Эссе о Сибгате Хакиме

Журнал "Казань", № 12, 2011

Рифмовать не сложно. Трудно быть поэтом.

Можно написать роман или же трактат, а можно в четырёх строках выразить всю боль человечества.

Поэты сродни пророкам. Не случайно они любят тему пророчества. Возможно, эти традиции идут от Горация, а может быть, зародились раньше. Строки Пушкина о пророке, особенно в исполнении Шаляпина, просто потрясают душу.

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.

Пушкин написал это стихотворение после казни декабристов, как вызов царю, как призыв к мщению со стороны совестливых людей. Он имел в виду и поэтов. Лермонтов продолжил эту тему. Татарские поэты также писали о пророках, порой переводя с русского, а иногда сочиняли сами. Видимо, поэзия и пророчество в чём-то сродни...

Почему Пушкин остался на все века? В мире более известны Толстой и Достоевский. Тем не менее, Пушкин - это та личность, к которой возвращаются, чтобы сверить свои мысли. Он писал о глубинном в национальной жизни, то есть вечном. Общечеловеческое вне национального - бессмыслица. Национальное - тот родник, который может утолить духовную жажду. Даже религия вне национального не может выполнить эту функцию. Религия вне национального становится антигуманной, ведь человек ещё до рождения слышит речь матери, потом с ней живёт и, умирая, последние слова произносит на родном языке.

Тукай до конца своих дней восторгался Пушкиным. Он точно так же думал о своем народе. Это вело его к вершинам поэзии.
У меня дома на полке стоят тома Тукая, все в закладках и пометках, сделанных рукой Сибгата Хакима. Не каждый литературовед может похвалиться таким же тщательным исследованием творчества Тукая. Это сверка своих мыслей с его размышлениями.

Как спутник в космосе,
вокруг него витаю,
Тукаю верен - рядом с ним пою!
Как не хватает мне его!
Тоскует сердце.
Всю жизнь, в любом краю, покоя нет.
Оставив нам великое наследство,
Уносят гении особый свой секрет...

По большому счёту, никто не писал о Тукае так же проникновенно, как Сибгат Хаким. А истоки очень просты - судьба твоего народа. Выйти из народа, жить вместе с ним и раствориться в нём. Сказать просто...

Биография Сибгата Хакима бесхитростна. Родился в деревне Кулле-Киме на самом севере Татарстана. В Заказанье почвы малоурожайные. Больших рек нет, только речушки, да и настоящего леса тоже нет. Нефти нет. Зато оттуда вышли реформаторы ислама Курсави и Марджани, такие классики, как Тукай, Галиаскар Камал, Сайдашев, политический деятель Садри Максуди и ещё десятки выдающихся личностей. Эта земля богата духовно.

В роду Сибгата Хакима все были крестьянами, точнее, даже плотниками. Он оказался «белой вороной», потому что у него руки были маленькие и не могли держать топор. Его мама по этому поводу сокрушалась:

- Сынок, как же ты себя прокормишь? Видимо, придётся тебе ходить по деревням и строчить одежду на «Зингере».

Была такая профессия. Зимой те, у кого была швейная машинка «Зингер», укладывали её на санки и ходили по деревням, обшивая людей.

В роду Сибгата Хакима была и другая наследственная черта - справедливость. По преданию, один из предков Сибгата Хакима в седьмом колене Мемке был выбран общиной для того, чтобы делить землю. В то время от этого зависела жизнь людей. Он за собой тянул цепь, и по следу делали мёжу. Тяжёлая ноша. Однажды часть земли Кулле-Киме захватили крестьяне из соседней деревни. Мемке лёг в борозду и проклял их. Три года у соседей не было урожая. Тогда они сами пришли и, прося прощения, вернули землю. Так гласит легенда.

Непомерную тяжесть на плечи взвалив,
Был Мемке неподкупен и справедлив,
И, бывало, деля над рекою увал,
Он слезами железную цепь обливал.

Маму Сибгата Хакима называли справедливой Газзой. Никто не ходил в суд, приходили к ней, чтобы она вынесла решение. Что может быть дороже народного признания!

Каждый в этой жизни тянет свою цепь.

