ЧИТАЛКА
РАССКАЗЫ
БУДИЛЬНИК Зуб болел не переставая. Но Володька с детства терпеть ненавидел врачей, а зубных - в особенности. К тому же наступили новогодние праздники, и он опасался: что там похмельные врачи сделают с его зубом?
Он решил подождать.
Но зуб ждать не хотел.
Пришлось созвониться со знакомым стоматологом и договориться о приёме.
Как назло, сломался будильник, и ремонту по выслуге лет уже не подлежал. Володька боялся проспать, поэтому купил новый будильник. Всё равно в хозяйстве пригодится.
Утром звонок прозвенел, как и положено.
Володька собрался, быстренько хлебнул чая и поехал.
Подмораживало, но троллейбус вскоре подошёл, так что замёрзнуть Володька не успел.
Ему показалось странным, что у стоматологии народу не наблюдалось. Да и вокруг было как‑то пустынно. Он подёргал за ручку двери - закрыто.
Володька удивился.
У остановки висели часы. Володька даже протёр глаза.
Часы показывали 5.40. Ё‑моё! Ему же назначено на 9.30!
- Вау! Блин! - обругался Володька на известных ему языках.
Он сдвинул шапку и почесал в затылке. Вот так будильник! Подвёл, подлец!
Володька огляделся в поисках, где бы погреться.
В поле его зрения оказались «Бутик тепла и света», магазин «Жалюзинск», магазин электротоваров «Лампочка Ильича», магазин «Формула дивана», канцтовары «Канцтанция» и даже центр проктологии «Золотое сечение».
В другое время Володька от души посмеялся бы над этими дурацкими названиями, но сейчас ему было не до смеха. Всё было закрыто по причине раннего времени, а холод уже пробирал.
Володька глянул на новый серый дом - тот был построен как будто бы из разваливающихся в разные стороны коробок. Володьку слегка затошнило - то ли от асимметрии, то ли от голода.
Он топтался у поликлиники, не зная, куда податься.
К нему приблудилась какая‑то пожилая собака, обнюхала. Но от Володьки не пахло никакой едой, и собака обиженно удалилась.
Мимо проходила компания восточных мужчин.
Володька бросился к ним узнать точное время - может быть, часы на улице ошибаются?
Да нет, они показывали правильное время.
Володька совсем упал духом.
Узнав, в чём дело, мужчины предложили пойти с ними в их круглосуточный ресторанчик «Приют холостяка».
Замёрзший Володька с радостью принял приглашение.
В ресторанчике было тепло и уютно. Кормили вкусно и недорого.
Даже зуб успокоился.
За соседним столиком сидели двое мужчин. Один расхваливал тёщу - она на Новый год всем детям подарила по двести долларов и даже коту - тысячу рублей на «Вискас». А другой свою тёщу ругал - та на Новый год принесла им с женой две куриные ножки. И всё! Потом они заспорили, как правильно сказать: «От работы кони дохнут» или «Без работы кони дохнут»? Но к консенсусу так и не пришли.
От тепла, еды, выпивки Володька разомлел и даже слегка вздремнул.
Очнувшись, спросил, который час, и понял, что опоздал.
Он расплатился, поблагодарил гостеприимных хозяев и помчался в поликлинику.
Приём шёл полным ходом. Несмотря на праздники, народ тащился к врачам со своими болячками. У дверей знакомого стоматолога скопилась очередь.
Володька помялся, потоптался и понял, что эту очередь он не переждёт. Да и зуб утих.
Просунув голову в дверь, он извинился за опоздание.
Знакомый удивился, увидев Володьку - ведь ему было назначено на завтра.
Володька почесал в затылке: завтра - так завтра.
И поехал к себе в коммуналку - в свой приют холостяка.
- Ну, будильник, погоди! - грозил он, сидя в троллейбусе.
«КУРЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО»
«Ну, что? Прижали нас, алкоголиков?» - смеялись над собой подруги, имея в виду запрет на курение в общественных местах.
Теперь хотелось, чтобы любое культурное мероприятие закончилось побыстрее, и можно было выскочить на улицу и покурить.
Даже в рестораны стало ходить неинтересно - приходилось выбегать на улицу и курить стоя в любую погоду. Так что народу в ресторанах поубавилось.
А главное - что делать в поезде? Ведь даже на билетах написано: «Курение запрещено». И все вокзалы оклеены картинками с перечёркнутой сигаретой.
Сослуживица Рины собралась в гости к подруге под Ригу. Они долго обсуждали, как вытерпеть долгую поездку без курева. Решили: если нельзя курить, надо выпить и заснуть. А как выпить? Ведь тоже нельзя. Да просто: водку налить в бутылку из‑под минералки, коньяк - в бутылку из‑под «Пепси». Ну, чтобы по цвету совпадало.
Сослуживице повезло: в её рижском поезде были оборудованы места для курения. В этом заграничном поезде уважали права курящего человека. Так что она доехала и вернулась с комфортом.
А Рина собралась на зимние праздники к родне в российскую провинцию.
…Поезд уходил ночью. Подали его поздно, люди на перроне замёрзли. Курили сигареты одну за другой, пытаясь накуриться впрок на долгий путь.
Вагон снаружи был весь обледенелый, как дом в американском фильме «Доктор Живаго».
Проводница никак не могла открыть дверь в вагон, пришлось мужчинам‑пассажирам подналечь, чтобы примёрзшая дверь поддалась.
Проверяя билеты и паспорта, проводница, стуча зубами от холода, предупреждала:
- Закрывайте дверь в салон. Холодно.
В «салоне» действительно было холодно. И темно.
Некоторые пассажиры разделись было, но быстро поняли, что замёрзнут, и опять натянули свои куртки и шубы.
Долго ещё сидели в холодном и тёмном вагоне, хотя пора уже было отправляться.
Наконец поезд тронулся.
Через какое‑то время в вагоне слегка потеплело, потом чуть‑чуть посветлело.
Пассажиры вздохнули с облегчением, сбросили верхнюю одежду и выстроились в очередь за чаем. Видимо, это был вагон самообслуживания.
Туалеты оказались грязными и холодными. Панели на стенах и потолке отсутствовали, торчали ржавые трубы, с которых капала вода.
Какие‑то молодые люди попытались покурить в тамбуре, за что были оштрафованы полицией.
Утром в туалетах не оказалось воды, видимо, вся она ночью стекла с ржавых труб.
Проводница оправдывалась:
- Во всей системе нет воды. Вагон старый, немецкий.
- Времён 1‑й мировой войны? - ехидно спросила Рина.
- Да нет, гэдээровский,- сказал попутчик.- А сейчас - ни ГДР, ни вагонов.
- Я как в Советском Союзе побывал,- подхватил другой.
Рина вспомнила, что во времена Советского Союза билет в купейном вагоне этого поезда стоил десять рублей, а для студентов - и все пять. Так что студенты из её родного города приезжали за пять рублей утром в Москву, гуляли по улице Горького, а вечером возвращались домой.
Рина вздохнула. Времена изменились. Теперь она ехала в купе за шесть с лишним тысяч рублей в один конец без возможности умыться и выпить кофе утром. О курении и говорить не приходилось.
Первое, что делали пассажиры, выходя на перрон,- жадно закуривали. И Рина тоже.
…Праздники закончились удивительно быстро. Пора было возвращаться.
Поезд - тот же, ночной. Рина ужаснулась. Но, к счастью, в этот раз вагон оказался тёплым и светлым. Проводница сама разносила чай. Туалеты были приличные.
Соседка по купе - словоохотливая бабка с взрослым внуком.
В какой‑то момент внук достал сигареты.
- Нельзя же, оштрафуют,- предупредила Рина.
Парень улыбнулся и вышел из купе. Вскоре вернулся, положил на столик шоколадку, опять улыбнулся:
- Взятка.
