Имени Лобачевского

Журнал "Казань", № 11, 2011

2-4 декабря в Казани стартует Первый Международный поэтический фестиваль имени Николая Лобачевского. Не случайно, что фестиваль проходит в Казани, городе, в котором соединяются Восток и Запад, где дружественно уживаются самые разные религии и мировоззрения, городе с большими культурными и научными традициями.

Поэзия и математика значительно ближе друг другу, чем кажется на первый взгляд. Искусство живет по законам пропорции и меры, математика без вдохновения - просто скучный ряд чисел. В нашу эпоху всепроникающего синтеза мы предлагаем «неевклидовый» поэтический фестиваль, на котором, как параллельные прямые, пересекутся пути науки и творчества, физиков и лириков, алгебры и гармонии…
«Как время катится в Казани золотое…» - написал Гавриил Державин в 1798 году. Время катилось в Казани не медленнее и не быстрее, чем в других городах России. Но в Казани сформировалась особая атмосфера, которая способствует рождению самых невероятных идей и открытий, появлению великих поэтов и учёных…
Лобачевский - современник Пушкина. Нет убедительных доказательств того, что они встречались. Хотя такая встреча могла случиться, ведь и в начале девятнадцатого века, как и сейчас, мир был тесен. У них был общий круг знакомств в Москве и Казани. И фраза великого поэта «Вдохновение нужно в поэзии как в геометрии»» могла быть сказана, думается, после встречи с великим основателем неевклидовой геометрии.
Для нас, живущих в двадцать первом веке, неевклидова геометрия не только раздел математики, но и символ выхода за пределы познанного, традиционного, общепринятого…
На фестиваль имени Лобачевского съедутся известные поэты из России, США, Великобритании, Украины. В нём примут участие математики, философы, священнослужители, филологи. Одним словом, фестиваль объединяет талантливых и неординарно мыслящих людей.
Предлагаем вашему вниманию подборку стихов поэтов-участников фестиваля имени Лобачевского.

Лилия ГАЗИЗОВА
Автор проекта и координатор Первого Международного поэтического фестиваля имени Михаила Лобачевского

ПОСЛЕДНИЕ

Когда уже всё вымели под плешь,
а остальное затаилось в норах,
был, кажется, ещё один мятеж -
и где? В университетских коридорах.

Явились трое, выставясь рядком,
бунтарски потоптавшись по-российски,
накрывшись бумазеей и рядном,
они хлебали квас из ржавой миски.

Один плясал громоздко чересчур,
другой овечий переблеял голос,
вопили: «дыр бул щил и убещур»,
и «в животе у нас чертовский голод».

А третий дылда, стриженный ежом,
сгубивший вскоре гений и рассудок,
химическим спешил карандашом
на лбу оставить сдвинутый рисунок.

А некто причитал, что быть беде,
а этих переписывал на месте,
и добродушно дом НКВД
приветствовал последнее известье.

Никто не верил собственным глазам,
и потому не принимали меры:
«Быть может свыше? Может это сам?»,
и зашустрили по углам химеры.

Зиял незнаньем свежий «Правды» лист,
и потому не знающий про это,
в смертельном страхе, лучший футурист
глядел ревниво с позднего портрета.

ИЗ ГЕОМЕТРИИ

Под колоннадой Биржи тот же дождь -
не высунешься, проворонишь лето.

Все заверенья - это только дрожь
трамвайная и дробь мотоциклета.
Никто к тебе не едет, не спешит,
тогда гляди на невские просторы,
над набережной дождь косой висит,
как будто это наши пифагоры
задумали и, улучив момент,
расторгли с геометрией союзы,
и каменный над головою тент
прикрыл меня от той гипотенузы,
и катеты, что эти два моста,
и изумрудный Зимний вдоль штриховки...
Но мудрость велика, а жизнь проста,
да и вполне опасна без страховки.
Так значит, не приехала? Ну что ж,
всё к лучшему и мы ещё посмотрим
на этот город и на этот дождь...
На полчаса опаздывать, топорным
никак иначе и не называй
такое отношение, и всё же
приехала... Теперь-то не зевай,
а жаль, что не приехала попозже.


Равиль БУХАРАЕВ
(Великобритания)

Озарённым гекзаметром я рассказал бы про это,
как ушёл на заре, замышляя идти до заката...

Осязанье Казани подобно пути без возврата.
Осязанье Казани подобно любви без ответа.

Той любви, что не будет твоею, и зряшны потуги,
но её же в душе не избыть, как щемящую долю:

на заре уязвлённое сердце зазвало на волю -
на закате само запросилось на прежние круги.

