Ангел новогодних крыш. Стихи

Журнал "Казань", № 2, 2013

Электрички
разлетаются воробьями с твоих вокзалов.
Здравствуй, город.
Ты опутан кругом сетями, и современно
бьётся пульс твой,
не только стрелки передвигая
на переездах -
но в каждом атоме-человеке
жизнь тяготеет упрямо к преодоленью.

Люди передвигаются. Люди едут.
Шлют телеграммы. Включают электрочайник.
Не говоря уж о сотовых телефонах,
Ну и, конечно, куда же без Интернета.

Тысячи мыслей, направленных в за-пределье,
держат вернее, чем все провода на свете.
Город, стремящийся вырваться из окраин,
бдительно дремлет, покачивая плечами.

Финал

Чёрными каплями падает яд,
чёрные птицы над пашней летят,
чёрной дорогою стелется пыль,
снова и снова сбывается быль.

Жесты знакомы, рисунок бровей,
небо расчертят изломы ветвей.
Пальцы не дрогнут, но хладны как лёд.
Все предсказания - в круговорот.

Ворот, воронка, крушенье и крошево,
даже в финале не будет хорошего.
Жёсткая корка, сухой переплёт;
жанром предписан суровый исход.

Ну, а герои, предсмертно хрипящие -
будем же взрослыми! - ненастоящие.
Был бы сюжет и словарный запас...
Только обломки придавят и нас.

Мы, рисовавшие жизнь как градацию,
сможем сполна оценить кульминацию.
И очевидность проглянет из тьмы:
боги-создатели - это не мы.

В руны сойдутся изломы веков.
Необъяснимы причуды богов.
Ночь, расколовшись, сверкнёт как сапфир;
за нами
ветвями
протянется мир.

***
Небесных кур щипают к Рождеству,
ложится редкий пух неприхотливо
на лёд, на берег стылого залива,
не удивляясь вечному родству.

И медленно вливается в молву
тягучий звон молочных колоколен,
он год, который нынче был отмолен,
вплетает в белоснежную канву.

А с высоты восторженный малыш
глядит на суматоху городскую
и возвещает истину простую
беспечный ангел новогодних крыш.


***
Спасибо тебе за молчание,
за то, что вопросов не задаёшь,
безудержность и отчаянье,
за то, что бросает в дрожь
от воспоминанья запаха
рубашки воротника;
за то, что ответов - наглухо
не знаю, наверняка.

Спасибо (я помню, как ветер гнул
упрямую сеть ветвей)
за то, что невольно выдернул
из мёртвого круга дней.
Из чёрных проломов памяти...
Мне был непосилен груз;
скользили по сизой наледи
тяжёлые капли бус.

Холодные как безмолвие,
гранёные словно боль...
Заклятое семихолмие,
где не изменить пароль;
не вспомнить. Дурман-соцветие,
проклятье и оберег -
волшебное семилетие,
что длится из века в век...

Окончено? Показалось?
Что сделал - и кто ты есть?
Свобода - такая малость!..
Откуда ты взялся здесь?
Но падали дни - каскадом -
обрывки, клочки, кусьё...
Идущий почти что рядом,
спасибо тебе за всё.


***
Когда ненужным становится что-то,
оно становится невесомым,
оно отрывается от пространства
зрения -
и я почти не вижу,
как ветром уносит его и память.
А что это было?
Солнечный зайчик?
Обида детская?
Вечная истина,
за которую я так держалась,
а сегодня - разжала пальцы?..
Не знаю, уже неважно.
Отболевшая книга
или лицо, на глазах забываемое;
город, который однажды разом
тебя отпускает в сырую полночь,
и ты идёшь...
Я - иду.
Запоминая шаги,
забывая улицы,
тихонечко напевая...

Я ещё вспомню.
Вспомню каждый изгиб асфальта,
перелистаю книгу,
поймаю солнечный зайчик.
Но всё-таки - не поверю,
что смерть всегда означает ненужность жизни.
Всё же гораздо чаще
она вырывает с корнем.
Вот только не знаю,
когда придёт это время -
что будет тогда со мною.
Что ей останется выкорчёвывать из меня.


***
Бурьяна запах душный, прелый;
туч раздобревших хоровод...
Тягучий август сладко-спелый,
как твой мучителен приход.

Закатов буйство, тишь рассветов
и глубина небес ночных -
а ты потерян меж ответов,
значений и теней немых.

Покоем полон мир до края,
лишь ты один томим тоской,
словно из внутреннего рая
был изгнан собственной рукой.

Но греет память: день настанет,
в срок мука вызреет твоя;
ладони тяжело оттянет
запретным плодом бытия.