И ушёл курить.
Когда он вернулся, Рина поинтересовалась, как ему это удалось.
Схема оказалась очень проста: надо купить у проводницы шоколадку за восемьдесят рублей, и можно курить всю дорогу в тамбуре.
- А полиция? - удивилась Рина.
Парень засмеялся:
- А полиции говоришь пароль: «Проводница разрешила». Они же делятся.
«Нет,- подумала Рина,- не прижмёшь нас, алкоголиков. Народ всё равно что‑нибудь придумает».
И пошла покупать шоколадку.
ДОРОГАЯ ПРОПАЖА
- Клава, что с тобой? - участливо спросил Володька, выходя на кухню.
Баба Клава, морщась, потирала коленки:
- Чо‑то ноги гудут. Никак, опять циклоп приближацца.
- Да вроде никакого циклона не обещали,- возразил сосед.
Попугай Петруша, сидя на форточке, молчал, понимая, что у хозяйки плохое настроение.
Баба Клава помялась, но выдавила из себя:
- Володя… я ето… опять… позвони, а?..
- Опять? - строго спросил сосед.
- Ну, дак…- виновато пробормотала баба Клава.
- Тьфу ты! - и Володька пошёл к телефону.
Вернувшись, загремел чайником, напевая «Где тебя отыскать, дорогая пропажа?».
- Пр‑р‑ропажа! Пр‑р‑ропажа! - подхватил попугай Петруша скрипучим голосом.
Баба Клава молчала.
Володька собрал на стол и в ожидании, когда чайник закипит, сел напротив соседки:
- Клава! Крокодил души моей, как называл известный писатель Чехов свою известную жену - артистку Книппер‑Чехову! Вот на черта ты завела эту банковскую карту? Раз в месяц, как все порядочные пенсионеры, сидела бы целый день дома и ждала, когда тебе принесут твою копеечную пенсию. Так нет же! Ты всё равно эту карту постоянно теряешь. Я не успеваю её блокировать.
Баба Клава вздохнула.
- Вот на прошлой неделе забыла её в магазине,- продолжал сосед,- в лотке с яблоками. Ладно, соседка нашла и принесла. А нынче где посеяла?
- Дак откудов я знаю?
- Знаешь, кто ты? Клаша‑растеряша!
- Р‑р‑растер‑р‑ряша! Р‑р‑растер‑р‑ряша! - подтвердил попугай Петруша.
Засвистел чайник.
- Гудит,- обернулась к плите баба Клава.
- Гудят паровозы и твои ноги,- проворчал Володька, снимая чайник.- А чайники и пароходы свистят. Ладно. Завариваем или по‑быстрому?
- По быстр‑р‑рому! По быстр‑р‑рому! - предложил попугай Петруша.
- Можно из патетиков. Вона у меня в коробке.
- Можно из импотентиков,- согласился Володька и побросал пакетики в чашки.- А пожевать у тебя что‑нибудь есть?
- Есть, есть,- оживилась баба Клава.- Каклетки. В холодильнике у меня. Вынай.
Володька открыл холодильник и придирчиво осмотрел его содержимое:
- Клава! Хризантема ты моя одноголовая! У тебя всё в пластиковых пакетах закручено. Я их должен разворачивать?
- Р‑р‑развор‑р‑рачивать! Р‑р‑развор‑р‑рачивать! - посоветовал попугай Петруша.
- Да не‑е‑е, там жа бумажки лежат, и написано, где чо.
- Тут буквы одни.
- Ну, дак и найди букву «кы» - каклетки, значицца.
Володька провёл пальцем по полкам:
- Клава! Цветок душистых прерий! Ты бы их хоть по алфавиту разложила. Как в библиотеке.
Соседка обиделась и поджала губы.
Тарелка с котлетами, наконец, была найдена, пакет развязан. Володька поставил тарелку на стол, потом взглянул на пакет и захохотал.
- Чо? Чо тако? - забеспокоилась баба Клава.
Володька потряс пакет, и из него выпала банковская карта.
- Ловкость рук и никакого мошенничества! - торжественно провозгласил сосед.- Мадам, получите вашу карту!
- Эх, ай‑яй! - покачала головой баба Клава.- И как ето я?
Она потрогала карту пальцем:
- Холодна.
- Так и ты будешь холодная, если в холодильнике полежишь.
Баба Клава укоризненно посмотрела на соседа.
- Ну, и шутки у вас, боцман,- устыдившись, пробормотал Володька.- Пошёл звонить. Надо твою карту разблокировать.
- Р‑р‑разблокир‑р‑ровать! Р‑р‑разблокир‑р‑ровать! - проскрипел ему вслед попугай Петруша.
Володька вскоре вернулся:
- Они меня уже по голосу узнают.
- Ты погрей каклетки‑то,- предложила баба Клава.
- А я холодные люблю.
Кто‑то с улицы позвал Володьку. Он перегнулся через подоконник и немножко побеседовал.
- Уходишь? - спросила баба Клава.
- Не смеши! Куда же я от такого стола? - и Володька принялся за котлету.- Это Серёга. За «жидкой газетой» пошёл.
- Ето как? - удивилась соседка.
- Какая ты, Клава, тёмная. Помнишь, раньше в аптеках продавали пузырьки со всякими спиртовыми настойками? Боярышник и всё такое?
- Ну, помню.
- А теперь эти фанфурики продают не в аптеках, а в киосках «Печать», из‑под полы, естественно. И мужики говорят: «Пошёл за «жидкой газетой»». Вот и Серёга пошёл.
- Фанфур‑р‑рики! Фанфур‑р‑рики! - попугаю Петруше явно понравилось новое слово.
- Эх, ай‑яй! - покачала головой баба Клава.- Чо с народом деецца, ежели он таки газеты читат?
- Так не у всех есть деньги на хорошую водку,- возразил Володька.- Потому что, как сказал вождь мирового пролетариата, «нищета и бедствия масс выше обычного». Или примерно так сказал.
Баба Клава посмотрела на соседа:
- А ты выпить хош?
Володька засмеялся:
- Всегда готов! Как юный пионер!
- Пионер‑р‑р! Пионер‑р‑р! - проскрипел попугай Петруша.
- Ну, вона у меня в холодильнике. Для петиту.
- Конечно, Клава! Исключительно аппетита для!
Он взялся за ручку холодильника:
- А на какую букву у тебя там водка?
Баба Клава покачала головой.
Попугай Петруша щёлкнул клювом и ничего не сказал.
ПРИЛИЧНЫЕ ДЕТИ
- Том, а, Том! У меня уже сил нет! - взмолилась Люся.- Я вообще терпеть не могу эти большие магазины! Ты как хочешь, а я пойду.
Тома посмотрела на подругу и сжалилась:
- Ну, подожди. Я только в косметику загляну, ладно?
Люся поплелась за подругой.
Тома зашла в секцию. За полками с краской для волос слышались какое‑то шуршание и сдавленный смех.
Она полюбопытствовала, что же там происходит, и ахнула.
Два пацана лет десяти, хихикая, меняли местами тюбики в коробках с краской.
- Хулиганы! Что вы тут делаете? - рявкнула Тома.
Пацаны, хихикая, пробежали мимо неё и скрылись.
Люся, устало прислонившись к стене, наблюдала.
Возмущённая Тома разыскала отсутствующего менеджера и рассказала о происшествии.
Расстроенная девушка менеджер спросила, что же теперь делать.
Тома посоветовала проверить все коробки с красками.
Девушка совсем скисла:
- И что, всё теперь проверять?
- Конечно! - сказала Тома.- Если не хотите, чтобы обманутые клиентки пришли вам морду бить.
И Тома гордо удалилась. Люся семенила следом.
…Они ехали в метро.
Люся дремала.