Пожелало, поди ж ты, былых безнадежных терзаний,
снегопадов - огромными хлопьями в тёмную воду,

мандаринов душистых - по шарику к Новому году,
золотых пузырьков от ситро в послевкусьях Казани,

серебристой позёмки и голубого морозца,
льдистых луж Закабанья в летучести банной теплыни,

косогоров Казанки в метёлках замёрзшей полыни,
осязаний той памяти, иже уже не вернётся.

На заре - за Вергилием,
на закате - за Хызром Ильясом
кочевала душа, озираясь на зовы азана.

Снеги млечные лягут мне под ноги белым паласом.
Тишина безответная, словно любовь, несказанна.


Светлана ВАСИЛЕНКО
(Москва)

Памяти Анатолия Кобенкова

Был день, из света состоящий,
июльской неги.
Мы по Страстному шли
гурьбой,
нечаянно касаясь
руками,
как слепые
дети,
друг до друга,
прощались
по-московски
долго,
не могли расстаться,
наговориться,
насмотреться,
наметить планов громадьё
на жизнь вперёд
и, разойдясь,
сходились вновь,
стояли
удивлённо улыбаясь,
влюблённо,
смеясь,
что с нами,
пригвождённо,
не могли...

...И тополиный пух прилип
к твоим ещё смеющимся губам,
как ватка,
из другой уже не-жизни.


Владимир БЕРЯЗЕВ
(Новосибирск)

Ласточки казанского Кремля

I

Как окликается - строкою ли звездою? -
Как время катится в Казани золотое
По кладке каменной, над гулкою водою,
Как время катится в Казани золотое!

И на вокзале, и в порту, и на постое,
В Кремле, во сквере и в саду, и на просторе
Эдиля-плёса, и в глуши аудиторий -
Как время катится в Казани золотое…

II

А нам с тобой ещё колечко не отлито,
И наша встреча не по замыслу Эвклида.
Лоза склонённая, казанская Лолита,
Княжна, пленённая в эпоху Евролита.

Сююмбике моя, печаль моя и нега,
В твою ли келию заглядывало небо?
Сююмбике моя, ты в шаге от побега
Из башни-крепости Миллениума-века…

III

А над Кремлём - и ни аяты, и ни четьи -
Касатки-ласточки от храма до мечети!
Как диски-молнии, как искры-телеграммы,
Снуют и вьются от мечети и до храма.
Свистят на воздухе, над Башнею завихрясь,
На виражах по траектории - навыхлест!
Их гнёзда свиты из мелодии и света,
Из золотых тенёт державинского лета…

15 июля 2011,
поезд Казань-Новосибирск



Сергей БИРЮКОВ
(Германия)

Евгений СТЕПАНОВ
(Москва)

воцарилась погодка студёная
не жалеет она никого
эта скво не твоя а евонная
не вернуть хоть убей статус-кво

проиграть это гнусно ну что ещё
вам сказать проиграть дело швах
и стыдобище точно побоище
отражается в гуннских глазах

ничего не один же на свете я
кто кукует в последнем ряду
я живу больше тысячелетия
я какой-нибудь выход найду

я приду приканаю под мухою
в твой палаццо точнее подвал
как валуев свалю оплеухою
чувака что с тобой поддавал

ты кудахтать начнёшь точно курица
ты мне кинешься дура на грудь
ничего всё ещё образуется
ничего как-нибудь как-нибудь

***
дерево кропивницкий
падают плоды

дерево бродский
падают плоды

дерево айги
падают плоды

и плодов пруд пруди

а новых деревьев нет
увы


Лидия ГРИГОРЬЕВА
(Великобритания)

Брат мой, кедр, сестра моя моя, трава...
Р. Бухараев

Олень - мой брат. Сестра моя - сова.
Я их люблю по старшинству родства,
Поэтому люблю и потому,
По серебру, по злату, по уму.

И я скажу, нисколько не чинясь:
Мне родственник и чир, и скользкий язь.
Зачислю в родословную свою
Тюленью или нерпичью семью.

Я выросла меж небом и водой.
Медведь полярный или морж седой -
Теперь признаюсь, правды не тая,
И прадеды мои и дедовья.

Под птичий клёкот - дальний перелёт -
На льдину сел полярный самолёт.
Отец смеется и глядит орлом.
Так и живу - под небом и крылом.