Деревенская татарская школа. Феномен. Сколько великих граждан вышло из её стен. У татар не было университетов, они были запрещены в Российской империи. Царская власть боялась просвещённых татар, под чьё влияние подпадали другие народы. Деревня как раз и была «университетом». Все талантливые люди работали в джадидских медресе и деревенских школах, где сохранялась тысячелетняя культура.

Хасан Туфан в воспоминаниях писал, что в их время была такая детская игра: кто больше всех назовёт пословиц и поговорок. Каждую произнесённую пословицу метили на заборе углём. Он выигрывал, называл до семисот. В наше время профессор филолог, специализирующийся на этом, затруднится назвать столько поговорок. Народная мудрость, оставшаяся в фольклоре, песнях, сказках, выливавшаяся во время праздников бурным потоком, стала основой татарской культуры. Но была ещё и профессиональная культура в виде книг, газет, журналов, театра, музыки.

В каждой деревенской избе, наряду с печкой и другими атрибутами, обязательно была полка с книгами. Долгими зимними вечерами люди собирались в чьей-то избе и слушали поэму Кул Гали «Сказание о Юсуфе», переживали. Кто то время от времени подходил к бадье с ледяной водой и таким образом остужал жар души.

Сабантуй. Этот праздник имеет самые древние корни. Поэтому он самый любимый в народе. Если в какой-то части света есть десяток татар, то они обязательно соберутся весной и справят Сабантуй. А ещё татары в день Сабантуя обязательно должны вернуться в свою деревню или город или же республику. По-татарски это так и произносится: «вернуться», а не приехать. Ты возвращаешься к своим истокам. Про меня все знают, что я родом из Казани, тем не менее, даже соседи спрашивают: «Откуда ты родом?». Хотят узнать мои корни. Отвечаю: «Из Заказанья».

Летом Сибгат Хаким возвращался в свою деревню. Исключением было время войны и один засушливый год, когда он не мог видеть, как гибнет урожай. А Сабантуй - дело святое.

Не тронь меня, аллах, не тронь,
Покуда жар не схлынет сабантуя,
А после - ветры пусть задуют
Моей души огонь, моей души огонь.
Вздохнёт майдан,
последний вздрогнет конь
И остановит твёрдое копыто.
О, в этот час, когда вся даль открыта,
Не тронь меня, аллах, не тронь.

Есть трогательный обычай награждать подарками коня, пришедшего последним. Это конь надежды. Все, у кого не вернулись родные с фронта, или те, кто потерял близких, но в ком осталась капелька надежды, несли свои платки коню, отставшему во время скачки. Порой у этого коня бывает слишком много подарков.

Сибгат Хаким на весь мир смотрел глазами родной деревни, даже своего переулка, так, будто родная деревня Кулле-Киме и есть вселенная. Человечество не бывает абстрактным, оно состоит из конкретных людей, живущих с тобой рядом.

На сжатом поле как-то ночью лунной
Я услыхал шуршание жнивья -
Земли родной оборванные струны
Как будто бы задел рукою я.

Первые стихи Сибгат Хаким начал писать в школе. Сестра писателя Аделя Кутуя, приехав погостить в Кулле-Киме, услышала его первые опыты, одобрила их и пригласила юношу в Казань. Так Сибгат Хаким оказался в городе.

В начале пути всегда непросто. Важно, чтобы кто-то тебя поддержал, хотя бы ласковым словом. Может быть, именно поэтому Сибгат Хаким всю жизнь сам поддерживал молодых поэтов. Иногда его упрекали в том, что он писал предисловия к книгам не очень талантливых авторов, мол, ты размениваешься. Но первый шаг всегда трудный. Если человека поддержать в начале, то из него может получиться писатель, а может не получиться. Но если не поддержать, то таланты могут потеряться в этой суетной жизни.

Учёба в педагогическом институте, первая книга... Она не вышла. Уже набранную, её рассыпали в типографии. Тридцатые годы были тяжёлыми в судьбе республики. Один за другим исчезали люди. Махмут Галяу, начинающий талантливый прозаик, выбросился из окна тюрьмы. Шамиль Усманов, красный боец, описавший борьбу за советскую власть, во время допроса, не выдержав унижений, выколол себе глаза ручкой и умер от заражения крови. Фатых Карим написал поэму о пограничниках, где в схватке с японцами советский солдат погибает. Произведение посчитали непатриотичным. Дали указание исключить его из комсомола. Сибгат Хаким был руководителем комсомольской ячейки. Он отказался его исключать. Тогда исключили обоих.

