Тукай — разрастающийся миф

Журнал «Казань», № 4, 2016

Волшебный призрак Шурале

«Поэт столетий» Габдулла Тукай продолжает волновать литераторов, художников, музыкантов. Он уже давно властно вошёл в музыку, драматургию, оперу, балет и изобразительные искусства, царствует в библиотеках, живёт вечной жизнью в Книге…

По всему миру следует волшебный призрак Шурале: у художников он предстаёт то в облике коварного, властного, непоколебимого джинна или дэва с одним удлинённым кривым рогом и большим круглым глазом - циклоп‑Полифем Баки Урманче, то в виде защемлённого, обиженного, наказанного за зло «урман сарыгы» - олуха несусветного; у других авторов это древесный сучок - хрупкий оживший глазастый прутик, а иногда живущий среди папоротников, охраняя лес, богатства народа, превратившийся в шум, музыку леса, шорох листвы, шёпот деревьев незримый нематериальный лесной дух. То он играет корявыми пальцами на курае, и под его музыку пляшут лесные существа - тогда он мифологический Пан или Фавн из античности… То леший, то сам художник в автопортретах («Страна Шурале» - в ста два­дцати семи трактовках художников Уфы и Казани). В общем, загадка - нескончаемый миф…

Много уникальных, талантливых, ставших классическими произведений создали художники о неумирающем «гении места» - Тукае, иллюстраций к его поэзии и, в первую очередь, к сказкам, несущим глубокую нить наследия, фольклорный дух, своеобразную «память культуры».

Притяжение «гения места»

Среди иллюстраторов Тукая такие мастера, заложившие основы татарского профессионального искусства, как Баки Урманче, Байназар Альменов, Файзрахман Аминов. Здесь и живопись: «Сон Тукая», «Сенной базар, или Новый Кисекбаш» Абрека Абзгильдина, его же «Тукай и Шурале», где оба героя, трактованные монументально, броско, напоминают великого Данте и Вергилия из «Божественной комедии», а также триптих Шамиля Шайдуллина «Г. Тукай - народный поэт», где юный Тукай изображён идущим «сквозь реку народных дум», «Тэфтиляу» Ильдара Ахмадеева, «Из поэтической тетради» Рустема Кильдибекова, картины Виталия Скобеева, серия работ Баки Урманче в изумительной технике китайской живописи «гохуа», портреты поэта в скульптуре (бюсты Васила Маликова, Баки Урманче, сульптуры Виктора Рогожина, Альфреда Абдрашитова), графике (листы Надира Альмеева, Ирины Колмогорцевой, Файзрахмана Аминова, Тавиля Хазиахметова). Имя поэта венчает памятник на площади Куйбышева, а на боковом фасаде Оперного театра, издалека притягивая всех казанцев, стоит монументальный бронзовый Тукай.

Творчество и трагическая судьба поэта, его неумолкающий «моң» захватили все поколения мастеров искусства, создавших много картин о драматической жизни поэта, его эпохе, современниках - в реалистическом духе и символическом, а также иллюстрации в живописи и графике, от журнальных рисунков и иллюстраций первых тоненьких книжек на арабской графике, открывающих историю татарского изобразительного искусства, включая озарённые, бурлящие радостью, юмором, лёгкой насмешкой трактовки «Шурале» и других сказок поэта, вызывающие добрую улыбку, рисунки детей («Три сказки» - на четырёх языках: татарском, русском, турецком и английском - Казань, 2011).

Много графических работ, начиная с иллюстраций Иллариона Плещинского 1921 года, обложки книги и миниатюрных фризов-заставок Баки Урманче 1923 года в духе унванов татарской рукописной книги - создано мастерами рисунка и печатной графики Татарстана.

Освоение тематики Тукая продолжается в искусстве, культуре, науке (Тукаевская энциклопедия), здесь нас ожидает много неожиданных открытий.

Кто он, художник «Ф. Романов»?

Недавно перебирала свой архив и обнаружила там странную потрёпанную книгу с истлевшими жёлтыми страницами - арабская графика, печатные буквы… И в глубине как бы притаившиеся у деревенской печи - завораживающие мягкие рисунки пером, как будто выполненные руками татарского каллиграфа к старинной книге, сценки по мотивам народного быта: сбор урожая, сенокос, крестьянин на пашне, рыбная ловля, уборка снега, кузнец и, на небольшом квадрате на жёлтом фоне, поясной портрет татарской молодой женщины в калфачке с ребёнком в руках. От изображения веет необыкновенным очарованием и теплотой. Удивительная миниатюра!

Дальше идут портреты татарских просветителей, изображения полушарий и карт с арабскими текстами, рисунки времён года, пахоты, сева, крестьянского дома с подсобками и живностью - овчарня-абзар. И всё это венчает изображение татарского села с мечетью и серпом полумесяца.

А справа на изображениях, тонких, изящных, кропотливо выполненных, в которых как бы воочию отобразились татарский говор, дуновенье ветра, шёпот ночи, бег волн речушки, что рядом, скромная маленькая монограмма «Ф. Романовъ».

Итак, кто этот художник, который по таланту и характерности исполнения сюжета превосходит всех своих предшественников и может соперничать с работами современных графиков и живописцев? Куда он пропал? Был репрессирован или расстрелян в тридцатые годы? А, может, эмигрировал, как Николай Фешин, либо уехал в Москву или Петербург?