Александр КАБАНОВ
(Украина)

Бродит по небу рыбак-сарацин
вдоль кучевых небараков,
в каждой руке издающие «цинк» -
крышки от мусорных баков:

кислое «цинк», удивлённое «цинк»,
грустное «цинк» напоследок,
утренний воздух особенно тонк -
это прижизненный слепок -

пьяной деревни, лежащей пластом
между осиновых пауз,
будто жених, на ходу холостом -
крышей поехал пакгауз:

здесь пустота в пустоте пустоты,
дыры и щели теснятся,
жжёные спички, которым мосты -
к похолоданию - снятся.


Елена ИСАЕВА
(Москва)

По весне вспоминаешь, что запрещала себе говорить.
Забивала себя работой, заботами рот затыкала.
Думала - научиться курить,
Но стресса для этого, видно, пока что мало.
Зато научилась чувствовать наполовину, так,
Чтобы не выпустить бури из подсознанья,
И если прохожий плечом толкнёт,
то сказать: «Дурак»,-
Но про себя и прощая его заранее.
И когда загуляет Анька: «Я сегодня, знаешь ли,
не домой…» -
Скажет, однозначно так улыбаясь -
Эту радость усвоить, как витамин, самой -
Вспомнить, что не способна на зависть.
И уже не бояться, что если откроешь рот,
Может случиться, что не издашь ни звука,
Значит, научишься молча идти вперёд.
Где обновление - там непременно мука.
Что ж теперь делать, если кризис среднего
Возраста грянул вместе с кризисом мировым?
Верить, что нет во Вселенной числа последнего,
Сладко вдыхая сжигаемых листьев дым.


Вадим МЕСЯЦ
(США)

Поэт, переводчик, кандидат физико-математических наук. Был координатором русско-американской культурной программы при Стивенс-колледже (Хобокен, штат Нью-Джерси). Редактировал «Антологию современной американской поэзии» (совместно с А. Драгомощенко, 1996) и антологию современной русской поэзии «Crossing Centuries: The New Generation in Russian Poetry» (совместно с Джоном Хаем и другими, 2000). Лаурат премии имени П. П. Бажова, премии имени Бунина, шорт-лист Букеровской премии (2002, роман «Лечение электричеством»).

Я ЗАБЛУДИЛСЯ В СЕРДЦЕ ГОСПОДА

Я заблудился в сердце Господа.
Слепит глаза мне яркий свет.
Как слепец вытягиваю руки,
опускаясь по скользким ступеням.
Яичный желток и горчица,
липкие как жертвенная кровь,
и горький пастушеский дым -
мои спутники и поводыри.
Я брожу в сердце Твоём,
не думая что-нибудь найти.
В лабиринтах жизнь длиннее,
и, может, Ты запомнишь
грохот моих сапог.
Потом выйду на свежий воздух,
прислонюсь к кирпичной бойнице.
И увижу как на лютом морозе
голые колдуны в меховых рукавицах
пляшут вокруг костра.


Евгений ЧИГИРИН
(Москва)

О. М.

Фиолетовый цвет Феодосии - сумерки… Свет
Симпатичной кофейни вблизи айвазовского моря.
Бесноватые чайки кричат с передышками бред,
Белопенные волны подобны осколкам фарфора.
В Киммерии нетрудной так правильно пить не спеша
Эти красные вина за жёлто-блакитные гривны,
По глотку поднимайся по строфам поэтов, душа,
Обретавшихся здесь, сочинивших нескучные гимны,


А вернее - упрятавших в слово живинку-тоску,
Обогретые камни да бьющие колером степи,
Чебуречную жизнь да цирюльника скрипку… Смогу
Что припомнить ещё? Ну какие искусные сцепы?
Этой улочкой брёл фантазёр и обманщиков брат,
Самый светлый алкаш, мореход сухопутных видений -
Молчаливый Гриневский в свой парусный солнечный ад:
Галерейная, 10, где только четыре ступени…

Этой улочкой шёл, видел эти густые кусты,
Фиолетовый цвет, может, самый спокойный на свете…
Наливайся, стакан, опрокинем за буквы-труды,
Нищету к нищете, понимающий музыку ветер,
И случайную жизнь, и считающий денежки порт,
За пустое кафе побелевшей акацией Каффы,
За сливовое море: медузы, актинии, йод,
Да пиратские клады, где золото, жемчуг, аграфы!


