра Воронкова

Объединяющая сила
Вспомнил про его пластинку «Зуб мудрости», выпущенную ещё в советские времена. Поинтересовался:
— Тоже сама собой получилась? Ни за что не поверю!
— Представь себе! Винил вышел в восемьдесят девятом, когда на радио «Юность» я дорабатывал последние месяцы. Из фирмы «Мелодия» позвонила женщина: «Нам понравились ваши песни, хотим сделать пластинку». И всё! Я туда не лез, взяток не давал. Думаю, не будь этого звонка, не было б и диска. Поскольку никаких аранжировок не требовалось, напел всё под гитару на студии «Юности». Принёс в «Мелодию». Было несколько выпусков пластинки общим тиражом более ста тридцати тысяч экземпляров. А сегодня уже издал тринадцать альбомов. В репертуаре же — более трёхсот песен.
Не раз мы беседовали-философствовали с Сергеевым о поэзии, о природе авторской песни. Как он определял этот жанр?
— Для меня авторская песня — прежде всего самовыражение. Говорю о себе, о том, что меня тревожит, что болит. Художник нарисовал картину — выплеснул свои эмоции. Он отдал её людям. Кто‑то в ней что-то находит для себя, кто-то нет — тогда думает о другой картине. Так и здесь. Свобода выбора. Если человек услы­шал меня и сказал: что-то здесь не то — это не значит, что я плохой. Это значит — я не его автор, а он не мой слушатель.
Но, по большому счёту, многие люди на какие-то вещи смотрят одинаково. Не раз в этом убеждался. Существует схожесть каких-то моментов, ситуаций, которые передаёшь в песне — и её понимают все в разных уголках земного шара. Как-то я гастролировал по Германии. В городке Саарбрюккен прогуливался по высокому берегу, где Рейн соединяется с Мозелем. Хожу-брожу, пейзаж чуть ли не один в один — слияние Волги с Камой. Плывёт старая облупленная баржа, каких в Казани тоже предостаточно, на борту написано «Фатер Райн». Вспомнились сразу «Матушка Волга», «Батюшка Гудзон». Все они одинаковые — и эти реки, и эти баржи, и эти матросики. Вот и написал песню «Бакен». На концерте подходит один мужчина, удивляется: думал, такие песни пишутся только в России. Я ему с гордостью говорю — не только! У людей — общее пространство, и песня может стать подлинной объединяющей силой.
Так и жил Леонид Сергеев — в атмосфере звучащих песен. Первый приступ болезни у него случился осенью 2018 года на бардовском фестивале в Латвии. А потом — операция в Израиле, долгие месяцы реабилитации. На моё 50-летие он приехал из Москвы в Казань с не совсем отросшим ёжиком его запоминающейся причёски — последствия химиотерапии ещё были налицо. И вручил два именных подарка: написанную в честь моего юбилея песню и термос с надписью «В. Гаранин — рыбак лучший». И как же он задорно пел, на радость мне и моим гостям: «Если душевно ранен, если тебе невмочь, — только В. А. Гаранин может тебе помочь!» Храню эту запись песни как драгоценную реликвию. Память о чрезвычайно добром и отзывчивом человеке.