Год прошёл без работы, под присмотром органов. Жил на квартире под кремлём, напротив тюрьмы, где впоследствии сидел его друг Фатых Карим. Существует легенда о том, что перед самой войной Хасан Туфан там встретил Фатыха Карима, у которого на ногах были старые шины, перевязанные проволокой... Одного отправили в Сибирь, другого бросили под Кёнигсберг.

Сибгат Хаким вспоминает, что ему порой слышались голоса из городской тюрьмы. Гази Кашшаф, работавший в Союзе писателей секретарём, подбрасывал ему работу - писать рецензии на литературные произведения, а из деревни брат привозил картошку. Кое-кто из друзей приходил к нему, когда стемнеет, неся за пазухой булку. Сибгат Хаким думал уехать в деревню, но руководитель партийной организации ему намекнул, что, мол, мы тебя везде достанем, а во время войны сам погиб в Австрии.

Счастье Сибгата Хакима было в том, что он не успел написать ничего существен¬ного. В 1938 году вышло постановление Сталина о перегибах в политике, и его вернули на работу, но книга так и не вышла.

Первые значительные произведения были о Тукае. Поэма «Пара гнедых», «Детство поэта» в предвоенной татарской поэзии стали знаковыми. Кто-то сказал про Сибгата Хакима, что он в поэзию въехал на «Паре гнедых». Эту тему он не оставлял никогда, а в зрелые годы, будучи лауреатом различных литературных премий, постоянно возвращался к Тукаю.

Удивительными бывают судьбы некоторых стихов. Во время войны песня «Томление» стала фантастически популярной. Фольклористы нашли тридцать четыре её варианта. Многие до сих пор не подозревают, что у неё есть автор, песня стала в буквальном смысле народной. Во время одного из застолий пели эту песню и начали спорить по поводу слов. Один другого стал упрекать, что он неправильно поёт. Никому в голову не пришло, что автор сидит за столом и с любопытством слушает их со стороны. Наверное, это вершина творчества, когда об авторе забывают. Есть ещё несколько песен, написанных Сибгатом Хакимом и ставших народными. Одного маститого писателя мне пришлось долго убеждать в том, что песня «Родник Фазыла» авторская, а не народная. Он с трудом поверил.

Во время войны люди ждали любимых, родных с фронта, и эта тоска заставляла их вкладывать свой смысл в песню «Томление».

Не говорю тебе я про любовь,-
Приникни ближе к сердцу моему!
Домой уж птицы прилетают вновь,
Но где же ты и медлишь почему?

А стихотворение было написано не в связи с войной, а совершенно по другому поводу.

В редакции газеты, где работал Сибгат Хаким, он познакомился со своей будущей супругой Муршидой, которая тоже писала стихи. Из раскулаченной семьи она в пятнадцать лет одна ушла в большой чужой город учиться на медсестру и, чтобы как то прокормить себя, писала стихи. Успел выйти один сборник «Вышитый платок». После свадьбы Сибгат Хаким сказал жене, что и без неё халтурщиков хватает. На этом её творчество закончилось. Только после смерти мужа она вновь взялась за перо и написала воспоминания. Текст не надо было редактировать, все было написано профессионально. Отточенные фразы, ясная мысль и нежные чувства. Воспоминания опубликовали. Быть женой несложно, а стать спутником жизни - это настоящее искусство. Поэзия свела их, а потом вела по жизни.
После окончания медучилища Муршиду послали работать фельдшером в деревню, куда наведывался жених. Однажды они поссорились. Причиной стал молодой лётчик, который с ней слишком долго танцевал. Сибгат обиделся и уехал в Казань. А через некоторое время в газете появились строки:

Тебя в саду черёмуха ждала -
Не дождалась, а лето протекло,
И непогода листья сорвала,
Сырые ветры унесли тепло.