Елена ИВАНОВА-ВЕРХОВСКАЯ
(Москва)

Баллада

Злая толстая соседка
Называлась сукой в ботах,
Материлась очень метко
И ходила на работу.
В спину ей орали дети
Непристойно и глумливо,
И жила одна на свете,
Это было справедливо.
Это было беспощадно
От конца и до начала,
А хотела быть нарядной,
Шапки толстые вязала
И синтетикой скрипела
На неведомых маршрутах
И зверела так зверела,
Что сильней нельзя как будто.
Память маленькую детства
Закрутила бигудями,
Может быть болело сердце,
Может, плакала ночами…
А потом она пропала,
Сгинула, сдалась на милость
Площади, где три вокзала,
Поезду, куда садилась…
И уехала, не глядя,
На могилку к маме с тятей
В ту деревню, в лес да в осень,
В мир, что выманил и бросил.


Алексей ОСТУДИН
(Казань)

Кладбище метафор

Кенарем распеться не успею -
опера повесилась на гласных…
Кто бы помнил, что стряслось с Помпеей,
если бы у Плиния не астма!

Видишь, в закромах духовной пищи,
уцелел один словарь толковый,
потому что, где светлее, ищем
между строк, а днём согнём в подкову.

Научившись воровать и красться,
сыт одним, что вечности потрафил,
с бодуна, плеснул в четыре краски
скан воды на кладбище метафор!

Потому что сердце, как бутылка,
бьётся, а стакан души заляпан.
Велика печаль скрести в затылке,
где и так полно уже царапин…


Андрей КОРОВИН
(Москва)

караимское кладбище

плотный зелёный свет
стоит над караимским кладбищем на Мангупе
кроны деревьев создают подобие крыши
и кажется что ты находишься
внутри огромного склепа
с мёртвыми людьми
и живыми растениями
земля под ногами
почему-то устремляется вверх
и маленькие саркофажики караимов
как жуки карабкаются по склону
каждый из них испещрён надписями
на неведомом языке

что они хотели сказать друг другу
покойники неизвестной расы
зачем спрятались в землю
почему надели панцири саркофагов
кто хранит их покой
в этом зелёном лесу
где даже тишина
кажется сгущенной и вязкой
почему они выбрали
этот мутно-зелёный аквариум безвременья
а не улетели куда-нибудь
на планету Ка Пекс
или откуда они пришли
вечные странники
строившие пещерные города
прятавшиеся от людей
под крымскими небесами

а может все эти саркофажики
здесь только для вида
может это то самое место
откуда они возвращаются к своим

даже озеро у подножия этого кладбища
тоже зелёное
говорят на дне его затонувший храм
а может быть город
а может летучий корабль
а может озеро лишь прикрывает
огромную лабораторию
в которой они собирают
сведения о земле

у меня нет пока никаких доказательств
но что-то здесь не так
чувствую я
что-то не так


Александр ГЕРАСИМОВ
(Москва)

«Из века в век. Славянская поэзия XX-XXI века».

Кто задиктовывает стихи-то,
Если они одновременно
Цветик уральского малахита,
Гимн Рамаяны и Джон Леннон?

Если они в тчк телеграммы
И в отражении на роговице
От панорамы радужной гаммы
До лакированной жостовской птицы.

Всё: махаоны вокруг влюблённых,
Звук ледохода и вкус каравая,
Дождик осенний, птицы на клёнах…
И отпевальная, и строевая…

Всё вверх стихами, видеть не сложно -
Одушевлённое множится рифмой.
Чувствовать это дано подкожно,
Дрожью в спине, холодеющей лимфой.

Кто задиктовывает стихии?
Веруем, а посему меж делами
Слушая слышим, ведь не глухие…
Он и меня диктовал маме…


Андрей СИЗЫХ
(Иркутск)

и общественно-культурной деятельностью.

НЕЭВКЛИДОВЫ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

Что за мюсли в моей голове -
Несваренье желанья.
Эта love ну никак не ловэ -
Скудный хлеб выживанья.

Влево, вправо - везде тупики,
И не выйти наружу.
Потому что решётки крепки,
Окружившие душу.

Параллельные стены сошлись,
Проклиная Эвклида,
И моя неликвидная жизнь
Бьётся, только для вида.
Для чего разводить детский ад?
Снисхожденья не надо!
Обходные дороги лежат
Внутрь реального ада.

Все благие невежды вредны
Чаще, чем бесполезны.
Остаемся в итоги одни,
На окраине бездны.

Бей сильней, не жалея, беда,
В постаревшую морду.
Пусть по скулам стекает руда -
Буду гордым, и бодро

Распрощаюсь, не без торжества,
С патентованной скукой,
С простотою - сестрой воровства
И судьбой криворукой.


