Логотип Казань Журнал

Видео дня

Показать ещё ➜

ЧИТАЛКА

Остросюжетный рассказ Весты Хобер — Перст указующий

Гул толпы зловещими волнами расходился по залам галереи. Свет был приглушён, и ночной мрак сгущался под высоким сводчатым потолком.

Господин Никто, а именно такое имя он выбрал для себя сего­дня, стоял в самом центре зала, и толпа обходила его статичную фигуру стороной. Он же, не скрывая своего интереса, пристально наблюдал за суетливым человеком, коллекционером, хозяином вечера. С каким-то отчаянием рыскали от лица к лицу глаза этого маленького нервного человека. Коллекционер походил на кошку, загнанную в угол сторожевыми псами.
Да так оно, в сущности, и было: люди подходили к нему, задавали вопросы, потом отходили. Это было похоже на накатывающие волны. В один из моментов, когда очередная волна отхлынула, господин Никто решил действовать. В два уверенных шага он оказался за спиной коллекционера. Блеск металла, удар сердца, вскрик!
— Я напугал вас? Прошу прощения, не имел такой цели. 
Господин Никто плавно убрал руку с плеча коллекционера. В тусклом свете последний раз мелькнул отблеск серебряного кольца‑печатки — коллекционер проследил за ним, выпучив глаза и хватая ртом воздух.
— В-вы… Вы-ы-ы… — он нервно замахал рукой, то ли отгоняя от себя невидимых мушек, то ли подзывая официанта. — В-всё в порядке, это я… Сами понимаете, особенный вечер. 
Господин Никто вежливо улыбнулся, ожидая. Он был уверен, коллекционер относился к тому типу людей, которые совершенно не выносили чужое молчание. И действительно, мужчина сглотнул, озираясь по сторонам, дёрнул плечом, протёр лоб платком из нагрудного кармана и, наконец, произнёс:
— А-аристарх Антипович Брешин. Хозяин этой скромной коллекции, — он хихикнул, обводя рукой несколько широких залов. 
— Действительно. Скромной. 
— Ну, — Брешин нашёл в себе силы кокетливо ухмыльнуться, — каюсь, я падок на искусство. Душу продам за возможность заполучить что-нибудь эдакое. 
— Свою или чужую? — с абсолютной серьёзностью спросил господин Никто. 
Брешин завис на секунду, моргнул, а затем захохотал истерически. 
— А вы мне нравитесь! Хороший вопрос! Действительно, никогда не знаешь… Напомните-ка, как вас?..
— Шампанского?
— Ах ты ж! Как чёрт из табакерки! — Брешин отскочил от подноса, подставленного прямо ему под нос юркой рукой официанта, и даже как-то виновато посмотрел на собеседника. — Прошу простить, нервы шалят. Так о чём мы…
— Всё в порядке, могу вас понять. Бокальчик? Давайте, полезно для спокойствия, — мужчина забрал с подноса два бокала, один вручил в несопротивляющиеся руки Брешина, а вторым отсалютовал и тут же расправился, — нам всем невероятно повезло. 
— Что? С чем?
— Ну как же. Увидеть эти полотна, — заговорщицки понизив голос, господин Никто вынудил коллекционера придвинуться ближе против его воли, — вы же известный домосед, нигде никогда не выставляетесь. А тут внезапно эти письма с угрозами. До сих пор приходят? В таком случае, действительно, лучшим решением было оказаться у всех на виду.
Глаза Брешина расширились, он закашлялся, подавившись напитком, и начал глотать ртом воздух, как рыба, выдернутая на сушу одним резким рывком удочки. 
— Откуда? Откуда вы знаете!? 
Господин Никто лишь тонко улыбнулся: 
— Кто вы?
— Подумайте. 
Взгляд Брешина метнулся к руке, на которой игриво поблёскивало кольцо-печатка. Коллекционер отступил. 
— Знакомая вещь? — господин Никто одним шагом вновь сократил расстояние между ними. — Офицеры вам сейчас абсолютно ничем не помогут.
— Это ещё почему?
— У нас мало времени. Самое большее минут двадцать, — мужчина демонстративно покрутил пустой бокал. 
На лице Брешина отразилась мучительная работа мысли. Затем он с ужасом взглянул на свой, ополовиненный, и схватился за горло. 
— За что? — прохрипел он. 
— Привет от Михаила Крадова. Которого ты с детства братом называл, а потом подставил ради… — господин Никто показательно наклонился к табличке у ближайшей картины. Хмыкнул мрачно. — «Страшного суда». 
Брешин резко сдулся, словно с выдохом из него вышли все силы. 
— Сын его значит, да? Миха эту печатку как отжал, никогда больше и не снимал. Ну и зачем тебе всё это, сын?
— Справедливости хочу, дядь. Чтоб ты мне по-честному раскидал, ради чего столько людей хороших угробил.
— Э, парень, — лицо коллекционера исказилось, — решил мне показательную исповедь устроить напоследок? Так дела не делаются. 
— А я не исповедь предлагаю. Обмен. Мне — информация, тебе — противоядие. Думал, оба сляжем? Тут только ты рискуешь. 
— Твоя часть вперёд. 
— Пятнадцать минут. 
Они замолчали. Господин Никто безучастно смотрел, как вздуваются вены на лбу Брешина и как, задыхаясь, он оттягивает воротничок рубашки. Циферблат «Ролексов», нервно поправляемый коллекционером, прокручивал минуту за минутой. Брешин не выдержал: 
— Ну и что знать хочешь? Как батя твой деньги направо и налево разбазаривал? Половину Третьяковки скупил, а вкуса ноль? Я ему говорил: для тебя что Рерих, что фотообои с пальмами, мне продай лучше. Так упёрся баран, культурно образовываться решил. 
