Кровавая свадьба

Журнал "Казань", № 7, 2013

Когда я впервые приехал в Казань - было это в середине семидесятых,- мы с матушкой прямо с вокзала отправились на 9-м трамвае до улицы Чистопольской, где жили её дальние родственники Куренковы. Девичья фамилия матери, как видите, удачно сочетается с фамилией моего отца, который недавно (в те годы) ушёл из жизни.

Чистопольская была центральной улицей на старой Савинке - низина между Козьей слободой и селом Савиново, самовольно застроенная убогими домишками и лачужками, обрывалась болотами и зарослями ивняка, где я потом встречал и диких уток, и длинноногих зайцев. Дядя Петя разводил во дворе кроликов, и я знал, чем они отличаются от своих вольных сородичей.

Наши родственники жили в насыпушке в три окна, заботливо оштукатуренной и выкрашенной в розовый цвет, почти у самого магазина - к нему стекались все три кривые улочки посёлка-нахаловки. Когда я выходил в сад за домом, то на самом горизонте видел сиротливо скучившиеся пятиэтажки. Мой троюродный брат Славик объяснил: там - Квартала. Туда ходить нельзя ни в коем случае. Сразу убьют. Понарассказал о Кварталах таких страстей, что я и думать боялся, что когда-нибудь отважусь сунуться туда. Хрущёвские те выселки тогда мне казались краем земли, Тартаром, где живут доисторические чудища из древнегреческих мифов.

Кто бы мне сказал, что именно в тех пятиэтажках уже живёт моя любимая - тогда она ещё ходила в школу - я ни за что бы не поверил!

1

Лет сорок назад на месте старого болота стали подниматься новые жилые кварталы Ленинского района Казани. Там понатыкали пятиэтажных панелек, потом их окружили девятиэтажками. От покосившихся наших избушек-насыпушек тот жилой массив отделяла улица, которую назвали Мирной. На ней-то и началась война.

Пацаны посёлка Дружба, втулившегося между бесконечными заборами режимного завода и древним селом Савиново (в нём Емельян Пугачёв укрылся после поражения на Арском поле), люто ненавидели понаехавших на Квартала казанцев и зверски их лупили. Новосёлов становилось с каждым годом всё больше - и перевес переехавших стал решающим в массовом побоище на озере возле парка Победы. В том озере однажды утром всплыл труп обезображенного мальца‑удальца… Следствие установило, что тот не сам утоп. Скорее всего, его бросили в воду в бессознательном состоянии.

«Дружбаны» поклялись отомстить. Они создали дружину. Подростки из новостроек вынуждены были тоже объединяться для защиты своих коробок. Себя они называли «Мирными», потом «Мировыми» - когда уже претендовали на «мировое господство» в пределах Ленинского района. Со временем «мотальщиков» на Кварталах стало так много, что пришлось им поделиться на «коробки». Название пошло от хоккейных площадок, которые имелись почти во всех больших дворах. Зимой в них лёд забывали заливать, так что пацаны в хоккей там не играли, но проводили сборы. От хоккея у них пошло деление на пятёрки. Во главе каждой стоял «звеньевой». Лишь он знал в лицо «автора» - главного авторитета своего двора. В свою очередь авторы подчинялись «королям», которых рядовые «мотальщики» ни в лицо не знали, ни по именам. Впрочем, имён ни у кого не было, в ходу были только клички. Такая конспирация была понятна любому пионеру и даже октябрёнку с первого класса, все тонкости подпольной деятельности не раз были описаны в книжках о славном прошлом большевиков и комсомольцев. Да и в школе с первого класса структура эта внедрялась повсеместно. Отсюда и пошла боеспособность и неуязвимость организованных преступных группировок, во главе которых стояли, как правило, отличники и спортсмены. В случае ареста ни один из «мотальщиков» при всём желании не мог сдать в милиции больше трёх-четырёх таких же рядовых быков, как он сам. И никогда предатель или внедрённый агент уголовки не мог сдать преступную дворовую организацию.

Коробки друг с другом не враждовали, бригадиры по всем спорным вопросам встречались, а если не могли договориться, обращались к «авторам», в свою очередь, те шли на поклон к «королям», которые решали все вопросы по понятиям.

Со временем квартальские подчинили посёлок Дружба на вассальских условиях, включив поселковых «мотальщиков» в состав «Мировых». Отсюда и пошло: «Мир-Дружба!» - среди пацанов это был пароль‑при­ветствие.

