«Лидия Григорьева - непрочитанный поэт эпического размаха!»
Юнна МОРИЦ:
«Лида, в моём бинокле: где ты, там и Россия со всеми подробностями!!!»
Константин КЕДРОВ:
«Без Лидии Григорьевой трудно представить русскую поэзию второй половины 20‑го века и начала 21‑го. Её лирический голос правдив, узнаваем и абсолютно свой, ни на кого не похожий. Её творческая биография сливается с географией российского материка. От Донбасса до Ледовитого океана, и оттуда до Казани и Москвы. В Казани, где в легендарном литобъединении имени Владимира Луговского протекала её творческая юность, создана экзистенциальная лирика, где человек, одинокий в необъятном мире, лежит, накрывшись этикеткой. Время от времени пронзительная дрожь воспоминаний об Украине милой, где протекало детство, и ныне необъятная скорбь по растерзанной стране. Как всякий истинный поэт Лидия Григорьева одна в мире.
Как всякий истинный поэт она со всем миром и во всём мире. Живя в Лондоне, она взращивает летающий сад своей поэзии, которая вопреки времени всё молодеет и молодеет. Её поэзия - сад летающих цветов. Ароматный, воздушный, пряный. И в то же время это вид из окна на Ледовитый океан в доме, обдуваемом всеми мировыми ветрами. Не примыкая ни к каким движениям и течениям, Лидия Григорьева дарит миру свою нежную, ранимую, умную лирику. Умную, как умная молитва,- для всех, но только своя. Она на явном творческом взлёте, и траектория её полёта поэтически бесконечна».
Наталья ЛЯСКОВСКАЯ:
«Лидия Григорьева, без сомнения, получила свой дар, «прозрений благодать» - «из первых рук». Её жизнь, её творчество - многогранный роман о саде земном, через энергетику поэтического слова перерастающем в небесный вертоград; земная эзотерика в её стихах становится небесной экзотерикой, сокровенный рай земной - «вертоградом изреченным», драгоценным достоянием всех, кто соприкоснулся с поэтическим миром Григорьевой».
Евгений СТЕПАНОВ:
«Поэт Лидия Григорьева - лирик по своей сути. Лирик и философ. Ещё точнее - философский лирик. И хорошо, что в стихах Григорьевой, живущей годами за границей, мало примет Лондона или других богатых городов, есть другие приметы - горние. Поэт говорит о душе, жизни и смерти, говорит спокойно, чётко и ясно, нередко афористично. Четверостишия Лидии Григорьевой - это, на мой взгляд, готовые будущие пословицы.
Любой подлинный поэт хорошо знает, что поэзия - это не только метрические слова, это не юмореска (ирония - всего лишь одна из поэтических фигур!), не научный трактат, не набор красивых метафор, не прописные зарифмованные истины, но всё‑таки - высшая материя, соприкосновение с Иным, Надмирным, слияние с Абсолютом (не будем, впрочем, упоминать Его всуе). Лидия Григорьева это понимает очень хорошо. И не случайно в эпиграф книги «Стихи для чтения в метро» вынесено лучшее, на мой взгляд, четверостишие поэта:
Жертвенное заклание
Воле моей вопреки -
Этот поток сознания,
Облечённый в четыре строки.
Здесь всё сказано так, как надо. Здесь выявлена истинная суть и сущность поэзии, и, разумеется, не только катренов. И есть ощущение, что вся новая книга стихов Лидии Григорьевой написана не по воле автора, а по воле Свыше. Это для поэта самое главное».
Владимир БОНДАРЕНКО:
«Мне кажется, все её разнообразные сады похожи на романтические миры Александра Грина или на тоску по невиданному, неслучившемуся Николая Гумилёва. Я вдруг вижу в соратниках Лидии Григорьевой трагического метафизического поэта Юрия Кузнецова. Его странные миры - такая же броня, такая же защита от житейского зла. Кто хочет и сегодня прочитать книгу откровений и сокровений, не бойтесь чарующей красоты её стихов, за ними боль жизни, за ними маска смерти. Как родилась на хуторе Лысом, в гоголевских местах, под звёздным шатром, так и тянет её всю жизнь к этому звёздному саду».
Фадей ОСИННИКОВ:
«Поэзия Лидии Григорьевой универсальна - и по её окоёму, охватывающему весь мир, и по жанровому многообразию - от частушки до поэмы. Это симфонический оркестр, в котором каждый инструмент играет виртуозно и в гармонии с общей партитурой. И безусловно её поэзия это - Сад. Сад русского языка, Сад любви и сад в прямом смысле слова: с живыми цветами и плодами летом, с чёрными ветвями зимой. А её лирический герой - сумасшедший садовник. Так и называется одна из её главных книг. Это эпическая лирика. Поэтому этой поэзии веришь и стремишься к ней».
Лев АННИНСКИЙ:
«А я вернусь к тому основному, глубинному корню, который держит эту душу. Исток сопротивления коренится в женской натуре. В природной глубине. Не вписавшись в «контекст эпохи», эта душа находит себя в другом контексте - в мировом биоэнергетическом поле. Она вбирает в себя весь живой мир: животный, растительный. Тут вся «хрупкая, хлипкая, хищная тварь». Тут магия сада: звёздный сад, дикий сад, ботанический сад, детский сад. Сумасшедшая садовница не столько вкушает прелесть кущ, сколько усыновляет всё растущее. Включая бурьян, сорняк, включая всю гниль, без которой нет сада. Эта природомания естественно проецируется на человеческий мир: плоть обретает вес, диктует смысл. Тяжёлая и жаркая, она противостоит бесплотности духа: излюбленный вариант «двоения» - разрыв между душой и телом, «как между входом в рай и адом оголтелым».