— И что ты?
— А я ему по дружбе всё во­зил сначала. Вон, из-за Айвазовского чуть не изрешетили. Я его у Лёхи Чёрного вместе с глазом выцарапал. Приношу, а этот дурак, Миха, в ладоши похлопал, водичка, говорит, какая красивая! И к стенке поставил. У него там склад был. Другие-то хоть цену искусству знали, с кем я потом договаривался. — Брешин растянул губы в жуткой глумливой гримасе, совершенно не подходящей его маленьким бегающим глазкам. 
— И как вы с ними договаривались?
— Ну, с кем-то по старинке, паяльником. Кто посговорчивее — шантаж и никакого мошенничества. Тебя, папин мститель, что конкретно интересует? — Брешин нервно сглотнул и тряхнул «Ролексами». 
— Вы хоть помните, кого своей тягой к искусству довели?
— А вы, молодёжь, все так уверены, что мы каждого в лицо помним. Время такое было, лютое. Зубы есть — кусаешь. Не то что сейчас эти игры в честных героев: «отравлю, но не совсем», «борюсь за правду», угрозы анонимные. Тьфу.
— Фамилии. 
Брешин выдавил ругательства сквозь зубы: 
— Репин с Чкалова был, носился я с ним, как с писаной торбой… У Чёрного — Айвазовский. Ещё бизнесменчик один, компания у него была «Бом-бом-динь», курам на смех, а не название. Сам простой, как три копей, а гонору‑то. Итриптих Босха, внезапно. Ну, доволен? Давай своё противоядие!
Господин Никто молчал. 
— Черти бы тебя!.. Грабарь, был ещё такой! Угадай, кого коллекционировал? Вот он и батенька твой. Васнецова всего собирал. А главное, как собирал! Я у него спрашиваю: «Тебе зачем? Ты даже книжки-то эти, ни сказки, ничего вообще не читал!» А он мне, знаешь, что говорит? У него у бабки в деревне на стене висели картинки-репродукции вроде. В детство себя вернуть хотел!
— Десять минут. 
Брешин взвился: 
— Да всех назвал! Я со всякой мошкой не водился, настоящие шедевры эти скудоумные расхватали. Ценности не понимали, а расхватали! — коллекционер продышался тяжело. В глазах его зажёгся какой-то совсем отчаянно безумный огонь. — Давай, задавай свои обличительные вопросики, выводи на чистую воду, раз зудит так. Только никуда ты с этой информацией потом не денешься. Попробуй высунься, Григорьев тебе проходу не даст, слово моё помяни. 
— Начальник Уголовного розыска?
— А ты что так удивляешься? Забыл что ли, как у бати твоего все вечерами засиживали, — Брешин прищурился. — А Большого, что, тоже уже не помнишь? И Круга? К ним-то у тебя претензий никаких нет, а?
— Пять минут. Своё время тратите. 
— Да как-то сдаётся мне, времени у меня побольше будет. Давай, без надувательств, парень, — не встретив никакого сопротивления, Брешин разом скинул остатки своей нервозности. — Сухаря ещё отличить могу. 
Господин Никто пожал плечами и осведомился светски: — И где прокололся?
— Взгляд у тебя отсутствующий, парень. Сынка Михиного Круг по детству выкрал за выкуп, Маринка потом истерики закатывала, что у сыночки травма на всю жизнь. Знать материал надо. 
Господин Никто кивнул уважительно. 
— А яд в шампанском? Не боитесь, что здесь правда?
Брешин, разом расслабившийся, усмехнулся презрительно:
— Да я таких, как ты, с лёту вижу! Кишка у вас тонка по‑настоящему работать. 
— Прямо с лёту?
— Перстенёк твой отвлёк. Здесь пятёрку ставлю, где нашёл только. Вот только, пацан, я тебе так скажу: зря ты это всё закрутил. Не с теми бодаешься. Угрозами своими воду взбаламутил, а если обратно прилетит?
— Вот здесь вы ошиблись, — проговорил господин Никто. Хотя скрывать имя больше не было ни малейшего смысла, всё, что хотел, он узнал в деталях. — Угрозы вам поступали от третьих лиц. Я просто сотрудник, привлечённый к расследованию…
Брешин побагровел от ярости, глазки его стали ещё уже. 
— Чушь не пори, привлечённый! Какое расследование?! — По вашу душу, Аристарх Антипович, — с улыбкой проговорил мужчина. — Юрий Соколов, старший следователь по делу о краже произведений искусства, зарегистрированных как общественное достояние. Вам вменяются шантаж, подстрекательство и иные манипуляции уголовно наказуемого характера. Наш с вами разговор был записан. С возможностью съёмки в аудио- и видеоформате вас ознакомили в начале открытия выставки, своё согласие вы дали. 
В глазах Брешина вспыхнула надежда. 
— Это не следственное действие. Это шантаж. Да я тебя… 
— Вы же человек бывалый. Обойдёмся без угроз должностному лицу? Вы так себе ещё на пару статей наговорите в придачу, — улыбнулся Соколов. — Адвокату звонить будем? Ну-ну, не дёргайтесь. Парни, проводите, пожалуйста. 
Соколов кивнул офицерам, и те тут же с готовностью придержали коллекционера. Из-за спины внезапно вынырнул стажёр, не успевший ещё сменить форму официанта. 
— Не боитесь? Выйдет же, дольше пары часов в отделении не задержится. 
Короткий смешок. 
— Как там замечательно сказал Аристарх Антипович? Мы с ним ещё пободаемся.
Соколов задумчиво прокрутил перстень. Пригодилась-таки фамильная драгоценность. 

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев