Лунный тополь Рустема Кутуя

Журнал "Казань", № 2, 2013

В издательстве журнала «Казань» вышло в свет тиражом 2100 экземпляров трёхтомное «Избранное» Рустема Кутуя, который со времени создания журнала был членом его редколлегии и редактором отдела.

Рустем Кутуй был фантастически одарённым писателем, подлинным мастером слова. Свой дар он ощутил ещё мальчиком,- «…какой-то невероятной блаженной болью, почти вскриком, постоянным взлётом, тайным потрескиванием в крови… Ребёнок с расширенными фосфоресцирующими глазами выразил бы своё ошеломление сумасшедшим признанием: «Из меня растёт лунный тополь!» - так описал он потом, уже пятидесятипятилетним, раннее предчувствие своей судьбы.

Он - капризное, нетерпеливое дитя, эгоист, тиран, доверчивый и щедрый друг, глубокий, тонкий художник - любовался, восторгался, заблуждался, мучился, свирепел, страдал, заставлял страдать близких, стремился к одиночеству, как земле обетованной и… изнемогал от одиночества - всё вместила его страждущая душа, никогда не умиротворяясь.

Рустем Кутуй, поэт и прозаик, родился и прожил свою жизнь в Казани. И считал себя поэтом казанским. И считал себя её «законным сыном» - «…моя Казань, моя духовная обитель». Нежно и преданно любил свой город, старые дворы, где прошло его детство, с закоулками, дощатыми сараями, лавочками, добродушными дворнягами, округу с «историческими» домами, спусками к речке Казанке, древний кремль с загадочной башней Сююмбике, базары, не шибко богатые, предместья, разноязыкий говорок жителей. А ещё - волжские просторы, крутые берега, плёсы… И написал почти за полувек десятки книг стихов, рассказов, повестей, эссе, вплетая в запечатлённый памятью мир, населённый судьбами людей, автобиографические подробности. Пояснял: «Я стараюсь писать жизнь не такой, какая она есть, а такой, какую я выбрал с надеждой на выздоровление». Всё написанное - пережитое, прочувствованное, открывшееся внутреннему зрению,- история души человеческой, его души - мальчика, юноши, старца.

«Уединение и явно, и таинственно:
в младенчестве я, в старости - единственен,
слеза, не стёртая со щёк…»

Давние споры о том, какой культуре принадлежит творчество Рустема Кутуя, его самого мало интересовали - он обычно хитро усмехался в усы и продолжал своё дело - писал для людей - любой национальности. Был он по крови, без всяких примесей,- татарин, по мироощущению - россиянин. По поводу языка, которым владел в совершенстве, на котором думал, говорил так:

«Для меня язык не просто средство общения, а, превыше всего, возможность высказать своё душевное расположение, обнаружить через слово сердечную муку и радость бытия. Слово для меня неотделимо от письма, так я обозначен в этом мире: письмоносец, писатель, вестник… С детства я постигал русский язык, он повелевал мною. Татарский язык был всегда рядом. Так живут при постоянном шуме моря, его не замечая. Потом я догадался: это - судьба. Не вина, не беда - судьба».

А об отношении к татарскому языку признавался в стихах:

Язык родной во мне живёт,
как выдох крыльев птицы,
как горла перехват,-
невысказанный,
он сладостно болит,
слезой стоит в глазах.

Без умолку
его мне шалость, нежность -
для беспризорного парнишки
праздник.

О том лишь знает кровь
в неприкосновенье бега.

Заметим, он так и признавался: родной, татарский язык, жил внутри невысказанным, но - не отверженным!

Не потому ли черты и приметы национально‑татарские, корневые, так органично вписываются в, условно говоря, «русский мир» его произведений, что не только не отчуждают людей друг от друга, а наоборот, сближают, скрепляют узами соучастия и любви.

А что касается дилеммы: татарский писатель Рустем Кутуй или русский, представляется так: и татарская культура может гордиться талантом писателя, считая его своим достоянием, и русская литература никогда не отречётся от тончайшего лирика Рустема Кутуя - «татарина русской поэзии», как называли его и критики, и почитатели.

Собрание сочинений Рустема Кутуя издаётся впервые, и оно далеко не полное. «За бортом» осталась проза, едва ли не в большем объёме, остались во множестве стихи, которые потоком текли и текли - от школьных лет до седины, переводы татарских (а также чувашских, литовских, армянских, польских…) поэтов и прозаиков, статьи о творчестве и мастерстве, рецензии, посвящения, интервью; детская литература, адресованная сначала своим детям, а потом и внукам. Особый интерес читателя могут вызвать его письма-монологи - в них много откровенного, а быть может, и сокровенного - о жизни, душе, судьбе. Надеюсь, оставшееся наследие писателя будет опубликовано в последующих изданиях.

В первом томе «Избранного» Рустема Кутуя публикуются стихотворения, собранные в разделы, обозначающие вехи творческого пути поэта. В последнем, десятом разделе представлены «Баллады» с отчётливо выраженным национальным духом, написанные в разные годы. В том числе и «крамольная» «Баллада о казанской сироте», которую автору удалось опубликовать только в 1988 году.

Во второй том вошли прозаические произведения писателя, выстроенные по хронологическому принципу человеческого бытия: детство - отрочество - юность - зрелость. Написаны они в разные периоды жизни, многие - «по памяти сердца».

Третий том «Избранного» Рустема Кутуя содержит рассказы и повести, произведения философского характера (эссе), тексты, свидетельствующие о своего рода подведении итогов (портреты современников), а также стихотворные циклы, знаменующие «возвращение» к Поэзии, как предназначению, завещанному поэту Богом.