Начался поиск... В словарях, энциклопедиях, трудах по истории татарского искусства и в Интернете. Книга без переплёта с арабской графикой представляет собой конволют и состоит из двух частей. Она собрана из разных изданий, и иллюстрации, возможно, выполнены двумя авторами. Но изображения татарского быта, ремёсел, картин сельской природы и опоэтизированного деревенского труда, а также рисунков к рассказам Тукая выполнены Ф. Романовым.

После тщательных поисков удалось узнать, что почти анонимный график Романов родом из Оренбурга, учился в 1906 - 1911 годах у выдающегося казанского художника Николая Фешина. И примечательно, что именно в это время здесь в училище овладевал мастерством изобразительного искусства известный казанский поэт и художник Павел Радимов, один из первых переводчиков Тукая на русский язык. Возможно, Романов знал Тукая по переводам Павла Радимова или Николая Ашмарина - преподавателя Казанской татаро‑крещенской семинарии, выпускника Лазаревского института восточных языков. Языковед и исследователь Ашмарин в 1914 году в ежегодном альманахе Лазаревского института опубликовал свои переводы произведений поэта. Не исключено, что вторично книга‑учебник, к которой и были сделаны великолепные иллюстрации, могла быть переиздана в более позднее время, скорее всего в 1910 - 1920 годы.

По иллюстрациям загадочной, не до конца расшифрованной книги с удивительными рисунками канувшего в Лету Романова видно, что он знал не только бестселлеры поэта «Шурале», «Коза и Баран», «Сенной базар, или Новый Кисекбаш», но и его поучительные рассказы, басни и переводы. Известно, что ещё в 1909 году поэт составил книгу «Новое чтение» по аналогии с «Живым словом» русских школ, а в 1910 году - учебник для шакирдов медресе «Мухаммадия» «Уроки национальной литературы в школе» в «Библиотеке «Магариф», напечатанный в типографии «Урняк» в 1911 году. Здесь были опубликованы стихи поэта для детей «Ребёнку», «Ласточка», «Казань и Заказанье», статьи по природоведению, географии, литературе, а также изумительное по живописности сти­хо­творение «Пророк». Оно помогает понять, что Тукай намного шире данного в советское время определения «социал‑демократ». Он глобальнее, поэт и философ, и пророк для него - наивысшая истина, великий разум, где есть всё - и зов земли, и голоса потомков, и наше будущее. Одним словом, он посланник предбудущего.

Очевидно, что книга с иллюстрациями Романова вышла позже, после смерти поэта, о чём свидетельствует помещённый в неё некролог, посвящённый Тукаю. Скорее всего, она была издана в 1913 - 1920‑е годы. Позднее художник стал членом ТатАХРР - Татарской ассоциации художников революционной России. По работам чувствуется, что он близок по восприятию действительности и её воплощению к выдающимся казанским художникам Павлу Радимову и Баки Урманче, который не входил ни в какие объединения. Романов мастерски, правдиво и в то же время не растекаясь на мелочи, показывает труд земледельца, его заботы об урожае, слитность с природой, нерасторжимость с окружающей средой. Как пишет немецкий исследователь Михаэль Фридерих, Тукай одним из первых среди писателей отобразил в своей поэзии сельскую жизнь, она у него просветлённая, опоэтизированная, и нерациональная, сентиментальная, наполненная мифологическими образами - Шурале, Водяная. Фридерих объясняет это его психологией земледельца. Именно эта психология позволила Тукаю проникнуть в душу татарского народа и отразить его в литературной форме - в печалях и радостях. Этому способствовало также его деревенское детство. Вот эту особенность мировоззрения поэта тонко уловил и отобразил каким‑то «народным способом» освоения мира художник Ф. Романов.

Его мастерство, убедительное и яркое, глагольное в изображении конкретных сценок, зрелищ, крестьян, картин природы, не обременённое формалистическими трюками, субъективизмом, захватывает. По рисункам складывается впечатление, что перед нами продолжатель традиций передвижничества и в то же время глубоко самобытный, наделённый каким-то мгновенным видением мастер. Изображения весны и лета, осенней поры и зимы, вплоть до капель снега и дождя, превращающиеся в причудливый орнамент, невольно увлекают детей и взрослых. Удивительно, что художник в чёрно-белой линеарной форме, в исконно реалистической манере смог создать полные жизни, колышущиеся на страницах книги превосходные сюжеты и жанровые сценки.

Продолжаю пытаться разгадать загадку удивительного издания. Похоже, в аккуратно подшитой и сплетённой воедино чёрными крестьянскими нитками книге побратались два сокровища из наследия Тукая - «Новая литература» («Новое чтение») и упомянутый учебник для татарских школ и медресе. Таким образом, наш малоизвестный талантливый художник выполнил высокую миссию, которую начертал великий поэт в предисловии к учебнику национальной литературы: «в перспективе - привлечение рисунков и художника для иллюстрирования книги и раскрытия картин национальной жизни и истории». Романов прикоснулся к корням мировоззрения Тукая.

Итак, более широко и зримо раскрывается ещё одна грань личности поистине «народного поэта» - его педагогический дар и желание передать в руки подрастающему поколению «букет из благоухающих цветов нашей новой литературы».

Проходят годы, десятилетия… Но образ поэта не меркнет. Освоение творчества Тукая и перипетий его судьбы как высочайшей трагедии ХХ века, постижение его музы - «алиха» как воплощения вечной боли народа, его ясных дней и глубоких ночей, войн и мирных буден, его неумирания - будоражат умы и заставляют браться за перо и кисть.

Шагеева Розалина Гумеровна - искусствовед, заслуженный работник культуры Республики Татарстан.