"Папа был романтиком..." Зарисовки о писателе

О корнях семьи и непростом пути писателя рассказывает его младшая дочь, заслуженный врач Республики Татарстан Флёра Амирхановна Карташёва.

Благословлённый Кораном

Наш род Еникеевых - очень старинный, предки были из мурз времён Золотой Орды. Генеалогическое древо семьи до седьмого колена начинал составлять ещё мой дед Нигметзян Еникеев. Благодаря этому недавно мне вручили «Свидетельство о дворянском достоинстве» с титулом «мурза-ханум».

Мой папа появился на свет в башкирской деревне Каргалы. Его отец женился довольно молодым в возрасте восемнадцати лет на девушке по имени Хадича. Вместе с сёстрами она осталась сиротой с хорошим приданым - крепким хозяйством. Родители дедушки посоветовали взять в жёны старшую.

В семье Еникеевых дети умирали в младенчестве. Из одиннадцати выжили лишь двое младших - Амирхан и Ильдархан. За год до появления на свет моего папы дедушка ездил на ярмарку. Там он купил Коран. Сегодня он хранится у моей старшей сестры Резеды как семейная реликвия. В день рождения папы дедушка сделал в нём надпись: «Я, мурза Нигматжан, сын Ахматжана, Еникеев, купил это священное писание 28 января 1908 года на ярмарке в Этколе. Цена 65 копеек серебром. Дарю сие священное писание сыну своему Амирхану, который родился в 1909 году 16 февраля, в четверг. Прошу великого Аллаха даровать ему долгую жизнь, счастье и разум, дабы смог прочесть эту священную книгу до конца. Аминь».

Когда папе было года три, семья переехала в Давлеканово, крупный населённый пункт с железнодорожной станцией, где проживал целый сплав национальностей - татары, башкиры, немцы, русские. Дед занимался торговлей - скупал у башкир, которые разводили скот, шкуры и сбывал их на ярмарках Уфы и Самары.

До сих пор в Давлеканово сохранился дом семьи деда с цокольным хозяйственным и верхним жилым этажами. К 95-летию со дня рождения папы из Казани в Башкирию ездила делегация. В деревне Каргалы в местной школе была установлена мемориальная доска, открыт уголок писателя Амирхана Еники. Была идея открыть мемориальный Дом-музей в Давлеканово, но по ряду причин воплотить её не удалось. Зато в местном краеведческом музее работает экспозиция, посвящённая моему отцу.

С родителями. 1930

В Казань!

В шестнадцать лет у папы возникло желание поехать за образованием в Казань. Думаю, это было не случайно. Казань связывалась для него с именем Тукая. В раннем детстве книгу с его сказками папе подарил брат мужа нашей тёти, Срур-апы, Сагит Сунчалей, известный поэт.

В Казань папа отправился с соседским сыном, Фатхиисламом Хакимовым. Их семья жила бедно, и дед оплатил ему поездку. Позже этот благородный поступок отозвался для всей семьи добром. Но об этом - в своё время.

В Казани мальчики остановились в семье нашего родственника Абубакира Терегулова, знаменитого профессора, чьё имя позже носила Шамовская больница. Семья Терегуловых жила на углу нынешних улиц Баумана и Кави Наджми. Папа и его друг Фатхиислам поступили в знаменитые Архитектурные мастерские «АРХУМАС». Фатхиислам, видимо, проявлял большие способности, потому что впоследствии стал профессиональным архитектором, после войны занимал пост ректора Казанского инженерно-строительного института.

Во время учёбы папа заболел - подозревали, что у него туберкулёз. Его вернули домой «на кумыс». После возвращения в Казань он поступил на рабфак, но и оттуда ему пришлось уйти. В своих воспоминаниях отец описывает эту историю. Группа студентов из Башкирии поехала в каникулы на пароходе домой, по Волге, Каме, Белой. Папа в это время уже начал писать свои первые произведения, и однажды тетрадку с записями оставил в каюте. Кто-то прочитал её и нашёл нечто, не соответствующее духу новой революционной литературы. На него написали донос, вменяя «крамольное» благородное происхождение, и он решил отчислиться, не дожидаясь исключения.

Мама

Девичья фамилия моей мамы Гульсум - Дивеева. Её семья жила в Тамбовской губернии. Отец и его двоюродные братья содержали привокзальные рестораны всего юго-западного направления: Киев, Жмеринка, Фастов. Мама часто рассказывала о Жмеринке, где долгое время проживала семья.

