Между сном и явью. Стихи
Журнал "Казань", № 10, 2012 *** Как у Ленина в Горках, на даче у нас снег пушистый на ветках у ёлок. Если выйти на улицу, тотчас же в глаз сотни острых вопьются иголок. Невесёлое дело одну за одной извлекать их из вещей зеницы, слыша, как в полумгле за фанерной стеной...
Журнал "Казань", № 10, 2012
***
Как у Ленина в Горках, на даче у нас
снег пушистый на ветках у ёлок.
Если выйти на улицу, тотчас же в глаз
сотни острых вопьются иголок.
Невесёлое дело одну за одной
извлекать их из вещей зеницы,
слыша, как в полумгле за фанерной стеной
нашу паклю воруют синицы.
***
Словно палестинка из Бейрута,
ты покрыла голову платком,
потому что у тебя простуда,
заложило уши, в горле ком.
Для любимой молока и мёда
раздобыть в пустыне нелегко.
Нас побить камнями у народа
издревле желанье велико.
***
Я выпил в день рожденья Чехова
один, поскольку мне особо
позвать на угощенье некого.
Нет у меня друзей до гроба!
Страна бескрайняя, огромная,
а выпить не с кем, как известно,
притом, что стала телефонная
нам связь доступна повсеместно.
***
Поскольку очередь живая,
невольно я ускорил шаг,
но, расступиться не желая.
окрестный лишь сгустился мрак.
Вообрази единоборство
не с тем, который чист душой,
и не способен на притворство,
хотя и выдумщик большой.
А с тем, который строит глазки
и шепчет нежные слова
по поводу любви и ласки
так, что кружится голова.
***
За стеною радио негромко
империалистов обличает,
рано поутру метёт позёмка,
но меня не это удручает.
Разве нет у нас другой причины,
в полумраке сидя на диване,
слыша, как скрипят его пружины,
грусть-тоску свою топить в стакане.
***
Земля промёрзла до костей
ужасных тварей, в ней почивших,
и до обломков кораблей,
морей просторы бороздивших.
Однажды остов корабля
обрушится во тьме кромешной
со страшной силой на меня
посереди пустыни снежной.
Однажды буду погребён,
как заживо под сорной кучей
добра не помнящий Ясон,
воитель славный и могучий.
***
Ворона не имеет представления
малейшего, что я слежу за ней,
смущает только лёгкое движение
за занавеской в комнате моей.
Как будто в полночь за полночь покойники
безмолвно из гробов своих встают,
журчит вода в железном рукомойнике,
когда они спросонья воду пьют.
***
Трамвай, по рельсам медленно скользящий,
звучит не так, как инструмент смычковый,
который, в позе лотоса сидящий,
берёт казах, халат надевший новый.
Внезапно солнце, выйдя из-за тучи,
лицо казаха светом озаряет.
В его руках домбра звучит певуче.
Трамвай скрипит, скрежещет, громыхает.
***
Стеклом оконным отражённый,
мне кажется чужим наш дом,
и долго, как заворожённый,
смотрю в смятенье я кругом.
Я ощущаю запах тонкий
твоих любимых сигарет,
я слышу ясно голос звонкий,
но никого в квартире нет.
***
Ты - лучшая моя идея.
Ты мной задумана была
прекрасной, словно Галатея.
Но тут вмешались силы зла.
Мал мала меньше чертенята
взялись за дело с огоньком.
Всё, что задумал я когда-то,
пошло внезапно кувырком.
***
Для беспокойства лишний повод -
болтающийся на ветру,
оборванный в ненастье провод,
и чувство, что вот-вот умру.
Не выдержав осенней стужи,
в ночи оконное стекло
потрескалось.
Замёрзли лужи.
Дорогу снегом занесло.
Под утро снежного покрова
на глаз измерив глубину,
я, не сказав тебе ни слова,
в замке ключ с силой поверну.
***
Деревня в том смысле пустая,
что люди уехали в город,
а кошки остались, считая,
что вынесут голод и холод.
Свободолюбивые кошки,
как птицы, сидят на деревьях
по осени в ветхой одёжке.