Но мира не было даже в Ленинском районе, слишком большом и пёстром. Соцгород жил своими порядками, возле Московского рынка установили свои. С Кварталов туда лучше было не соваться. Но за покупками всё равно надо было ехать на рынок. А работали жители Кварталов в основном на КАПО и КМПО в Соцгороде. И очаги культуры находились во вражьем стане: ДК химиков - у рынка, Дворец имени Ленина - в Соцгороде. Так что приходилось совершать вылазки и в тыл врага.
Подростковыми группировками была опутана вся Казань. В них вербовали «шелуху» чуть ли не с первого класса. Кто не мотался, попадал в ряды изгоев в собственном классе и дворе. «Чушпанам» оставалось надеяться лишь на чудо… Не трогали только спортсменов. Особенно тяжелоатлетов, боксёров и борцов. Во всех видах спорта силовая подготовка присутствует, конечно, но единоборцев сразу выделяли. По походке. И рукам, которые никак не прижимались к туловищу - бицепсы мешали… Короче, «качков» уважали. И сами качались по подвалам.

Всё это мне тогда казалось дикостью, ничего подобно в родной Самаре я не встречал. В подробности меня посвятил один из однокурсников, оказалось, он был как раз кварталовским качком. Однажды мы попали к Артёму в гости, отмечали его день рождения. И все остались ночевать, поскольку выходить из дома вечером, к тому же выпивши, признаться, не решились. Даже утром, когда рассвело и в голове немного прояснело, мы шли до конечной остановки автобуса с опаской. Только бы никто из местных не остановил, не докопался… В то зимнее воскресное утро я первый раз прошёл мимо дома, где жила моя любимая - Ирина. Однако об этом, конечно, я не догадывался.

2

Митрофановы жили в старом профессорском доме в центре Казани. Виктор Михайлович и Лариса Алексеевна преподавали и стояли в институтской очереди на получение квартиры. Их сын Артём очень не хотел переезжать на Квартала, так как был наслышан о «мотальщиках». Предупреждал родителей, что тем придётся по очереди провожать его в школу и встречать после уроков. Иначе до дома сын не дойдёт.

Но мать всё равно была счастлива. Наконец‑то у них появилась своя отдельная жилплощадь! Отец обещал сыну переделать кладовую (темнушку с узеньким окном под потолком) в отдельный Артёмкин теремок.

Его записали в ближайшую от дома школу, как хотела мама. Лариса Алексеевна решила, что после элитной школы, расположенной в центре Казани, здесь, на окраине, сын сразу станет отличником и сможет поправить оценки в аттестате, что даст более высокий средний балл при поступлении в вуз. Спорить с родителями было бесполезно.

Новоселье решили отметить наскоро, мать послала мужчин в магазин. Уже стемнело. На обратном пути сын с отцом попали в водоворот массовой драки. Толпа летела мимо, отец успел прикрыть сына и увернуться - всё же ему досталось арматуриной по плечу. Виктора Михайловича увезли на скорой, а Артёма замели в милицию. Документов у него с собой, конечно, не было, и слушать его никто не стал. В общем, продержали в отделе милиции вместе с мотальщиками до утра. Мать дома чуть с ума не сошла.

Новая школа располагалась рядом с их пяти­этажкой. Класс встретил Митрофанова враждебно, Артема сразу стали дразнить Митрофанушкой. После уроков во дворе школы его тормознули отморозки. Потребовали денег. У Артема не было. Стоявший ближе со всей силы ударил его в лицо. Артём устоял, не побежал, только спросил у другого: «Мы один на один?»

Ирек хотел наброситься на него, но Вовок остановил. И предложил Артёму вступить в его бригаду. Имена отморозков Артём узнал сразу после того, как дал согласие. Попробовал бы он не дать… Ирек пояснил: его удар был проверкой - не упал и не удрал, значит, прошёл крещение. Оказалось, Вовок приметил Артёма ещё в ментовке, где их держали той ночью!

Мать оставалась дома с больным отцом, которому в травмпункте наложили шину на сломанную ключицу. Увидев синяк у сына, Лариса Алексеевна запричитала. Артём сказал:

- Я вас предупреждал. Вы не верили.

Когда мать оставила их с отцом тет-а-тет, сын признался родителю, что вступил в боевую пятёрку. Всё равно в покое его не оставят. Виктор Михайлович мог бы возразить, но болевшая ключица перевесила любые доводы. И он лишь молча вздохнул.

Вечером Артём спустился в подвал, где его новые друзья организовали спортзал. На блинах от штанги он показал хорошие результаты. Новые друзья стали учить его подростковому жаргону. Вовок сообщил, что в воскресенье вечером надо прийти на коробку: назначен общий сбор «Мировых».