Тома же была бодра:
- Не спи, подруга! Вот ты не обращала внимания, что на радиальных линиях к центру остановки объявляют мужчины, а из центра - женщины? Почему?
Люся пожала плечами:
- Наверное, утром люди едут к центру на работу, и мужские голоса активизируют их на трудовой день, а вечером народ возвращается домой, и женские голоса всех успокаивают.
- Может быть,- и Тома задумалась.
…Они вышли на своей станции и решили не толкаться в троллейбусе, а пройтись до дома по бульвару.
Тома всё возмущалась поведением мальчиков в магазине:
- Хорошо, что наши не такие. Приличные дети.
- Ну, твой‑то уже взрослый - студент,- сказала Люся,- такими глупостями не занимается.
Они шли по бульвару.
На лавочке сидела неразлучная троица: Люсин сын Лёшка и его друзья - Ахметка и Додик. Они кормили голубей.
- Видишь, голубей кормят. Я же говорю - приличные дети,- улыбнулась Тома.
Люся хотела окликнуть сына, но Тома вдруг дёрнула её за рукав:
- Стой!
- Что такое? - забеспокоилась Люся.
- Что‑то странное,- Тома внимательно наблюдала за действиями троицы.
Мальчики отламывали куски от зазеленевшей булки в руках Ахметки и бросали крошки голубям. Но не около себя, как делают все, а старались закинуть крошки как можно дальше, поближе к газону.
Тома пригляделась и всплеснула руками:
- Они же голубей к кошке подгоняют!
На газоне в траве распласталась рыжая кошка.
Не успела Тома закричать, как кошка прыгнула, и голубь забился у неё в зубах.
Стая, громко хлопая крыльями, взлетела и уселась на провода.
Троица друзей радостно пустилась в какой‑то индейский пляс.
- Это что? - грозно спросила Тома.
Троица застыла.
- Живодёры! - продолжала Тома.- Загоняете голубей к кошке! Не стыдно, а?!
Люся молчала, не зная, как реагировать.
Первым очнулся Ахметка:
- Этта! Кошки тоже кушать хочут!
- Хотят,- автоматически поправил Додик.
- Ну! А я чё сказал? Она тоже кушать хотит.
- Хочет,- поправил Додик.
- Этта! Чё ты меня всё путаешь? - возмутился Ахметка.
- Сами додумались или кто научил? - бушевала Тома.
- Этта! Деда Саня так делает,- сознался Ахметка.
- А такой интеллигентный старичок,- беспомощно пробормотала Люся.- Стыдно‑то как…
Додик авторитетно заявил: он видел по телику, что в Кремле специально держат ястребов для уничтожения голубей и ворон, которые гадят на золотые купола. А когда ястребы не справляются, то на охоту выпускают филина Филю.
- Ястребы сами за птицами гоняются,- сердилась Тома,- а вы - малолетние провокаторы, голубей к кошке загоняете. Пусть сама охотится. А если бы вас вот так к крокодилу подталкивали, вам бы понравилось?
Троица переглянулась: такая мысль не приходила в юные головы.
- Этта! Так жалко кошку,- оправдывался Ахметка.
- Вот и неси ей котлету из дома. Или колбасу,- отрезала Тома,- раз ты такой жалостливый.
- Не‑а! - возразил Ахметка, шмыгая носом.- Нельзя. Мамка ухи надерёт.
Додик хотел поправить друга, но передумал.
- Марш по домам, живодёры! - скомандовала Тома.
Троица понуро поплелась из сквера.
Тома и Люся замыкали шествие.
- Вот тебе и приличные дети,- сокрушалась Люся.- Какой позор!
Тома вдруг засмеялась.
- Ты чего? - удивилась Люся.
- Да вспомнила. Когда мы в школе писали выпускное сочинение, одна из тем была по «Поднятой целине». И подружка Танька написала, что то ли Нагульнов, то ли Размётнов, сейчас уж не помню кто, очень любил животных и поэтому убил свою кошку, когда та повадилась жрать голубей.
Люся не смеялась:
- Не знаю, как реагировать на Лёшкин поступок.
Тома пожала плечами:
- Никак. Мы пашем, на детей времени нет. Как в советские времена, только хуже. Раньше кружки были. Пионерская организация. А сейчас? Кружки за деньги. Пионерская организация приказала долго жить. Один мой приятель до сих пор ностальгирует по своему «красногалстучному детству». Кстати, ты помнишь, сколько стоил пионерский галстук?
Люся помотала головой.
- Я тебе скажу. Пятьдесят пять копеек. Только не помню, это цена шёлкового или сатинового. Наверное, шёлкового. Сейчас - двести пятьдесят рублей.
Люся фыркнула:
- А зачем их сейчас покупают?
Тома подумала:
- Для прикола, наверное. Или как сувениры. Или на память о детстве.
- Так что с Лёшкиным живодёрством делать? - Люся вернулась к больному вопросу.
- Что что? Колбасу для кошки давать. Из Лёшкиного рациона. Если кошку жалеет - пусть от себя отрывает. Тоже мне, юные натуралисты выискались.
С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ
- Ну, чего опять сырость разводишь? - устало спросила Рина.
В трубке хлюпала подруга Верка, которую Рина называла Верандой. Вся в слезах, она поведала, что собралась ехать на юг - лечить нервы. А перед отъездом решила исповедаться и причаститься - мало ли что, ведь на самолёте летит.
Сквозь рыдания подруги Рина с трудом разобрала, что Верку не допустили до исповеди и причастия, а священник сказал ей: «Пошла вон».
- Ладно врать‑то,- возразила Рина.- Не мог священник так сказать. Объясни толком, что произошло.
Веранда безутешно рыдала.
- В каких таких страшных грехах ты ему призналась, что он тебя выгнал? - спросила Рина.- Ты не пьёшь, не куришь, не злословишь. Признавайся, украла что или кого убила?
Веранда продолжала рыдать.
- Так что? Ты, небось, ему всю свою жизнь обсказала и пожаловалась, что потеряла смысл жизни, а процесс этой самой жизни тебя не устраивает? - усмехнулась Рина.- Говори, а то я трубку повешу.
Веранда проплакала, что два дня постилась, утром пришла в церковь - ни маковой росинки во рту, как положено. А батюшка огорошил её вопросом: исповедовалась ли она постом?
Вопроса Верка не поняла. Успела лишь пролепетать: «А как?..».
Батюшка сурово посмотрел на неё и отрезал: «Свободна».
Рина засмеялась:
- А что тебе непонятно? Он же нормально спросил, ходила ли ты на исповедь во время поста. Сказала бы честно: «Нет».
- А он тогда что? - с надеждой спросила Верка.- Допустил бы?
- Да нет, всё равно выгнал бы. Но ты тогда бы точно знала, за что. И ушла бы с чистой совестью.
- Ну тебя,- фыркнула Верка,- скажешь тоже. С чистой совестью.
- Успокоилась? - спросила Рина.
- Ага. Я теперь в эту церковь не пойду. Я в другую пойду, к другому батюшке.
- Тебе срочно? - поинтересовалась Рина.
- Я же говорила: лечу на самолёте. Обязательно надо исповедаться и причаститься. Мало ли что?
- А если и другой батюшка задаст тебе тот же вопрос? - съехидничала Рина.
Верка на минуту задумалась:
- Лететь‑то надо. Ну, совру. С чистой совестью.
СОЗЕРЦАНИЕ ПРОЦЕССА
- Эй! Руки прочь от моего кроссворда! - возмутился Володька, возвращаясь на кухню.- Брысь!
- Бр‑р‑рысь! Бр‑р‑рысь! - проскрипел с форточки попугай Петруша.
- Ох‑ти, ох‑ти, развоевался,- проворчала баба Клава, не отрываясь от штопки носка.
- Клава, педилантус ты мой титимолоидный, почему не охраняешь моё имущество? - продолжал возмущаться сосед.