Дедушка довольно рано умер от инфаркта, оставив жену с шестью девочками и одним мальчиком на руках. Осиротевшая семья вернулась в родовое поместье, деревню Танкачево. После революции единственный сын семьи ушёл служить в Красную армию. Дом бабушки подожгли. Старшие дочери после этого уехали в Баку, а мама с бабушкой и средними сёстрами переехали в Казань. Это были годы послабления Советской власти. Жили они в номерах «Булгар». Там мама и познакомилась с папой. Он тогда общался с литераторами, посещал чтения, где выступали Хади Такташ, Галимджан Ибрагимов и другие.

У мамы было неоконченное среднее образование. Но, поскольку она выросла в русскоязычной среде, то хорошо знала русский язык и работала секретарём‑машинисткой. Она прекрасно знала и татарский, умела читать, владела арабским шрифтом. Хотя деревня Танкачево, откуда она родом, была русской и в их семье давалось европеизированное образование. В доме была фисгармония.

Дом по улице Достоевского, где в 1930-е годы жила семья писателя.

Семья

В 1930 году мама и папа поженились, в 1931 году у них родился старший сын Ренат, который умер в годовалом возрасте. Первое время семья жила в квартире на улице Кооперативной - ныне Пушкина, недалеко от нынешнего Ленинского сада.

В 1932 году в Казань переехали папины родители. Начиналась кампания по раскулачиванию. По всем показателям семья Еникеевых подлежала выселению. Но дедушку успели предупредить - сделал это брат того самого Фатхиислама, служивший в органах НКВД. Он фактически спас семью. Дедушка всё же приехал с деньгами и позже купил для большой семьи две комнаты в кооперативных домах связистов на улице Достоевского. Это были деревянные одноэтажные дома на два подъезда. Мой старший брат умирал уже там. По маминым рассказам я понимаю, что, скорее всего, он болел туберкулёзным менингитом. Моя старшая сестра Резеда родилась в 1934 году.

Я появилась на свет в 1938 году. Никаких ранних воспоминаний об отце у меня не осталось. Мне было всего полгода, когда он уехал в Среднюю Азию. Это после того, как одного за другим забрали друзей папы из писательского круга. Мама вспоминала, что в те годы по ночам они постоянно прислушивались, что творится за окнами: если слышали звук автомобильного двигателя - значит, за кем-то приехал «воронок». А забрали к тому времени почти всех соседей.

Вернулся папа перед самой войной и сразу после её начала, 6 июля 1941 года, отправился на фронт. Моя первая встреча с ним состоялась в 1943 году - он на три дня приезжал в отпуск. Я помню свои чувства, ко­гда он появился и мне сказали, что это папа. Для меня это было такое счастье! Я всем говорила, что замуж выйду только за своего папу! В 1944 году после контузии он лежал в казанском госпитале. Мы с мамой ходили его навещать, относили передачу и разговаривали через окно.

Хорошо помню день Победы… Стуком в окно нас ночью разбудила соседка: «Победа!». Все вышли на улицу, обнимались, целовались, плакали. Папа держал меня на руках. Наутро все люди направились на улицу Баумана.

Дочери писателя Резеда и Флёра. 1940-е.

Писатель и «его черёд»

На фронте отец после долгого перерыва написал несколько рассказов. Они были изданы, и его приняли в литфонд. С тех пор нам начали оказывать какую-то помощь. Но после войны отец всё равно устроился на работу редактором в радиокомитет, занимался переводами, писал в журнал «Чаян». Мама тоже вернулась на работу, потому что материально семья жила не просто. Произведения отца долгое время не публиковались - он не писал в угоду идеологии, а раскрывал внутренний психологический мир героев, что было не ко времени. В его повести «Болотный цветок» отрицательным героем был секретарь райкома партии. Работал он в те годы по большей части «в стол».

Было ли ему тяжело морально? Трудно сказать - он был сдержанным человеком. Я не помню, чтобы мама с папой конфликтовали или ругались.

Отец ценил уединение. Когда у него назревал материал, он уезжал от домашней суеты, снимал комнату в Бирюлях, ездил к сёстрам в Башкирию, в Янаул - там он написал свои самые крупные и значительные произведения. С середины 50-х он ежегодно ездил в дома творчества писателей в Переделкино, Малеевку, Коктебель, на Рижское взморье.