Свой первый сбор Артём запомнил на всю жизнь. Мотальщикам там приказали… разучивать новые танцевальные движения!

Вечером всех повезли на дискотеку. В ДК химиков «мотальщики» выстроились рядами, предупреждённый заранее диск-жокей врубил во всю мощь популярную пахмутовскую песню «Богатырская сила». Остальные танцующие жались по углам и с ужасом наблюдали, как кварталовские качки выделывают руками и ногами устрашающие движения…

Демонстрация силы сработала. К ДК понагнали милиции. Кварталовских сопровождали всю дорогу до дома, но никого в отдел не забрали.

3

Артём поступил в театральное училище, но скоро понял, что учиться не сможет. Мешал зажим - накачанные мускулы отказывались расслабляться. А на сцене, когда на тебя смотрит целый зал, скованность очень мешает артисту, особенно начинающему.

Я как мог старался другу помогать. Потому что занимался в вечерней студии при тюзе, где режиссёр Юрий Алексеевич Благов учил владеть телом по крамольной тогда методике Ежи Гротовского. Некоторые мои советы Артёму помогли, но справиться с зажимом до конца он так и не смог. И после второго курса решил уйти.
Изредка мы продолжали встречаться, когда Артём навещал своею бабушку в Профессорском переулке и добегал иногда по улице Щапова до училища. А однажды пришёл пригласить меня на свадьбу. И не просто гостем - свидетелем со стороны жениха. От таких предложений в те годы не принято было отказываться, хотя мне так не хотелось тащиться на страшные выселки, которым в Казани так и не придумали человеческого названия, продолжая именовать на строительный манер - Кварталами.

Даже на автобусах 26-го маршрута указывали: «до 39-го квартала». И трястись туда с Кольца тогда надо было минут сорок пять, если не больше. Но назад поворачивать было поздно, и я поехал поутру к Артёму. Там и встретился в первый раз с Вовком и Иреком - боевыми быками. Знакомство полезное, по понятиям, друг нашего друга - и нам друг.

Свадьба обещала быть пышной: кварталовские короли подогнали жениху сразу три автомобиля «Волга», которые тогда считались привилегией больших начальников. Мы украшали машины во дворе разноцветными лентами и шарами. Потом поехали за невестой в соседний двор. Оттуда двинулись в загс. Там я поставил свою роспись в книге судеб, как свидетель.

До вечера катались по городу на «Волгах», фотографировались у Вечного огня возле Парка Горького. К пяти часам вернулись к Митрофановым на квартиру, откуда всю мебель заблаговременно вынесли в подъезд, чтобы в зале накрыть столы. Всё равно было тесно. Другую комнату освободили для танцев, но туда попасть я не успел.

В самый разгар торжества кто-то заметил, что на потолке появилось тёмное пятно. Мы следили, как оно медленно расширялось, набухало - и уже ни у кого не оставалось сомнений, что то была кровь. Вовок и Ирек первыми вылезли из-за стола, увлекая и меня с собой. Мы поднялись наверх, этажом выше. Дверь в квартиру была не заперта.

В центре комнаты стоял гроб.

Что было дальше, признаться, плохо помню. Выпитое за день шампанское ударило в голову, вдруг закружившуюся от потрясения… Я запомнил лишь огромные чёрные глаза молодой девушки, сидевшей у гроба.

4

Год спустя мне доверили небольшую роль в тюзовском спектакле «Остановите Малахова!», который ставил главный режиссер театра Леонид Верзуб. В пьесе Валерия Аграновского, которая с успехом шла в ста пятидесяти театрах СССР чуть ли не десять лет, впервые поднималась проблема дворовых преступных группировок. Я играл дружка Андрея Малахова, пел несколько блатных песен под гитару, в общем, блеснул отрицательным обаянием. И даже рискнул пригласить на спектакль Артёма с беременной женой.

Митрофановы пришли в тюз с той соседкой сверху. Я сразу заметил в зале её огромные чёрные глаза. После спектакля они поджидали меня на улице На­джми, пригласили в гости. Так я познакомился с моей Ириной. Но ещё не знал, что судьба уже связала нас с ней на всю жизнь.
В тот вечер мне ещё не рассказывали, чем завершилась та кровавая свадьба, с которой Вовок меня спешно увёз на одной из оставшихся дежурить «Волг». А мне самому спрашивать было неудобно…

Что случилось с отцом Ирины, я узнал гораздо позже.