- Не приставай,- проворчала баба Клава.
- Не пр‑р‑риставай! Не пр‑р‑риставай! - поддержал хозяйку попугай Петруша.
- Всё, Лялька, уходи с моего места и оставь в покое мой кроссворд,- сказал Володька.- Поставь лучше чайник.
- Да я ничего и не успела разгадать, оправдывалась Лялечка.- Только заглянула.
- Вот и не заглядывай,- и Володька углубился в кроссворд.- Чайник поставила? Ну, иди к своему компьютеру.
- Да он у меня завис,- вздохнула Лялечка.
- Кстати, Клава, ты всё ругаешь меня за курение на лестнице. А я тебе могу сказать о пользе курения.
- Ну?
- Я вот сейчас пошёл покурить и вора спугнул.
- Ето как? - баба Клава оторвалась от штопки носка и посмотрела на соседа.
- А вот так. Стою, курю. Слышу, кто‑то в подъезд вошёл. Я заглянул через перила. Вижу, какой‑то мужик в кепке поднимается. Не наш. Может быть, к кому‑то в гости. Но почему‑то тихо‑тихо так идёт. Смотрю, а он к двери Петровых подошёл, оглянулся и ключом пытается дверь открыть. Ну, думаю, вор. Я ему крикнул: «Эй, мужик, тебе помочь?». Он вздрогнул, кепочку поглубже надвинул и бежать. Вот так.
- Ну, и хорошо,- и баба Клава вернулась к своему занятию.
- Хор‑р‑рошо! Хор‑р‑рошо! - похвалил Володьку попугай Петруша.
- Так что я, как теперь говорят, «полиционэр»,- похвастался Володька.
Лялечка присела к столу:
- А что это за слово? Вроде буквы есть, а угадать не могу.
- Какое?
- Да вот это,- Лялечка ткнула пальцем в кроссворд.- «Химическое соединение углерода с другими элементами».
- Посмотри в Интернете,- отмахнулся сосед.
- Говорю же - завис.
- А я тебе что - словарь?
- Ну, Володя,- заныла Лялечка,- ты же всё знаешь.
- Знаю. Это карбид.
- Что‑то знакомое,- наморщила лоб Лялечка.
Володька уставился на соседку:
- Неужели не знаешь?
Лялечка помотала головой.
- Ну, ты даёшь! - засмеялся Володька.- Это такая штука, по виду похожая на соду. Если его кинуть в лужу, он шипел, дымил, лужа кипела. И чем‑то остро пахло. Мы этот карбид тырили на стройках, чтобы бросать в лужи и, так сказать, созерцать процесс шипения, дымления и кипения. Ну, это было, когда я ещё в школе учился. В последний раз я о нём слышал в фильме «Большая перемена». Там парень сказал учителю, что принёс в школу карбид и сунул под воду.
Лялечка фыркнула:
- Что такого интересного в созерцании процесса кипящей и дымящей лужи?
- Ну, то же, что в созерцании процесса поджигаемого тополиного пуха или жевании вара.
Лялечка пожала плечами:
- Это вы в детстве так убого развлекались?
- Р‑р‑развлекались! Р‑р‑развлекались! - подтвердил попугай Петруша.
- Но‑но! - Володька погрозил пальцем.- Попрошу не оскорблять моё счастливое советское детство! Между прочим, телевизоры‑то тогда мало у кого были. И жвачку из всяких там европ‑америк ещё не завезли. Зато мы общались и постоянно бывали на природе, то есть, конечно, на улице. Нынешние‑то дети без мобильника и общаться не умеют. А эти сэлфи? Скажи, какая такая радость - фоткать себя, любимого, выкладывать в сети на всеобщее обозрение и ждать лайков? Это - не убогое развлечение? Прямо не люди, а какие‑то викиоты. А страдают нынче знаешь от чего?
- От чего?
- От фейсбучной депрессии и мирозлобия! Надо же!
- Чего ты заводишься? - примирительно сказала соседка.
- А чего ты гуглопытничаешь? - огрызнулся Володька.
- Ну, не хотела я твоё счастливое советское детство обидеть,- Лялечка уже корила себя за длинный язык.
- Ладно, мы с моим детством вовсе даже и не обиделись. А карбид - он не только в луже шипит и дымит.
- А где ещё?
- В кармане,- засмеялся Володька.
- В кар‑р‑рмане? В кар‑р‑рмане? - удивился попугай Петруша.
- Ето как? - баба Клава опять оставила своё занятие и посмотрела на соседа поверх очков.
- Нальёте чаю - расскажу,- опять засмеялся Володька.- Вон чайник уже дымит и кипит.
Лялечка вскочила и захлопотала у стола.
- Ну, так вот,- Володька отодвинул кроссворд и отхлебнул из своей большой кружки.- Был у нас в классе такой Митька - двоечник и хулиган. Однажды он притащил карбид в класс. В кармане. Заранее запасся, чтобы сразу после уроков лужу поискать. А карбид возьми и задымись. Видать, нога у Митьки вспотела.
- Прямо в кармане? - ахнула Лялечка.
Володька кивнул.
- В кар‑р‑рмане! В кар‑р‑рмане! - в восторге заорал попугай Петруша.
И Володька показал, как Митька прыгал и махал руками.
- Да тихо ты! Чай спрокинешь,- предостерегла баба Клава.
- Спр‑р‑рокинешь! Спр‑р‑рокинешь! - присоединился к хозяйке попугай Петруша.
- А дальше что? - не отставала Лялечка.
- Ну, набежали тут директор, завуч, медсестра. Митьку вытащили из класса, «скорую» вызвали и увезли беднягу в больницу.
- Володя, а сейчас можно карбид достать?
Володька пожал плечами:
- Не знаю. А тебе зачем?
Лялечка зажмурилась и улыбнулась:
- Хотелось бы приобщиться к созерцанию процесса.
Володька вздохнул:
- Нет, Лялька, думаю, всё в прошлом: вар, тополиный пух, карбид в луже. И наше счастливое советское детство. Процесс ушёл.
Попугай Петруша посмотрел на Володьку и ничего не сказал.
ЗООПАРК
Володька - человек любознательный. Ну, всё его интересует!
Увидел объявление, что приехал передвижной тактильный зоопарк - не поленился, поехал.
В метро в него вцепился молодой таджик, который никак не мог найти нужную станцию. Все от него шарахались, а Володька остановился. Парень забыл название станции, помнил только, что это какое‑то женское имя.
- Марьино? - спросил Володька.
Таджик замотал головой.
- Александровский сад?
Таджик опять помотал головой.
- Ты хоть вспомни, какое имя,- настаивал Володька.
Таджик задумался и неуверенно предположил:
- То ли Анюта, то ли Аня.
- Аннино?
Парень радостно закивал.
Володька подвёл его к схеме метро, подробно объяснил, куда ехать и где пересесть на другую линию.
Таджик поблагодарил и растворился в толпе.
Володька вышел на улицу и не спеша двинулся по указанному адресу к намеченной цели, читая названия всех заведений, что попадались по дороге, и их рекламу.
Вот свадебный салон предлагает примерку платьев за 300 рублей, интим‑салон рекламирует «инновационные» презервативы.
Володька засмеялся. Недавно слышал, что в Питере хулиганы надели презерватив на Чижика‑пыжика.
Какая‑то контора гордо именовала себя - «Мастер клининг».
Кто‑то зазывал на конкурс игры на воображаемой гитаре.
Володька пожал плечами и продолжил свой путь.
У цветочного магазина понюхал цветы - они стояли прямо на улице. Цветы не пахли ничем.
Почему‑то вспомнил сообщение где‑то в СМИ, что во время войны немецкие танки, замерзая, пахли фиалками. Топливо у них было с отдушкой.
Наконец он добрался до нужного места.