Муршида решила, что надо помириться, и сама поехала к нему. Довольно обычная любовная история, но народ во время войны вложил в эти простые слова совершенно другой смысл. Однажды написанное произведение живёт своей собственной жизнью.

В конце тревожного 1939 года, когда уже чувствовались грозовые тучи войны, состоялась свадьба, прямо накануне Нового года. Собрались близкие друзья: Муса Джалиль, Адель Кутуй, Хасан Туфан. Их всех вскоре разбросает война.

Шампанского взрыв. Встаёт Муса:
«Влюблённым чистые небеса...»
Горько! Горько!
Как будто в сердце предчувствие горя,
А здесь же плещется радости море.
Горько!

Главным блюдом на столе был катык, перемешанный со свеклой. Целая бадья.

Муса Джалиль попал в плен. Адель Кутуй похоронен в Польше. Хасан Туфан оказался в Сибири.
Сибгат Хаким после офицерских курсов сразу попал на Курскую дугу. Из этой мясорубки живыми вышли немногие. Из баталь¬она осталось девять человек, в том числе дважды контуженный, но живой командир роты Сибгат Хаким. Всю войну в окопах, на передовой, куда доносилась только немецкая речь. Войну окончил в Молдавии. Затем долгие годы лечения.

Вернулся Муса Джалиль. Не в буквальном смысле, он был реабилитирован.

В войне выигрывают не только танки и самолёты, но, прежде всего, дух. Часто танк Т-34 ставят на пьедестал в качестве символа, и это достойно. Можно также ставить памятники штурмовику ПЕ-2 или ПЕ-8. Тем не менее, основной фактор победы - дух народа. Для нашей страны истинный символ Второй мировой войны - Муса Джалиль. Он выразил в стихах то, что определило победу - несгибаемый дух. Удивительно, из четырёх полков тата¬ро башкирского легиона «Идель-Урал», составленного из военнопленных, никто не сделал ни одного выстрела в сторону Красной Армии. Были власовцы, бендеровцы, Туркестанский, Грузинский и другие легионы. Они воевали. Татары не стреляли в своих, сказалось влияние джалиловцев.

Патер Юрытко - свидетель казни Мусы Джалиля и его товарищей, сказал, что татары умерли с улыбкой, мужественно.

Вы нужны нашим битвам,
И легенде, и были.
Род людской говорит вам:
Поднимайтесь, Джалили!

Молодость, война, а затем памятники, мемориальные доски или же улицы в честь друзей и даже город Джалиль.

Вернулся Хасан Туфан. На вокзале его встречали Сибгат Хаким с супругой, и он воскликнул: «А вы все вместе!». Какое-то время была популярна песня «А вы все вместе!», родившаяся во время встречи после шестнадцати лет расставания.

Таких поэтов, как Хасан Туфан, уже не будет. Он не понимал, что такое гонорар, не знал, как зарабатывать деньги и на какие средства сам существует. В Сибири выжил, потому что пас стадо коров и пил молоко. Его кредо можно выразить очень просто - вселенная существует только для того, чтобы её красоту описывать в стихах. Так он мне объяснял смысл жизни. Этим он и занимался. У него есть стихотворение «Прометей» про любимого быка, который ночью разорвал цепи и через окно пытался войти в дом, где Хасан Туфан писал стихи. Сибгат Хаким пошутил, мол, не было такого быка, это образ, воображение. А Хасан Туфан обиделся: «Был!». Пусть в воображении, но ведь был же. Воображение - тоже реальность, конечно, для поэта. А ведь поэт порой угадывает глубинный смысл бытия. Воображение - некая модель мира, из которой складывается будущее.

Гаяз Исхаки, уехав из России после революции, создал в Польше антибольшевистскую организацию «Прометей». Ему помог президент Польши Пилсудский. Гаяз Исхаки поехал к своему другу, с которым сидел в одной камере, и тот не мог ему отказать. Прометей - некий символ. Он существует тысячелетиями. Значит, он - реальность. И бык, который ходил по пятам за Хасаном Туфаном, - некий символ.

Сибгат Хаким и Хасан Туфан были соседями по даче. На Лебяжьем озере жили Ахмед Файзи, Гумер Баширов, Хасан Туфан, Риза Ишмурат, Наби Даули, Рустем Кутуй, Рафаэль Мустафин, а затем Радиф Гатауллин, Роберт Миннуллин, Равиль Файзуллин, Мударрис Аглямов и другие. У всех шесть соток, щитовые домики, на огороде всякая зелень, ягоды и яблони. Собирались писатели в беседке и читали только что написанные произведения. Удивительно. Эта культура ушла, её больше нет. Осталась ностальгия.

Выходило в газете стихотворение, сразу же звонили автору и поздравляли его, делились впечатлением. Однажды Сибгат Хаким выразился так: «Когда мы уйдём, останутся одни шабашники». Жёстко сказал, но так оно и случилось.

У Хасана Туфана участок сильно отличался от других. Никаких культурных растений. Просто дикое поле. Для сорняков было раздолье. Лопухи, крапива и лесные цветы просто буйствовали. Скворечники вокруг дома. Хозяин сидел на самодельно сколоченной лавочке и любовался своим миром. Вокруг люди переживали за урожай огурцов, помидоров, ягод и фруктов. Хасан Туфан жил миром поэзии.
Хасан Туфан и Сибгат Хаким были людьми предельно мягкими, принципиальными и немногословными. Встречались каждый день и о чём-то говорили друг с другом. Откуда находили столько слов? Хасан Туфан своими зелёными чернилами делил стихи Сибгата Хакима по вертикали и искал графическую гармонию. Для него весь мир выражался в некоей гармонии.

Два полуночи. Бумага на столе.
Пиши, я говорю себе,
работай неустанно.
Что отложил перо?
Стыдись: вон, в том окне,
Ещё горит, горит огонь Туфана.

Фатых Карим не вернулся. Из тюрьмы его увезли на передовую в штрафной батальон, и он погиб под Кёнигсбергом. Маршал Жуков хотел сделать подарок Сталину и бросил все войска на штурм города, хотя это не решало исход войны. Простреленная шинель Фатыха Карима висит в музее.

У Сибгата Хакима была своеобразная теория о творчестве поэтов. Он считал, что Пушкин написал всё, что хотел. И Лермонтов успел выразить себя. Тукай в неполные двадцать семь лет успел выразиться как личность. А вот Фатых Карим не успел. Вместе с ним умерла мысль. В этом есть своя правда. Шолохов - певец эпохи гражданской войны. Чингиз Айтматов был непревзойдённым в советские времена. У каждой творческой личности есть своё время. Про себя Сибгат Хаким говорил, что он сказал всё, что мог, и в то же время писал:

Уже казалось, будто всё, что мог -
Я написал... Какое заблужденье!
Проклюнулся, зазеленел росток,
Весна явилась без предупрежденья.
Шумит в моей Отчизне юная трава,
Иное поколенье спорит с нами.
Как недосказанные матерью слова,
Трава пробилась
сквозь могильный камень.
Пробилась, отряхнулась - и живёт.
И я живу. И в новом вдохновенье
Нет повторений. И трава встаёт -
Неповторима в каждом поколенье.

Поэзия - отражение своей эпохи. В татарской поэзии мало лирики, много политики. Когда нельзя было создавать партии и высказываться открыто в прессе, поэты брали на себя эту тяжёлую ношу. Поэты - певцы свободы. Этим объясняется многое. Конечно, любовная тематика требует поэзии, но сам художник отражает переживания эпохи, а не только личные ощущения.

Прошло время, изменилась эпоха, тем не менее, Сибгата Хакима вспоминают. Он остался в памяти, и для этого есть свои причины. Он много писал о Казани, о Заказанье, родной деревне, республике. Любят цитировать его бесхитростные строки:

Спросите нас: - Откуда вы?
- Мы с Волги, из Казани
Поит нас волжская вода,
Мы хлеб растим, пасём стада,
Качаем нефть, грузим суда
В свободном Татарстане.

Казалось бы, нет содержательной глубины и полёта фантазии, но есть искреннее чувство. Этим и подкупает стихотворение, потому оно и запоминается.

