Цирк да и только!

Григорий Эйдинов. Графическая серия «Цирк». «Медведи».

Талант и гений
В те далёкие времена, в начале семидесятых годов, работал я художником в Казанском комбинате торговой рекламы.
А за несколько лет до этого открылось новое здание Казанского цирка, самое современное в стране и, соответственно, по высшему классу технически оборудованное. Без сомнения, «летающая тарелка» стала украшением и гордостью Казани. Все звёзды советского цирка с удовольствием приезжали на гастроли в наш город.
И случилось так, что всё оформление цирка, за неимением в штате собственного художника, заказывалось в комбинате рекламы, а там эти заказы поручали выполнять мне и моей бригаде художников. Для меня эта работа была очень интересна. Во-первых, можно было включить на полную катушку свою фантазию, не думая о каких-либо идеологических или соцреалистических запретах. Во-вторых, оттянуться, делая что‑нибудь смешное, ярко-декоративное с элементами сюра, абсурда или коллажа.
Одним из первых моих заказов была серия плакатов для гастролей Олега Попова. Всемирно известный артист, носивший звание «солнечный клоун», был, пожалуй, самой большой знаменитостью не только в Советском Союзе, но и в других странах.
Работа была очень ответственная, ведь Попов, избалованный лучшими столичными художниками, должен был выступать с оформлением художника провинциального. Потратив приличное время на подготовку эскизов, я узнал, что их будет утверждать сам Олег Попов. Мне сообщили, что в назначенный день он приедет на комбинат посмотреть сделанную работу.
Наконец этот день настал. Мы с нетерпением ожидаем Попова, ведь всем сотрудникам комбината, включая уборщиц и вахтёров, хотелось увидеть легендарного артиста. Но вот позвонил директор цирка и сказал, что Попов сможет приехать только вечером, часов в семь-восемь, и попросил его дождаться. Мог бы и не говорить, все были готовы ждать сколько угодно.
Тёплый летний вечер. После окончания рабочего дня никто домой не пошёл. Все комбинатские живописно расположились группами на широком дворе в ожидании увидеть чудо. Мы, художники, сидим на штабеле досок. Настроение у всех весёлое, как же, клоуна ведь ждём! А пока травим анекдоты и всяческие смешные истории. К нам пристроился полный, небольшого роста старик в круглых очках с большими диоптриями. Это Гений Хакиевич Рахматуллин, наш главный редактор, всеми уважаемый, мудрый и одновременно на­ивный человек. Он, как ребёнок, был весь в предвкушении встречи, периодически вскакивал с досок и прохаживался взад‑вперёд, шевеля губами и что-то бормоча себе под нос.
Своё необычное имя он получил в то время, когда на волне энтузиазма и эйфории первых лет советской власти появились новые, не записанные в святцах, имена. Дети, рождённые для новой, счастливой жизни, нарекались Идеалами, Героями, Кимами (Коммунистический интернационал молодёжи), Ленарами (Ленинская армия), Марленами (Маркс, Ленин) и другими экзотами. Имя Гений было из их числа.
И вот мы видим, как в распахнутые ворота въезжает «Волга» директора цирка Николая Казимировича Панова. Из машины вместе с директором выходит неприметный светловолосый человек. Естественно, никаких красных носов и клетчатых «шахматных» кепок, но это был он, он, именно он, сам Олег Попов! Затаив дыхание и вытаращив глаза, мы разглядываем его, боясь и стесняясь подойти поближе.
И вдруг наш редактор, сорвавшись с места, подбегает к Олегу Попову, протягивает руку для знакомства и представляется:
— Гений Рахматуллин!
Опешивший артист пожимает ему руку и также представляется в ответ:
— Просто талант, Попов!
Вороны, уже пристроившиеся ночевать на старых высоченных деревьях, ошалевшие, с громким карканьем взлетели в небо, напуганные громким взрывом хохота на просторном дворе комбината торговой рекламы. 

Рога
1972 год. Мне и моей бригаде художников дали заказ на оформление цирка к приезду на гастроли в Казань Юрия Никулина и труппы Московского цирка.
Нам предстояло нарисовать два больших портрета Юрия Никулина и его напарника Михаила Шуйдина, а также оформить длинный «пояс» вокруг здания цирка. Этот «пояс» представлял из себя громадное декоративное панно, состыкованное из тридцати щитов, каждый длиной по пять метров и шириной метра полтора. Вот с него мы и начали свою работу 
Я сделал эскиз. Согласно ему на «поясе» должны были несколько раз повториться слова «Юрий Никулин» и «Михаил Шуйдин». Между ними, также несколько раз, повторялась картинка, которая и стала поводом для всей дальнейшей истории.
Вот что на ней я нарисовал: в овальной с завитушками рамке была изображена пародия на «салонное фото». В центре фотографии я поместил шаржированное изображение обнявшихся Никулина и Шуйдина. Но так как Шуйдин ростом значительно ниже Никулина, то над его головой оставалось пустое место.
Для того чтобы заполнить этот пробел, я нарисовал над головой Шуйдина руку Никулина с двумя растопыренными пальцами, то есть этакую детскую «козу с рогами».
Эскиз утвердили. Через несколько дней работа была закончена. Приехали монтажники на машине-«вышке» и закрепили наше творение на фасаде цирка. Мы все ходили довольные: «пояс» смотрелся прекрасно — и декоративно, и ярко, и смешно.
Но вот к вечеру мне звонит директор цирка: «Срочно приезжай, здесь скандал!»
Михаил Шуйдин, который приехал на день раньше Никулина, кричал на всю околоцирковую площадь: «Вы меня опозорили, сделали из меня посмешище, рогоносца! Вы что, хотите показать всему городу, что моя жена гуляет с Никулиным?»
Откровенно говоря, я думал, что знаменитый комик таким образом шутит, ну, несколько переигрывает, но не может же это быть всерьёз! Но когда понял, что происходящее действительно серьёзно, стал убеждать Шуйдина, что это шарж, пародия, да и просто шутка.
— Какие шутки?! — закричал он ещё громче.— Или уберёте это всё, или мы отменим гастроли. Погодите, вот Никулин приедет, он вам покажет!
Директор цирка отвёл меня в сторону: «Ну сделай хоть что‑нибудь, ведь утром ждём самого Никулина!»
Положение сложное: щиты снять нельзя, так как уже вечер и монтажники со своими машинами уехали; снизу до щитов мы дотянуться не можем — высота всё же. А к утру «рога» должны быть убраны.
На рассвете мы забрались на крышу фойе цирка. Один из художников взял в руки валик с белой краской, остальные дружно ухватили его за ноги, и он, повиснув вниз головой, закрашивал злополучные «рога». Так, двигаясь вдоль всего «пояса», закрасили ненужное. Директор цирка был доволен: повода для скандала больше не оставалось.

Григорий Эйдинов. Графическая серия «Цирк». «Воздушный полёт».

И вот мы — художники и администрация — стоим на площади перед цирком в ожидании Никулина. Наконец подъезжает серая «Волга»-универсал, за рулём которой — сам Юрий Владимирович
Из машины первым выскакивает Михаил Шуйдин:
— Вот, Юрка, посмотри, что эти идиоты сделали. Опозорили на весь город, рога мне нарисовали!
Никулин, поздоровавшись с нами, недоумённо спросил:
— Про какие рога он говорит?
— Да вот про эти! — тычет пальцем Шуйдин, указывая на панно. И тут до него доходит, что никаких рогов на картинках нет. — Но ведь здесь вчера у меня были рога!
И тут мы все дружно начинаем уверять, что никогда никаких рогов здесь не было. Никулин с подозрением смотрит на Шуйдина:
— Миша, сознайся, сколько ты вчера принял?
— Да не пил я! Но клянусь, рога были!
— Эх, Миша, Миша, говорил же я тебе: завязывай. А то ведь это серьёзно. Если такие видения начались, надо срочно лечиться… Посмотри, ведь до чертей уже допился!
Юрий Владимирович подошёл к нам и снова пожал руки:
— А панно, ребята, вы сделали замечательное, его и в Москве не стыдно повесить!
В те дни я сделал два фото: на одном панно было снято до переделки, а на другом — после. Их можно было показывать как загадку, где надо найти разницу между двумя изображениями. А мне это было ещё одним напоминанием о том, что юмор — очень серьёзная вещь, и не дай бог шутя обидеть кого-то, даже клоуна.

