Юнона Карева. Казанский феномен
Журнал "Казань", № 7, 2013 27 мая на восходе солнца под неистовый хор соловьёв Юнона Ильинична Карева ушла из жизни. А в полдень тысячи казанцев аплодисментами провожали её, утопающую в цветах, в последнее путешествие в Москву. Так она завещала - поставить вазу с её пеплом возле сына на Троекуровском кладбище....
Журнал "Казань", № 7, 2013
27 мая на восходе солнца под неистовый хор соловьёв Юнона Ильинична Карева ушла из жизни.
А в полдень тысячи казанцев аплодисментами провожали её, утопающую в цветах, в последнее путешествие в Москву.
Так она завещала - поставить вазу с её пеплом возле сына на Троекуровском кладбище.
За полгода до этого дня она ещё планировала свой восьмидесятилетний юбилей. Однако, чувствуя себя очень больной, боялась не выдержать многолюдной юбилейной церемонии и надеялась набраться сил на греческом острове Корфу в компании весёлых и находчивых друзей, в числе которых оказалась и я, никогда не стремившаяся за пределы России и ни разу не державшая в руках загранпаспорта. Но Юнона настояла, чтобы я вовремя оформила необходимые документы.
- Зачем же так далеко лететь? Почему не в твою любимую Ялту?
- Нет,- сказала она,- в Ялте меня слишком многие знают, а я сейчас плохо выгляжу.
Да, она всегда старалась выглядеть достойно, даже из последних сил. И время как будто щадило её лицо, но не тело. Мой муж художник Гена Архиреев не раз удивлялся: «В глазах Юноны всегда по‑весеннему яркое небо, оно не тускнеет, не хмурится, но всегда вдохновляет своим чистым лазурным цветом,- и добавлял: - наверное, её доброта не подвластна времени» (Гена никогда не льстил и не лукавил; своей абсолютной честностью он был схож с Юноной).
Не любить её было невозможно. Хотя и любить порою казалось трудновато. Когда я обижалась на её слишком прямодушное замечание, она говорила: «А кто ещё скажет правду о тебе самой?» И сотни подтвердят, что она умела не только критиковать, но и спасать, выручать, помогать, не дожидаясь просьб, решительно входя в кабинеты самых высокопоставленных чиновников - и всегда побеждала в борьбе за справедливость. Она умела убеждать, не повышая голоса, обращаясь к чувству собственного достоинства любого человека, даже давно забывшего об этом своём чувстве.
И на сцене некогда так любимого ею Казанского драматического театра имени Василия Качалова, куда она распределилась после московского Щукинского института в 1956 году, почти тридцать лет она была Примадонной. Её героини, при известной каревской скупости на жесты, мимику, интонации, увлекали неподражаемой женственностью и стойкостью, какой не каждый герой обладал в той же мере. И зрители страдали и радовались, плакали и смеялись, и потом годами вспоминали созданные ею образы, черпая в них силу и поддержку в трудных ситуциях.
Хотя и на сцене, и в жизни она бывала и озорной, проказливой, вплоть до последних дней. Однажды Фарит Хамитович, с которым она дружила семьями, спросил: «Юшенька, что тебе подарить на семидесятилетие?» - «Мерседес! - не задумываясь, ответила она и добавила: - Под окном!» Я удивилась. Во даёт Юнчик! Откуда доктору, пусть даже и замечательному хирургу-травматологу, взять такие средства?
Однако, слегка опоздав на торжество, Фарит Хамитович протиснулся сквозь толпу гостей на балкон и позвал хозяйку взглянуть на подарок. Под окном на карнизе стоял сияющий Мерседес (его миниатюрная копия).
Как же это было смешно: и преувеличенная важность дарителя, и детское счастье Юшеньки… (Вряд ли она была бы так же рада настоящему автомобилю.) Она всегда была невероятно красивой, удачно избегая пошлости, даже в пикантных ситуациях. Вот эту уникальность собственной личности она умудрялась внедрять в своих студентов. А их за сорокалетнее служение в Казанском театральном училище - немало! Кто-то успешно работает в московских и петербургских театрах, в кино и на телевидении - Чулпан Хаматова, Гена Семёнов, Инна Ванеева, Алёша Писарчук, Ирина Марцинкевич, Алёша и Вита Балясовы, Катя Осягина и многие другие. Кто-то завоёвывает Америку, Европу и Ближний Восток - Эдик Фримус, Лена Саханова, Юля Романович - всех и не перечислить. Она гордилась их достижениями, переживала их неудачи горше, чем собственные, и всегда старалась помочь, поддержать на очень непростом актёрском пути, непредсказуемом, слишком зависимом от разных обстоятельств.
Через десять лет после выпуска бывшие питомцы Каревой и Кешнера (Каркеши) получали право называть её просто Юшенькой. Конечно, они помнят (и никогда не забудут) своих педагогов. Ведь здесь они обретали не только мастерство актёра, чутьё на фальшь и неприятие пошлости, но ещё и взращивали чувство собственного достоинства, тесно связанное с великодушием и благодарностью к окружающим. Учиться на актёрском курсе Каревой-Кешнера в Казань устремлялись юноши и девушки из ближних и дальних городов России, несмотря на то, что в этих городах имелись свои прославленные театральные училища.
Российские коллеги не шутя называли Юнону Кареву «культурным брендом Казани и не понимали её категорического нежелания переехать в Москву к сыну Сергею Станиславовичу Говорухину - прозаику, поэту, автору честных фильмов о Чеченской войне и современной российской действительности. Да и как понять столь преданную любовь старой больной женщины к Казани, своей работе, к коллегам и друзьям… Родилась и выросла в Харькове, училась в Москве, могла бы и остаться там, в хорошем театре. Что уж такого ей в Казани? Сама же Юшенька не раз говорила: «Казань - уникальный город - очаровывает навсегда, но не каждого… За тысячу лет богатейшей истории Казань имеет право выбирать, кого очаровывать. В каких бы городах и странах я ни бывала - что мне Париж, Берлин и Вена - я всегда с радостью возвращаюсь в любимый город, на свою площадь Свободы, на Театральную, 13 - в родное, до каждого подоконника, училище - к моим друзьям!»
Дружить она умела, как никто другой!
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа
Нет комментариев