Алла МАРЧЕНКО:
«…сей свежий и обаятельный голос, при всём его полнозвучии, не вписывался ни в поэтику, ни в эстетику шестидесятничества, как его понимали в те баснословные года. Единства полного, конечно же, не было и о ту пору. Героям‑лидерам эстрады требовались микрофон и акустика стадионного зала. «Тихие лирики» тусовались вокруг туристических костерков. Под‑земельщики‑антилидеры обживали кухонные пятиметровки «хрущоб». А вот ей, Григорьевой, иное нужно было: ЭХО и округлое, огранённое аркой, дугой‑радугой, акведуком, излучиной - пустое, не заставленное предметами земных вещей пространство».
Юрий БЕЛИКОВ (Пермь)
«Я сразу определил: Августейшая. И лишь в июле узнал: она рождена в августе. «Себя показывать - любимое занятье: менять пристрастия, возлюбленных и платья…» Императрица. Назначающая фаворитов и фрейлин. Бондаренко - мак, Набатникова - азалия, Кедров - тюльпан, Рейн - розмарин, Аннинский - жасмин буйноцветущий. Вот они, её «исторические и библейские персонажи» - «патриархи, и матроны, непризнанные пророки и книжники». Попавшие под гипноз её стихов. Она только снисходительно кивает: «Я памятник себе воздвигла из цветов, которые - не вянут». И приглашает их в «Иерусалим сада моего». Как человек, многие годы собиравший антологию «Сады и бабочки», свидетельствую: в пространстве трёх веков отечественной поэзии нет автора, более фанатически преданного теме Сада. Там, где Лермонтов лишь оговорился: «Вокруг меня цвёл Божий сад…», Лидия Григорьева преподаёт нам «Воспитаниесада». Сад её Сын. Но и Отец. Но и - Дух Святой. Вечная тема. И ничего кроме. Счастлив, что императрица выбрала меня в собеседники. Говорю с ней о вечном. Больше - не с кем».
Ирина ИВАНЧЕНКО (Киев)
«А я наконец‑то начинаю проговаривать - про себя - почему мне так по душе Ваша фотопоэзия. Несколько раз заходила на Ваш сайт - пересматривала. Некоторые фотографии - завораживают - не оторваться. Понимаешь, что именно это и называется «изумлением». А здесь - этот чудный эффект синергии, когда есть стихотворение как самостоятельное и тончайшее творение, есть потрясающие фотографии, а соединённые замыслом - не столько дополняют, сколько приумножают друг друга. Фотография - не иллюстрация к стихотворению, а стихотворение - не подпись к фотографии. И равномощны они, и равноправны. И как же это хорошо».
Эмиль СОКОЛЬСКИЙ (Ростов‑на‑Дону):
«Стихотворения Лидии Григорьевой из книги «Поэзия Сновидений - стихи, которые приснились», с первых же строк удивляют, завораживают и словно бы сами не знают, куда заведёт их речь, плывущая в неизвестном направлении; слова не конфликтуют друг с другом, совсем напротив - они друг с другом в ладу, держатся друг за друга поскольку в путешествии, в которое их отправила Лидия Григорьева, иначе нельзя: только спокойствие, только гармония, желательно - бесстрастная монотонность голоса и фатальное подчинение сюрреалистическому сюжету, навязанному сном. Пожалуй, единственное, что нарушает пространство сна у поэта,- проявляющийся в некоторых местах юмор (как бы иронизирование над собственным сном),- что, впрочем, вполне органично, ведь сон записывается уже бодрствующим автором. Если сказать коротко - стихи Григорьевой читать увлекательно - как в эстетическом плане, так и в попросту сюжетном».
Татьяна НАБАТНИКОВА:
«Мы и великим‑то своим современникам не говорим об их величии, «чтоб этой речью недостойной не осквернился скорбный дух», а уж Лида моя близкая подруга, я её кофточки двадцатилетней давности помню, не то что все подробности биографии. И сказать здесь хочу о другом: о ежедневном землекопном труде поэзии, от которого Лида‑белоручка не уклонялась никогда. А поэзия потно и рутинно исполняет невидимую работу, даёт имена вещам, называет то, что раньше не имело названия и оттого оставалось незамеченным и не принятым в расчёт. В годы эстрадной и стадионной поэзии Лида писала стихотворения, в годы кабинетных сидений - поэмы, а в нынешние нулевые‑сетевые пишет четверостишия и каждое утро вбрасывает их в Фейсбук без комментариев. Мимо не пройдёшь, не пролистаешь. Вот так Лида всю жизнь делала поэзию нашей повседневностью - и не только свою. Она делала на радио передачи о поэзии, она была лучшей (уж извините) ведущей поэтических вечеров своих коллег. Создавала и создаёт среду, в которой мы живём. Многие ли из нас смогут в Судный день оправдаться такой работой?»
Редакция присоединяется ко всему многоцветью букета цитат. Мы гордимся, что у нас есть такой замечательный автор и надёжный друг (кстати, автор не только стихов, но и цветов в саду и их фотографий), и поздравляем с юбилеем!
Нет комментариев