Владимир Семёнычев, Юрий Никулин, Евгений Сениченков и Григорий Эйдинов.

Некультурные люди
Когда мы начали рисовать живописные портреты Юрия Никулина и Михаила Шуйдина, гастроли Московского цирка уже начались. Вечером после окончания представления освобождалось самое большое помещение, в котором можно было работать. Цирковое фойе каждый вечер становилось нашей живописной мастерской.
Холсты, натянутые на подрамники, мы раскладывали на полу. Портреты были гигантских размеров, каждый площадью около пятидесяти квадратных метров. Позднее, после окончания работы, их смонтируют на стальной эстакаде рядом со зданием цирка.
Юрий Владимирович, отдыхая между выступлениями, очень любил подходить к нам и смотреть, как мы рисуем. Он вышагивал вокруг холстов, разглядывая изображение и наклоняя голову то влево, то вправо.
— Это что?
— Это глаз.
— Мой?
— Ваш.
— Не может быть, у меня глаза значительно меньше. Раз в сто... И непонятно, как вы здесь что-то разглядеть можете. А вообще, мужики, я вам завидую, всю жизнь хотел научиться рисовать, да вот не вышло.
— Юрий Владимирович, так ведь это хорошо, что не вышло, а то, может быть, вместо такого замечательного артиста, как вы, был бы неизвестно какой художник.
Обычно после спектакля артисты собирались в гримуборной снимать стресс после выступления. Эта комната располагалась рядом, и дверь её выходила в фойе. Мы работали под весёлые застольные разговоры, а то и песни, слышимые оттуда. 
Однажды мне надо было поставить дополнительное освещение. Я подключил провод в одну розетку, другую, третью, но они почему‑то не работали.
«Может, отключены?» — подумал я. Подошёл к электрическому щитку и начал щёлкать выключателями. Внезапно весь цирк погрузился в темноту. Судорожно дёргая рычажки в кромешной тьме, я радовался одному, что это про­изошло не во время представления. Но вот открылась дверь гримёрки, и на сером фоне дверного проёма показался тёмный силуэт Никулина со стаканом в руке.
— Эй, кто там балуется? 
Я объяснил ему, в чём дело. Он подошёл, и мы вместе в темноте начали переключать рычажки. И вот свет загорелся!
— Слушай, это дело надо отметить, зайди-ка к нам на минутку,— обратился Никулин ко мне, и я пошёл вместе с ним в гримуборную. Сквозь плотную завесу табачного дыма был виден стол, вокруг которого сидела весёлая краснолицая компания артистов. На столе стояли несколько бутылок коньяка и тарелка солёных огурцов.
— Ты обрати внимание, какие у нас некультурные артисты: пьют коньяк, а закусывают солёными огурцами. Представляешь что-нибудь такое во Франции, например?! Никакого понятия о культуре.
С этими словами Никулин подал мне полный стакан коньяка.
— Ну, давай, за нас, электромонтёров!
Я выпил. Закусить, кроме огурцов, было нечем, и я, взяв с тарелки огурец, с удовольствием начал им хрустеть.
Юрий Владимирович посмотрел на меня с сожалением:
— А художники, оказывается, тоже некультурные люди...

***
Можно о многом говорить, вспоминая дни, проведённые рядом с Артистом. О его Татьяне, жене и заботливой няне, прекрасной актрисе и просто красивой женщине.
О его машине, которую он водил мастерски. Внутри она была похожа на ящик с игрушками ребёнка. Здесь находились вперемешку удочки и резиновые сапоги, вёдра и фонари, куча всяких нужных и ненужных вещей. Фактически он и был ребёнком — наивным и чистым, но с лицом мудрого, смертельно уставшего человека.