Ганна ШЕВЧЕНКО
(Москва)

Домохозяйкин блюз

Когда зажигаешь на кухне свет, то становится ясно,
где лежат салфетки, где брошено полотенце.
Можно запрыгать от радости, можно запеть
чуть слышно
домохозяйкин блюз под шумок кастрюльный.

сколько воды из крана течёт под камень
сколько воздушных масс над плитой клубится
сколько огня под старой сковородою
сколько земли в цветочных горшках твердеет

И уже не боишься, что кто-то крадётся сзади,
и совсем не пугает тот, кто в углу за дверью.
Потому что темнота - это теперь не страшно.
Потому что тьма - это когда лампочка перегорела.


Наталья ЕЛИЗАРОВА
(Москва)

Проснёшься: за окном сирень,
А на окне - герань.
И впереди - огромный день,
Ещё такая рань.
Тумана ватные куски
Повисли вдоль реки.
И думаются пустяки,
Но это - пустяки.
Над домом ласточка кружит,
А на пионе шмель жужжит
И нужно просто мудро жить,
Дышать, покуда жив.

***
Мой добрый сосед -
Молодой парень с красными волосами
И серьгой в ухе,
Игравший, кажется, на ударных?
Чем порою раздражал легко раздражающихся соседей,
Катавшийся зимой и летом на велосипеде,
Всегда говоривший мне «привет» при встрече,
Пока я была в отпуске, попал под машину
Не знаю, с велосипедом или нет,
Я даже не знаю его имени.


Светлана МИХЕЕВА
(Иркутск)

Песня

1

Грустно зимы белокрылое начало,
Да, товарищ мой, да, товарищ мой.
Ну-ка, затянем песню устало,
Скучно ни с чем возвращаться домой.

Едем, дорогу запоминая -
Белая тяжесть, почва иная…
Да, товарищ мой, да, товарищ мой.
Что на ней вырастет? Вырастет ясень,
Вырастет ясень вниз головой.

Вырастет ясень вниз головой,
Ветви раскинет он под землёй.
Ветви раскинет он под землёй,
Станем тогда мы подземной листвой.

Станем качаться под крик журавлиный,
Между собою равны.
Грустно ложатся светлые долины
Спать до весны.

2

Грустно зимы белокрылое начало.
Мы в зёленом поле. Мы в зелёном поле…
Где же поля, что зелены? Где же кузнечики августа?
Всё осунулось, исхудали былинки.
Снег, как парадный доспех,
Каменистую прячет дорогу.
Вверх по реке тянется наш караван.
Гривы костров, пепелища стоянок -
След наш сейчас же исчезнет.
Где же поля, что зелены? Где же кузнечики августа?

3

Нету печальней робкого снега,
Что похож на облако, что похож на облако.
Не идём ли уже мы по небу, норы и червоточины
За собой оставляя на гладкой дороге?
Едем, дорогу запоминая.
«Белая тяжесть, почва иная.
Да, товарищ мой, да, товарищ мой» -
Шепчет железными листьями ясень,
Вросший в пустыню вниз головой.


Нури БУРНАШ
(Казань)

В поисках Шамбалы

Мы, жители Шамбалы, тайной страны,
мельчаем в панельных ашрамах, но сны
нас делают выше;
мы сами себе не рабы, не цари,
а царь наш - Сучандра , как мы говорим,
пока он не слышит.

В часы медитаций уйдя далеко,
брахманы постигли, что нет ничего
прекрасней свободы -
и, видя с мигалкой кортеж колесниц,
кричим «Харе Кришна!» и падаем ниц
теперь уже гордо.

Им, неприкасаемым, чернь застит взор.
Надсадно Сансары скрипит колесо,
вращаясь на месте.
Репризой не вытянуть старый сюжет,
ведь ставит до боли родной шамбалет
наш шамбалетмейстер.

Давно уже черви проели закон -
одну кама-сутру мы помним с пелён,
зато досконально.
Когда же нас ночью теснит пустота,
целительный чай открывает врата
и гонит печаль, но

едва ли поможет священный отвар,
когда на заборе поверх старых мантр
лишь новые мантры.
утрачено всуе искусство письма:
искусственным мозгом забиты дома
по самые чакры.

Луч солнечный редко доходит сюда
и часто такие стоят холода,
что ёжатся йоги.
К нам путь переменчив и скользок, как ложь,
а если случайно ты нас и найдёшь -
не вспомнишь дороги.


Лилия ГАЗИЗОВА
(Казань)