В зоопарке были только обезьяны. Их можно было погладить через прутья клеток.
Гладить обезьян Володька не захотел.
Он осмотрелся, покрутился и стал наблюдать за людьми.
Народу было не очень много. Не все, наверное, хотели погладить обезьян. А раз так - чего на них смотреть?
Маленький мальчик упрашивал сотрудника дать ему подержать обезьянку, потому что он сам по году рождения - обезьяна. Вроде как он с обезьянами одной крови. Бабушка отговаривала внука от этой опасной затеи.
Но мальчик умолял.
Сотрудник вопросительно посмотрел на бабушку. Та скривилась, но кивнула, давая согласие.
Сотрудник Анатолий (имя было написано у него на беджике) принёс из соседнего помещения маленькую обезьянку - видимо, её специально держали для подобных случаев.
Мальчик взял её на руки, прижал к себе, и лицо его озарилось счастливой улыбкой. Он шептал обезьянке что‑то ласковое.
Бабушка смотрела неодобрительно и радости внука не разделяла.
А мальчик повернулся к бабушке и протянул ей обезьянку, чтобы и бабушка тоже подержала зверька.
Бабушка вздрогнула. По лицу её пробежала дрожь негодования и брезгливости.
А внук всё протягивал обезьянку.
И бабушка после некоторого колебания сдалась. Ради внука.
Она взяла обезьянку. А та прижалась к женщине, обняла её за шею и положила голову на плечо.
Женщина замерла. Что‑то в ней происходило. Какая‑то борьба с самой собой.
Обезьянка была трогательная и беззащитная.
И бабушка вдруг улыбнулась.
- Я же говорил, я же говорил: она тебе понравится! - ликовал внук.
Володька подумал, что героическая бабушка ради внука одержала победу над собой.
А в это время какой‑то верзила, пришедший с компанией, сунул в клетку кулак. Одна из обезьянок немедленно уселась на этот кулак, а остальные налетели на неё, пытаясь столкнуть и занять её место.
Парни гоготали.
Сотрудник Анатолий оставил мальчика с бабушкой и подошёл к шумной компании. Он посоветовал больше этого не делать, потому что забава - опасная, и так играть с обезьянами могут только сотрудники.
Он протянул кулак в клетку, и обезьяны тут же переключились на знакомую руку.
Володька обратил внимание, что в клетку сотрудник сунул левую руку, так как на правой у него блестело новенькое обручальное кольцо.
Молодая женщина, тоже с новеньким обручальным кольцом, видимо, его жена, что‑то ему сказала, поцеловала в щёку и куда‑то отлучилась.
Зрители с удовольствием смотрели, как обезьяны боролись за место под солнцем, то есть на кулаке.
Вдруг обезьяна, не принимавшая участие в общей игре, подобралась к сотруднику Анатолию и вытащила у него из кармана паспорт. С ним и ускакала в дальний угол клетки.
Посетители засмеялись.
А вот Анатолию было не до смеха.
Он стряхнул зверьков с руки и стал уговаривать:
- Чича! Отдай паспорт! Зачем он тебе?
Володька ухмыльнулся:
- Прямо как в «Айболите». Обезьяна Чича и собака Авва.
Чича, глядя на Анатолия, листала его паспорт.
Парень позвал жену, потому что ключ от клетки был у неё. Жена не отзывалась.
Сотрудник Анатолий попеременно уговаривал Чичу отдать паспорт и звал жену с ключом.
Чича продолжала медленно листать паспорт, глядя на Анатолия.
Наконец жена вернулась.
Парень отпер замок. Но в тот момент, когда он вошёл в клетку, обезьяна одним движением вырвала все страницы из паспорта.
Посетители ахнули.
Чича бросила разорванный паспорт и повернулась ко всем спиной.
Совершенно расстроенный сотрудник Анатолий забрал свой испорченный паспорт, вышел, запер клетку, отошёл к стене и присел на корточки.
Володька из солидарности присел рядом. Тоже на корточки.
«Интересно,- подумал он,- все мужики в России садятся на корточки. Наверное, это генетическая зэковская память».
- Не понимаю,- растерянно бормотал Анатолий,- мы же её все любим. Зачем она так?
- Эх, Толик,- задушевно сказал Володька,- видать, и она тебя любит. Вот и приревновала к жене. Поцелуйчики ваши увидела и проверила штамп в паспорте. Теперь смотри, чтобы жена тебя к ней не приревновала, Женщины - они ведь такие ревнивые. И мстительные. Так что берегись.
МУЖЧИНЫ НЕ ОБМАНЫВАЮТ
Володька сидел на лавочке и курил. Курить на свежем воздухе гораздо приятнее, чем на лестничной клетке - кто же спорит?
На бульваре появилось новое лицо - импозантный мужчина в хорошем костюме и при шляпе.
«Франт»,- определил про себя Володька.
Франт фланировал по бульвару и приглядывался к прохожим.
«Бабу клеить будет»,- усмехнулся Володька.
На дорожке показался сосед - очкастый студент Витюша.
Франт направился к нему.
«Оба‑на! - удивился Володька.- Оч‑ч‑чень интересно».
Франт перехватил Витюшу неподалёку от скамейки, где сидел Володька. Володька слегка поёрзал - и подвинулся поближе, чтобы лучше слышать.
- Ты мужчина или мужик? - спросил франт.
Витюша удивился, задумался и промямлил:
- Ну, мужик… Наверное…
Франт усмехнулся:
- Мужики пашут. Вот я - мужчина. Посмотри, как я одет.
Витюша посмотрел и уточнил свой ответ:
- Ну, мужчина… Наверное…
Володька навострил уши: не пора ли спасать соседа?
Франт обворожительно улыбнулся:
- А мужчины никогда не обманывают. Так?
Витюша подумал и кивнул:
- Так.
- Тогда я тебе задам вопрос. И если ты меня обманешь, заплатишь мне столько, на сколько обманул.
Витюша не совсем понял, но кивнул.
- Какого ты года рождения? - задал франт невинный вопрос.
- Ну, девяносто пятого.
Франт широко улыбнулся:
- А вот и нет! Тысяча девятьсот девяносто пятого! Ты меня обманул на тысячу девятьсот рублей. Так что плати.
Витюша растерялся, очки съехали на нос, дрожащей рукой он пытался водрузить их обратно.
«Ничего себе! - восхитился Володька.- Новый вид вымогательства».
Пора было выручать соседа.
Он подошёл, встал напротив франта, заслонив собой Витюшу.
- Связался чёрт с младенцем? - весело и нагло спросил он.
- Простите? - франт вежливо приподнял шляпу.
- А вот не прощу! Ты что это на нашем бульваре пацанов обираешь?
- Идите, куда шли,- посоветовал франт.- Я не с вами разговариваю.
- А я - с тобой. Сам иди, куда шёл. Вон у меня друганы на тренажёрах качаются,- Володька махнул рукой.- Сейчас позову - мало не покажется!
Франт покосился туда, куда показал Володька. И действительно, на площадке с тренажёрами занимались крепкие такие ребята.
Франт понял, что лучше убраться подобру‑поздорову.
Он укоризненно покачал головой, улыбнулся, приподнял шляпу:
- Мужчины не обманывают и держат слово.
И с достоинством удалился.
Володька обернулся к Витюше. Тот всё ещё стоял с открытым ртом и вытаращенными глазами:
- Ух, как вы его…
Володька засмеялся:
- Есть ещё похрен в похреновницах.
- А вы этих парней знаете? - спросил Витюша.
- Да откуда?
- Обманули? - улыбнулся, наконец, Витюша, выходя из обморочного состояния.
- Так я же - мужик,- ответил Володька.
И добавил в назидание:
- А ты - лопух. Сколько раз говорил: не садись играть в покер с нами, шулерами.