Амирхан Еники с женой Гульсум. 1936

Писатель и отец

Целенаправленного «писательского» влияния или воспитания отца мы не ощущали. Для нас он был в первую очередь папой. Надо ведь понимать, что у большинства наших сверстников отцы погибли на фронте.

В доме у нас царил культ чтения, была большая библиотека. Были книги, напечатанные ещё арабским шрифтом, с иллюстрациями, которые я любила рассматривать. В 50-годы отец приобрёл несколько томов Большой Советской энциклопедии. Бабушка, помню, говорила: «Ох, уж этот Амирхан! Будет у него лишняя копейка - потратит её на книги».

Мы видели, что соседи и окружающие относились к отцу с почитанием. Папа дружил с известными людьми. У нас бывали Баки Урманче, Хасан Туфан, Атилла Расих, Габдрахман Минский, Наки Исанбет.

Я хорошо помню, как ещё в конце войны к нам пришли Салих Сайдашев и два актёра татарского театра. Мы с сестрой Резедой сидели у печки-голландки, а Салих-абый пел нам песню «Крутится-вертится шар голубой». Задержались гости затемно, нарушили комендантский час и остались у нас ночевать - у татар ведь в доме много перин, их расстелили прямо на полу…

Несмотря на то, что наша семья, как и многие другие, натерпелась тревог в годы правления Сталина, я не помню, что смерть «вождя» вызвала какие-то эмоции у родителей. Новость была воспринята сдержанно. Хотя в школе мы все рыдали. Не помню, чтобы в доме велись какие-то разговоры о политике.

Писатель и гражданин

С отцом мы много общались в последние годы жизни. Возвращаясь с работы, я каждый день заходила к нему, мы обсуждали происходящее в стране. Он много писал тогда публицистику. В своей последней книге «Кояш баер алдыннан» отец оценивает личности Сталина, Брежнева, Горбачёва, Ельцина. Эту книгу он подарил мне с надписью «Моей опоре, Дочери Флёре».

Папа до последнего дня просил приносить ему свежую прессу - «Литературную газету», «Комсомольскую правду», «Аргументы и факты», много читал. Мы делились своими мыслями. Поначалу он верил в лучшее, но позже написал о том, что не видит света в конце тоннеля. Настолько он переживал.

Его волновала судьба татарского языка. Он переживал, когда в республике начали искусственно обострять национальный вопрос, это он не поддерживал.

Его волновали судьбы простых людей. Волновало то, что перестали работать заводы. Он не боялся диалога с властью - обратился через газету «Ватаным Татарстан» с открытым письмом к Минтимеру Шаймиеву. «С голодным народом нельзя строить будущее,- писал он.- Восстанавливайте экономику!». Минтимер Шарипович также ответил ему открытым письмом. Он очень уважал отца, читал и хорошо знал его произведения.

Писатель и музы

Отношения отца и мамы для нас загадка… В семье до сих пор хранятся письма, написанные арабским шрифтом,- переписка родителей в годы войны. Я считаю, что это очень личное. Мы решили не тревожить их переводами…

Мама умерла довольно рано. Мне было всего три­дцать пять. После её ухода отец был женат ещё раз. Но его вторая жена также ушла из жизни раньше него.

В последние годы жизни отца его спутницей была замечательная женщина, Нажия-ханум, сестра фронтового друга Рашита, правнучка Шигабутдина Марджани. Интеллигентная женщина, математик, фактически была его литературным секретарём - разбирала рукописи, помогала их переписывать. Ему нужен был тёплый и понимающий человек рядом. Он ценил доброту, ум, преданность.

Послесловие

Отец был романтиком. Чувствовал красоту природы. Мечтал, чтобы его похоронили на высоком берегу Волги…

Его успех был запоздалым, потому что он никогда не лицемерил, не писал в угоду времени. Ему интересен был человек и его внутренний мир. Я думаю, это и делает его настоящим писателем.

Папины произведения я сама прочла, будучи уже взрослой. Из всего я выделила бы рассказ «Матурлык» («Красота»). О красоте матери. В нём меня поражает то, как описано преображение обезображенного оспой лица женщины, когда она слышит, как играет на скрипке для неё её сын. Красота в глазах смотрящего. Отец умел видеть эту красоту…