Для Кварталов это было, в общем, делом обычным. Встретили в тёмном проулке между детсадами и задами пятиэтажек неизвестные. Ткнули заточенным напильником, обобрали и оставили лежащего истекать кровью… Преступников, конечно, не нашли. Да и не искали, поскольку никаких улик. Свидетелей тем более - днём с огнём не найдёшь, что говорить про тёмные вечера. Фонари между домами на Кварталах предусмотрительно разбиты!

Ирина мне нравилась, но категорически отказывалась встречаться со мной вечером, тем более запрещала провожать её до дома. Как ни уверял я её, что мой знакомый Вовок велел, в случае чего, сразу называть его кликуху, мол, никто пальцем не тронет,- мою любимую нельзя было переубедить.

Она училась в КАИ, занималась в светомузыкальном конструкторском бюро «Прометей», там и назначала мне свидания. Между дневными репетициями и вечерними спектаклями выпадала пара свободных часов, когда можно было добежать до площади Свободы и позвонить в чёрную железную дверь, где располагалось СКБ. Ирина поила меня чаем, давала читать интересные книги. Изредка я встречал там легендарного создателя «Прометея» - поэта и философа Булата Галеева, вечно чем-то недовольного и зло взиравшего на постороннего актёра, который мешает программистке Ирине заниматься срочными делами.

…И надо же было случиться, что много лет спустя мы встретились с Булатом Махмудовичем в редакции журнала «Казань», куда меня приняли на работу. А Галеев с самого его создания был членом редколлегии и изредка приходил к нам в редакцию на улицу Чистопольскую - ту самую, откуда начиналось моё знакомство с Казанью.
Но теперь старую улицу нельзя было узнать, самовольно выстроенные насыпушки давно снесли, моему дяде Пете дали новую квартиру. Изредка он ещё приезжал в дорогие его сердцу места, навещал соседей по Савинке. И ко мне в редакцию заглядывал, чтобы справиться, как дела у матушки моей, всё ли ладно дома. Дядя Петя сильно постарел и никак не мог привыкнуть к квартире, поскольку всю жизнь провел в частном доме.

А я давно жил на Кварталах, которых так боялся в юности. Жил в том самом доме, где Артём праздновал кровавую свадьбу. Ирина стала мне супругой, чему Булат Галеев, кстати говоря, вовсе не обрадовался. Он вообще не вспомнил бедного актёра, клеившего в КАИ его программистку. Что ж, академику простительна забывчивость, мы с Ириной не в обиде.

Да и как тут всё упомнишь, если все мы за одну сказочную новогоднюю ночь переселились вдруг из одной страны в другую, с другими законами и иными нравами. Кто бы мог подумать, что те далёкие выселки превратятся в самый густонаселённый жилой массив Казани, так что туда решили даже вторую ветку метрополитена тянуть. Квартиры на Кварталах теперь стоят дороже, чем равноценные в центре. Давно забыты страшные «мотальщики» с арматурами наперевес, которые пугали всех тёмными вечерами по закоулкам.

И тех пацанов давно не видать, половина их уже лежит на Сухой реке, в Самосырово и других казанских погостах. Вовок жив, но спился совершенно и иногда встречает меня у магазина, чтобы стрельнуть десятку («здоровье поправить»). Наш сосед снизу, мой бывший сокурсник Артём, с тех пор так и работает «смотрящим» на дворовой автостоянке. С ним мы частенько болтаем о том о сём, пока я грею машину.

Много лет спустя он под большим секретом признался, что всё знал. Отца моей Ирины тогда убил именно Ирек. Пацаны решили разжиться денежкой, чтобы купить подарок на свадьбу друга. Понятно, что Артёма они с собой не позвали, а Вовок не знал, что Сергей Ксенофонтович был соседом Митрофановых, жил этажом выше. Да и не приглядывались особо в темноте, Вовок выхватил бумажник, крикнул: «Ноги!» - и бежать. А Ирек потом так и не смог объяснить, зачем ткнул беспомощно лежащего заточкой…

Тогда им с рук сошло. Но компания распалась. Артёму доверили общаковскую автостоянку, Вовок стал подниматься по преступной лестнице, занялся предпринимательством. А Ирек уже не мог остановиться - кровавый шлейф тянулся всё дальше… Пока не привёл его на скамью подсудимых. Срок ему дали большой, в колонии ещё добавили, так что неизвестно - свидимся ли мы когда-нибудь. Честно говоря, я не горю особо желанием.

А Ирине лучше правды той не знать…