КАК ОТЕЛЛО И ГЕРАСИМ
- Кофе хотите? - спросила Лялечка.
Баба Клава помотала головой:
- Я чай пью. Благодарствуй.
- Благодар‑р‑рствуй! Благодар‑р‑рствуй! - проскрипел с форточки попугай Петруша.
- Ну, как хотите.
- А вот и хотим! - заявил с порога кухни сосед Володька.
- А у тебя что есть? - повернулась к нему Лялечка.
- У меня‑то? У меня ликёр! Пойдёт?
- Неси.
На оживлённые голоса вышла и соседка Валентина:
- Что празднуем?
- Кофе пьём. С ликёром. Присоединяйся,- галантно пригласил Володька.- Только к столу что‑нибудь притарань.
- Пр‑р‑ритар‑р‑рань! Пр‑р‑ритар‑р‑рань! - подтвердил приглашение попугай Петруша.
Валентина кивнула и принесла коробку с пирожными.
Лялечка разлила кофе по чашкам, Володька - ликёр по рюмкам.
От ликёра и пирожного баба Клава не отказалась.
- Вопрос на засыпку,- сказала Лялечка.- Как Отелло убил Дездемону?
- Задушил,- ответили хором Володька и Валентина.
- Как бы не так! - ехидно улыбнулась Лялечка.- Недавно по телевизору в какой‑то передаче ведущий приставал к присутствующим с этим вопросом. Все ответили, что задушил. А он победно так всех оглядел и пристыдил, что они пьесу не читали. И что Отелло Дездемону…
Она не успела договорить.
Володька картинно приложил руку к сердцу:
- Ой! Неужели зарезал и расчленил?!
Баба Клава поперхнулась чаем.
- Нет! Он сказал, что Отелло Дездемону застрелил из пистолета.
- Иди ты! - засмеялся Володька.
Валентина пожала плечами:
- Сам он не читал, а видел, наверное, в какой‑нибудь современной постановке. Сейчас ведь это модно: переворачивать всё с ног на голову. Да и Отелло‑то нынче все белые, без грима. Краситься им что ли лень? Или грим в стране кончился? Кстати, тут писали недавно: в одном спектакле Герасим тоже…
- Ой‑ой‑ой! - перебил её Володька и схватился за голову.- Неужели застрелил Муму?
- Застрелил,- усмехнулась Валентина.- Барыню.
Все дружно засмеялись.
- А я что видел по ящику! - отсмеявшись, сказал Володька.- Один в прошлом известный ведущий рассказывал про Гоголя. Стоит он около Гоголя, который во дворе сидит. И объясняет, что значит «ходить гоголем». Знаете, как это?
- Знаем,- кивнула Валентина.- Задрав нос.
- Глядя на других свысока,- добавила Лялечка,- демонстрируя собственное превосходство.
- А вот и нет! А вот и нет! - дурашливо пропел сосед.- Мужик этот авторитетно заявил, что гоголь - дикая утка. И «ходить гоголем» - значит ходить, как эта самая утка: скрючившись, переваливаясь, кособоко, носом вниз.
И даже продемонстрировал.
Володька встал и показал, как ведущий, втянув голову в плечи и переваливаясь с ноги на ногу, дефилировал около памятника.
Соседи покатились со смеху.
- А Гоголь как на ето посмотрел? - спросила вдруг баба Клава.
Кухня сотрясалась от хохота.
- Плохо, Клава, плохо Гоголь на это посмотрел, не одобрил,- сквозь смех ответил Володька.
- Не одобр‑р‑рил! Не одобр‑р‑рил! - согласился попугай Петруша.
- И откуда такие эрудиты берутся? - удивилась Валентина.- Я вот тут диссертацию одну прочитала. Так автор, учёная дама, написала, что в чеховских «Трёх сёстрах» у Наташи была брошка в виде паука. Это, так сказать, её визитная карточка. И в дальнейшем Наташа ведёт себя как паук.
Лялечка фыркнула:
- Не было у неё никакой брошки. А было розовое платье с зелёным поясом.
Володька почесал в затылке:
- Откуда же она эту брошку взяла?
- Да это в «Вишнёвом саде» у Ани была брошка в виде пчёлки. Ей мама в Париже купила.
Соседи засмеялись.
- Подруга, свари ещё кофе,- попросил Володька.- А я ликёрчику подолью.
Лялечка захлопотала у плиты.
- А я понял,- Володька оделил всех ликёром.- Годы культуры и литературы закончились, средства потрачены и отмыты, галочки поставлены. Теперь можно забыть и о культуре, и о литературе. Сбросить их, как говаривал по молодости и глупости классик, с парохода современности. Между прочим, если кто не знает, экстрасенсов и колдунов приравняли к служителям культа.
Баба Клава внимательно следила за ходом дискуссии, качая головой.
- Наверное, ты прав,- Лялечка разливала кофе по чашкам.- Вот год культуры, четырнадцатый, только‑только кончился, и официально объявили о сокращении финансирования культуры. В шестнадцатом году - на восемь миллиардов рублей, в семнадцатом - на девять, в восемнадцатом - на шестнадцать.
Володька сложил руки ковшиком и прокричал:
- Проща‑ай, культура‑а!
- Не смешно,- возразила Лялечка.
- И мне не смешно,- согласился сосед.- Потому что уже и пятнадцатый, который год литературы, кончился. И сократилось количество издательств и изданий. Не буду забивать вам головы грустными цифрами и сравнивать с издательским делом в Советском Союзе.
- В библиотеках списывают экстремистскую литературу, которую в большом количестве закупали в девяностых годах,- сказала Валентина.- У нас в институте - тоже.
- А списанную куда девают? - спросила Лялечка.
- В макулатуру, на переработку,- ответил Володька.- Или сжигают.
- А у вас в институте куда дели? Сожгли? - не отставала Лялечка.
- А у нас в институте заперли в сейф.
- Значитца, заарестовали? - уточнила баба Клава.
- Заар‑р‑рестовали? Заар‑р‑рестовали? - забеспокоился попугай Петруша.
- Не расстраивайся, Петро,- успокоил его Володька.- Ты же всё равно читать не умеешь.
Попугай Петруша неодобрительно посмотрел на Володьку и промолчал.
- Зато нашу библиотеку обязали купить Православную энциклопедию,- продолжала Валентина.- Раньше её присылали бесплатно. Ну, библиотека несколько экземпляров оставляла у себя, а остальные раздавала желающим. Теперь институт обязали её выкупать. Каждый том по себестоимости - 900 рублей. Пока вышло 18 томов. Но! Необходимо выкупить каждый том в количестве 24 экземпляров. Теперь вот эти тома пылятся по углам и валяются под ногами.
- Эх, ай‑яй! - отреагировала баба Клава.
Володька почесал в затылке.
- У меня однокурсник работает главным редактором газеты,- поделилась Лялечка,- нет, не в Москве. Говорит, теперь ввели цензуру - для прессы, литературы и культуры. Запрещено потреблять слово «презерватив» и пять матерных слов.
Володька посчитал на пальцах, шевеля губами:
- Понятно, самые ходовые. А если буква и точки?
- И с точками нельзя,- засмеялась Лялечка
- Действительно, смешно,- согласился сосед.- Но, кроме этих, есть и другие слова.
Он почесал в затылке и пришёл к выводу:
- Наверное, цензоры остальных слов не знают.
- А ноне чейный год? - опять подала голос баба Клава.
Мнения не совпали: Лялечка слышала, что год кино, а Валентина видела плакаты, что год классики.
- Ну, значит, и кино, и классике - всем будут кранты,- решил Володька.
- Кр‑р‑ранты! Кр‑р‑ранты! - в восторге завопил попугай Петруша.
Володька погрозил пальцем:
- Какой‑то ты сегодня, Петруха, экстремист.