Поэзия не существует вне языка, по большому счёту это - стихия языка. Стихи плохо переводятся, некоторые теоретики считают, что они в принципе не переводятся, а живут только в своей культурной среде. Строфа Пушкина «Я помню чудное мгновенье...» на любом другом языке звучит банально. Именно поэзия наиболее чувствительна к родному языку. Прозой говорить легче, а поэзия должна уловить все тонкости языка.

Сибгата Хакима однажды пригласили в казанскую школу. Он читал стихи, а дети не понимали по-татарски. Он вернулся домой и сказал, что больше никогда не пойдёт на такие встречи. В деревне его понимали, город уже забыл язык. Трудные были времена. Сегодня говорить на татарском считается хорошим тоном, а в те годы за это снимали с работы. Тем не менее, Сибгат Хаким писал:

Когда тылы крепки -
успешно наступленье.
Я сам в атаках эту истину постиг.
Твой тыл в поэзии - история народа,
Оружие твоё - родной язык.

Такие стихи не были популярными в официальных кругах, а народ их ждал. Трудно было их публиковать, тогда Сибгат Хаким зачитывал их со сцены. Как то во время творческой встречи в Москве он прочитал стихи о народе, языке, культуре, и из зала понесли цветы. Вся сцена была в букетах. И когда этот поток иссяк, кто-то выскочил и вынес всего лишь одну розу. В конце пели «Родной язык» Тукая, пели стоя, как гимн, как протест. И сегодня не все помнят гимн республики, а слова Тукая помнят.

Сибгат Хаким ждал возрождения культуры народа. Ждал напряжённо. Возможно, поэтому у него случился инфаркт. Он увидел зарю перестройки. Но когда произошёл взрыв на Чернобыльской атомной станции, сказал: «Жизнь потеряла смысл». И умер. Если бы он увидел, как открывались татарские школы, то наверняка его дух воспрял бы, а жизнь продолжилась.

Жизнь Сибгата Хакима и была его творчеством. По утрам он всё это излагал в коротких строфах, мучительно, будто таскал тяжёлые камни. Из кабинета слышались стоны. Стихи рождаются в муках. Они читаются легко, но, чтобы они воспринимались, надо поделиться с людьми частицей сердца.


Сибгат ХАКИМ

ВСЁ В ДУШЕ

Убежали дорожки во тьму,
И следы наши тают в ночи...
Всё в душе, и слова ни к чему:
Помолчи, помолчи, помолчи...

Слышу я, как шумят камыши
И кипят на озёрах ключи.
Всё в душе, говорить не спеши:
Помолчи, помолчи, помолчи...

Я цветы твои к сердцу прижму.
Я зажгу лепестки, как лучи.
Всё в душе, и слова ни к чему:
Помолчи, помолчи, помолчи...

Если юность нельзя повторить,
Пусть бегут её дни горячи.
Всё в душе, не спеши говорить:
Помолчи, помолчи, помолчи...

1959

СТАРАЯ ИВА

Склонилась над речкой...
И я здесь когда-то сновал,
Влюблённый, хмельной,
беспокойный.
Крива и толста...
А ведь я эту иву знавал
И тонкой и стройной.

В буграх её ствол...
А когда-то качалась легко,
Кружила всю ночь хороводы.
В ней светлая грусть
и моя залегла глубоко
В те юные годы.

Натешилась пляской,
наслушалась певчей тоски,
Тучнея, узнала усталость.
Казалось,
на ствол навивались девичьи платки,
Да там и остались...

Но давние клятвы
так явственно слышатся тут.
Быть может, стуча башмаками,
Старухи в ночи
к засыхающей иве придут
За теми платками...

1963

ШЛИ С УЛЫБКОЙ НА ПЛАХУ ТАТАРЫ

Татары умерли с улыбкой, мужественно.
Патер Юрытко - о казни Мусы Джалиля и его товарищей

Плачет ветер в ветвях моих сосен
За бревенчатой стенкой хибары -
О джалиловцах вести принёс он:
- Шли с улыбкой на плаху татары...

Это шепчут сквозь годы и дали
Очевидцы неправедной кары:
- Мы свидетели, мы их видали,
Шли с улыбкой на плаху татары.

Целый мир облетит этот ветер -
И долины, и горы, и яры,
И расскажет всем людям на свете:
- Шли с улыбкой на плаху татары...

1968

Перевод Рувима Морана