Кругом вся земля - в птичьих перьях.
***
Зимой, когда клубится пар над речкой,
Не замерзающей в любой мороз,
над нами
взмывает самолётик в небо свечкой,
упёршись в мутный край небес крылами.
Усилие его не остаётся
мной не замеченным,
не будучи уверен,
что самолётик не сорвётся в бездну,
слегка испуган я, взволнован и растерян.
***
Н. Климонтовичу
Ожидание рассвета
на кушетке страшно узкой.
Колька, друг мой, что же это
за несчастье жизни русской?
Как бессонница известна
эта древняя хвороба,
ей страдаем повсеместно
мы с рожденья и до гроба.
Утром, словно после пьянки,
встали с красными глазами,
словно мы горели в танке,
в плен попав, сидели в яме.
Словно нас травили газом,
как крестьян тамбовских в поле,
поступили, как с Кавказом,
в долю взяв, не дали воли.
***
Уже замечен ночи край.
Как будто за окном Париж,
жена кричит мне -
Эй, вставай,
иль Царство Божие проспишь!
Как будто за окном Нью-Йорк,
она кричит мне:
Ну, какой
от мужика в постели толк,
что поутру ещё бухой?
И верно, проку нет во мне.
Бесчувствен я и недвижим
лежу, как мёртвый, на спине.
Во сне, как Гоголь, вижу Рим.
***
Не лучшее время для долгих бесед.
Для длительного выясненья
кто прав был в февральские дни, а кто нет,
у нас не хватает терпенья.
День солнечный, ясный, прозрачный насквозь,
как будто дарованный свыше.
Вернувшись с прогулки, спим, как повелось.
И ёлкой в углу пахнут лыжи.
***
Поутру ночные страхи
власть теряют над людьми -
упыри в вурдалаки,
порожденье вечной тьмы.
Живодёр и кровопийца,
наш полуночный кошмар -
в щёлку узкую забиться
поутру спешит комар.
У него худая шейка
наподобие твоей.
Он как маленькая лейка
для поливки овощей.
***
Взявшись золотую жилу
отыскать, попал впросак.
Вырыл сам себе могилу.
Верно, что-то здесь не так.
Будто бы рукой железной
оборвал я, спать ложась,
посчитавши бесполезной,
между сном и явью связь.
***
Снежный ветер дует в спину нам,
будто с силой гонит нас вперёд,
потому что с горем пополам,
но мы всё же - кочевой народ.
Словно пассажирский самолёт,
потихоньку, Боже сохрани,
на посадку медленно идёт.
Бортовые зажжены огни.
Небольшой посёлок за рекой.
Если приглядеться, то внутри
у него немного за душой -
тусклые ночные фонари.
***
Как средней тяжести больной
влачит своё существованье,
бредёт пьянчужка из пивной -
всё вызывает состраданье.
Рассвет бесцветный, как вода
в стакане, блюдечком накрытым.
А, может, это кислота,
и я умру незнаменитым.
***
Снег покрывает землю толстым слоем,
чтобы не слышно было, как ломают
костяшки пальцев древности героям,
как кожу со спины у них сдирают.
Морозным днём трещат сухие ветки,
шумит дорога и гогочут птицы,
а кажется, что это плачут детки,
лишивших матерей в стенах больницы.
Повсюду корь, ветрянка и краснуха.
Нет ничего ужасней скарлатины!
Но слышен шелест крыл Святого Духа,
когда он задевает край гардины.
***
Потянется верёвочка событий,
не связанных никак промеж собой.
Лесные звери выйдут из укрытий,
услышав отовсюду стон людской.
Как будто полоснёт ножом по сердцу,
старуха чиркнет спичкой в темноте.
Покрепче ухватив за ручку, дверцу
я распахну
и окажусь нигде.
***
Тот, кто в снегу дорожки протоптал,
должно быть, целый день в саду топтался,
как если бы ключи он потерял
и в дом попасть не мог, как ни старался.
Нелепость положения его
отчётливо себе вообразил я,
снег белый, как парное молоко,
и чистый, словно ангельские крылья.
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа
Нет комментариев