- Экстр‑р‑ремист! Экстр‑р‑ремист! - согласился попугай Петруша.
Кофе был выпит, пирожные съедены. Лялечка и Валентина стали собирать посуду.
- Куда рюмки‑то убираете? - Володька потряс бутылку.- Тут ещё по шестнадцать капель.
Соседки вернулись к столу.
- И чо таперя будет? - спросила баба Клава.
- Да ничего хорошего,- пробурчал Володька, разливая остатки ликёра.- И этот назначенный неизвестно каким год, как и прошлые, расстреляют.
- Р‑р‑расстр‑р‑реляют? Р‑р‑расстр‑р‑реляют? - возмутился попугай Петруша.
- Ага,- невесело хмыкнул Володька.- Как Отелло и Герасим.
Он поднял рюмку:
- Ну, выпьем за упокой наших культуры, литературы, кино и классики.
Выпили, не чокаясь.
Почему‑то никому не было смешно.
ХОРОША СТРАНА АМЕРИКА!
Ирине Мухитдиновой
Подруга уверяла её, что имя влияет на жизнь и судьбу. И что родителя не всегда называют ребёнка правильно, поэтому у детей жизнь часто не складывается. Она всё пыталась найти своё настоящее имя: каждый день называла себя по‑другому и наблюдала, как пройдёт день. Имя пока обнаружено не было, и подруга находилась в поиске.
Она приводила в пример советскую литературу. По имени персонажа сразу можно было понять, положительный этот герой или отрицательный. Положительных героев звали Иван, Алексей, Николай, Александр, Владимир, Виктор, Павел. Михаил - ну, так себе, у этого человека мог быть какой‑то изъян. А уж Эдик, Валерик и Виталик - явные подлецы.
У Шуры же было наоборот: сначала менялась её жизнь, потом - имя. Как говорили какие‑то древние: времена меняются, и мы меняемся с ними.
Вот они с мужем - Александры. Оба. Пока были маленькими, их в семьях звали Сашами. Повзрослели, познакомились, поженились. Друзья называли его Сашей, а её Шурой. Чтобы не путать. Она не возражала.
Потом родилась дочь, и они стали мамой и папой.
Дочь выросла, уехала в Америку, вышла замуж. Зять, не говорящий по‑русски, обращался к ним: Алекс и Сандра. Ну, а когда родились внуки, появились новые имена - бабушка и дедушка.
А друг друга они называли Шуриками.
Ещё муж называл её смешно: Пампушкин. Она была беленькая, пухленькая, похожая на булочку. А фамилия их - Пушкины.
Саша знал английский язык и мог общаться с зятем и внуками. Шура знала язык плохо, поэтому говорила по‑русски, при этом повышала голос и махала руками.
- Пампушкин, уймись,- говорил в таких случаях муж.- Они же не глухие, а иностранцы.
Шура смущалась и замолкала.
Ей нравилось летать в Америку, хотя долгие полёты её утомляли.
На время приезда она старалась освободить дочь от домашних дел: готовила, убирала дом, возилась с внуками и безуспешно пыталась научить их русскому языку.
Да, хороша страна Америка!
Хотя не ко всему Шура могла привыкнуть. Во всяком случае, не сразу.
Например, дочь с мужем ставили на своём участке будку для собаки.
У нас бы как? Сколотили конурку с дыркой - и всё.
А там - не‑е‑ет!
Обязательно нужно разрешение главного архитектора. Фундамент, размеры - всё должно соответствовать американским ГОСТам. В будке требовалось наличие окна и кондиционера. Собаке - окно и кондиционер?! Шура только дивилась.
Когда строительство будки завершилось, Шура ахнула: их дача на родине была чуть‑чуть побольше. Шура прикинула: в этом собачьем доме можно поставить две койки и жить припеваючи.
Или другой случай.
В Америке Шура не только не бросала свою привычку бегать по утрам, но ещё как‑то уговорила мужа составить ей компанию.
Побежали.
Шуре захотелось свернуть на живописную тропу, по которой она никогда не бегала. Их догнал мужчина, замахал руками и что‑то сказал по‑английски. Саша кивнул и поблагодарил. Мужчина побежал дальше.
- Туда нельзя,- сообщил Саша.
- Как это нельзя? - возмутилась Шура.- А я хочу! Это свободная страна или как?
Муж засмеялся:
- Свободная. Только тропа эта - крокодилья. Хочешь - беги. Я тебя тут подожду.
У Шуры задрожали руки и ноги.
- Пойдём обратно,- предложил муж.- Позавтракаем.
Шура согласилась.
Дочь устраивала им познавательно‑развлекательные поездки.
В одном местечке около города Дайтона‑Бич они остановились перекусить.
Шурики обратили внимание на местных мужчин. Часть из них была при костюмах, галстуках, шляпах. И при жёнах. Они чинно прогуливались или сидели в кафе.
Другая же часть представляла собой нечто экзотическое. Это были старики на байках. Лет за семьдесят. Нет, не байкам, а старикам. Хотя, может, и байкам тоже. Все старики - в косухах, кожаных штанах, тяжёлых ботинках. У всех - мотоциклетные очки и банданы, из‑под которых торчали седые космы. Шлемов байкеры не признавали.
И ехали они в Дайтону‑Бич на «Байктоберфест» - фестиваль байкеров и пива.
- Боже мой! - ахнула Шура.- И как они только держатся?
Из кафе выходил мужчина в костюме, при галстуке, шляпе и жене. А навстречу ему - того же возраста старик, только что слезший со своего байка.
Они повстречались на ступеньках, узнали друг друга и протянули руки для приветствия. У того и у другого руки тряслись.
- Ну, как, Боб, ты всё ещё ездишь? - спросил мужчина в костюме.
- Езжу,- с гордостью ответил старый седой байкер.
Шура тихо спросила:
- Это - бывший хиппи?
- Да нет,- ответил Саша,- это байкер. И в прошлом, и ныне. Они бывшими не бывают. Байкер свободен, лишён всяческих постоянных привязанностей. Он - вольный гонщик. Беспечный ездок. Байкер - это стиль жизни. И, наверное, её смысл.
Шура вздохнула:
- А у нас да этого возраста не все доживают.
Дочь из Америки позвонила в Москву и попросила родителей занять внуков по скайпу.
Так это у них в Америке утро, а в Москве - поздний вечер. Шурики уже собирались ложиться спать. Но как откажешь дочери?
Оказывается, утром дочь, как всегда, повезла детей в детский сад, а тот закрыт. Потому что в Америке - национальный праздник: День Мартина Лютера Кинга.
Шура всплеснула руками:
- Доченька! Как же ты могла забыть?
А вот забыла.
Ночью писала работу в университет, где учится. И теперь просто засыпала на ходу.
Шурики сели к компьютеру.
Внуки были рады увидеть московских бабушку и дедушку. Они тянули руки к экрану и недоумевали, почему же не могут погладить родственников.
Внуки демонстрировали деду и бабке свои достижения.
Сначала они всласть попрыгали на родительской кровати, что им строжайше запрещалось. Но отец был на работе, а мама спала. Так почему бы не попрыгать?
Потом они старательно разрисовали бельё на родительской кровати зелёной зубной пастой.
Зелёной пасты у себя на родине Шура никогда не видела.
Дедушка похвалил:
- Какая красивая зелёная травка!
Внук осуждающе посмотрел на него:
- Это - зубы монстра.
Игры внукам быстро надоедали, и они их меняли.
Теперь они стали играть в парашютики: открыли родительский шкаф, дёргали вещи на вешалках - и вещи красиво так падали.
Бабушка и дедушка улыбались и одобрительно кивали головами.
Затем внуки украсили дверь маминой косметикой и радовались, что ни у кого нет такой красивой двери.
Потом они открыли дверь ванной и предприняли новую игру. Принесли ложки и вилки с зелёными ручками, разложили их на стульчаке унитаза (зелёным - наружу) и опустили жёлтую крышку. Получилось солнышко. Жёлтое, с зелёными лучами.
Дедушка говорил с внуками по‑английски, а бабушка - по‑русски, очень громко. И махала руками.
Муж опять напомнил ей, что внуки - не глухие, а иностранцы.
Шура смущённо улыбнулась:
- Так они же меня понимают.
Игры были исчерпаны, и внукам захотелось на улицу. Но дверь закрыта на три очень хитрых замка. И внуки стали просить деда и бабку, чтобы те открыли им дверь.
А как откроешь по скайпу?
Внуки орали и колотили по двери. Унять их не было никакой возможности.
Наконец на крики прибежала заспанная дочь.
Шурики извинились за учинённый беспорядок и сдали дежурство.
Дочь расстроило только то, что дети извели очень дорогую зелёную зубную пасту.
…Когда они попрощались, в Москве был час ночи.
За всё время своего дежурства, все три часа, Шурики не отрывались от монитора, ни в туалет не могли выйти, ни покурить.
Они по очереди сбегали в туалет и побрели на кухню.
Шура почувствовала, что замёрзла, и влезла в старый свитер:
- У них‑то тепло.
- А мы ужинали? - спросил Саша.
- Уж и не помню,- пробормотала Шура.
- То‑то я есть захотел,- и Саша полез в холодильник.- Ты как?
Шура кивнула. Говорить почему‑то не было сил.
Муж поставил ужин в микроволновку и достал бутылку:
- По капельке. С устатку. Ты как?
Шура кивнула.
- Да‑а,- сказал Саша, разливая водку,- тяжело быть нянями по скайпу.
- У тебя руки дрожат, как у того старого байкера,- улыбнулась Шура.
- У тебя тоже, как около крокодильей тропы.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
- Ну, давай, Пампушкин, за здоровье детей и внуков,- поднял рюмку Саша.
Они выпили, вяло поковырялись в тарелках и, наконец, расслабились. Посидели, покурили.
- Ну, всё,- сказала Шура,- идём спать. Брось посуду. Завтра вымою.
- Нелёгкий выдался вечерок,- отозвался Саша.- Слушай, а ведь мы с тобой можем работать нянями по скайпу. Только ты уж подучи английский.
Шура засмеялась.
- Пампушкин, а ты хотела бы жить в Америке?
Шура призналась:
- Я бы хотела жить на острове в Средиземном море и выращивать виноград.
Муж внимательно на неё посмотрел.
…Ночью Шуре снился остров в Средиземном море. Она стояла посреди виноградников. А над ней сияло яркое жёлтое солнце с зелёными лучами.
КАПРИЗНЫЙ ЛИМОН
Ольге Кацевич
- Ой, и чем это вы тут занимаетесь? - удивился Володька.- Для ёлки то ли ещё рано, то ли уже поздно.
- Тебя не спросили, балабол,- проворчала баба Клава.
Они с соседкой Лялечкой вешали на лимонное деревце искусственные лимоны. Попугай Петруша с форточки внимательно наблюдал за их манипуляциями.
- Клава! - не унимался Володька.- Ну, зачем, зачем ты на живое дерево вешаешь эту ерунду?
- Ер‑р‑рунду?! Ер‑р‑рунду?! - возмутился попугай Петруша.
- Отстань! - отмахнулась баба Клава.- Не хочет оно давать люмоны, каки положено. Вот я и решилася его маненько поучить.
- Ой! - Володька скис от смеха.- Учитель!
- Да! Потому как он капрызный!
- Капр‑р‑рызный! Капр‑р‑рызный! - подтвердил попугай Петруша скрипучим голосом.
- И чем же он у тебя, Клава, капризный?
- Дак вот, или не даёт люмоны, или даёт маненьки и мало. Дак я ему пример подаю. Пущай знат, каки должны быть и скока.
Володька продолжал смеяться:
- А лимоны эти бутафорские где взяла?
- Ну, я принесла,- отозвалась соседка Лялечка.- Не мешай процессу.
- Пр‑р‑роцессу! Пр‑р‑роцессу! - важно проскрипел со своего насеста попугай Петруша.
Володька махнул рукой и ушёл к себе.
Но лимон его почему‑то заинтересовал.
Он вычитал в Интернете, что лимон зацветает весной, где‑то в марте‑апреле. Бутон распускается примерно месяц. А созревать плоды будут восемь - девять месяцев, о чём он и оповестил соседку:
- Клава! За это время человек может родиться!
- Вот сам и роди,- отвечала баба Клава.
- Р‑р‑роди! Р‑р‑роди! - ехидничал попугай Петруша.
Володька не обижался. Он сверялся со своими записями из Интернета и проверял, как там поживает лимонное деревце.
Он сообщил соседке, что поливать лимон надо два раза в неделю.
- А то без тебя не знам! - огрызнулась баба Клава.
А ещё Володька сказал, что горшок надо поворачивать в день на десять градусов. Тут баба Клава как‑то растерялась, и Володьке было позволено каждый день поворачивать горшок на нужное количество градусов.
Наконец лимон зацвёл. Цветы были белые, с жёлтой серединой. И нежно пахли. Цвёл лимон всего несколько дней.
Соседи просились посмотреть и понюхать, но баба Клава пустила их один раз, потому как боялась, что лимон сглазят.
Каждый день она ласково внушала деревцу, какие оно должно принести плоды. И приводила искусственные лимоны в пример.
Коммуналка пожимала плечами, но с интересом следила за развитием событий. В эту затею никто не верил. За спиной бабы Клавы тихо смеялись.
Каково же было всеобщее удивление, когда деревце дало плоды - именно такого размера и в таком количестве, как навешанные на него искусственные.
Володька хвалил:
- Молодец, Клава! Хороший из тебя педагог! Песталоцци, Макаренко и Ушинский в одном флаконе!
Лимонами баба Клава одарила всех соседей, сказав, что они очень пользительны, потому как избавляют от запоров.
Володька церемонно поблагодарил и серьёзно сказал:
- Клава, я вот думаю перенять твой положительный опыт и поговорить с полом у себя в комнате. Может быть, он сам будет подметаться и мыться? И вообще самостоятельно содержать себя в чистоте?
- Балабол,- усмехнулась баба Клава.- Пол - он ить чо? Линоль! А дерево - оно живое. И слова понимат.
- Да,- согласился Володька,- доброе слово и кошке приятно.
- Пр‑р‑риятно! Пр‑р‑риятно! - подтвердил попугай Петруша скрипучим голосом.
- Господа! - обратился Володька к соседям по коммуналке.- Возделывайте свой сад!
И удалился к себе, нюхая лимон.
Коммуналка осталась в недоумении.
ГЛАДИАТОРЫ
Тома всегда отмечала свои дни рождения на даче. Приглашались соседи, из города приезжали знакомые и друзья. И, конечно, подруга Люся с сыном Лёшкой.
Эти поездки Лёшка не любил. Во‑первых, потому что там не было его дружков Додика и Ахметки. А, во‑вторых, потому что на соседней даче у своей бабушки жил вредный Генька.
Этот Генька всегда вынуждал Лёшку делать то, что тому совсем не хотелось. Например, драться. Или пробивать гвоздём дырки в ведре.
За все проделки им доставалось. Геньке - больше, потому что он был чуть‑чуть постарше. И он тут жил всё лето, а Лёшка приезжал в гости.
Лёшка с тоской думал о поездке и мечтал, чтобы Геньки не оказалось на месте.
Как бы не так!
Не успели они с мамой открыть калитку, как за забором замаячил Генька.
Лёшка пытался сделать вид, что не видит этого Геньку.
Но хозяйка Тома, прижимая к себе своего любимца рыжего пекинеса Семёна, заметив Геньку, сказала:
- Лёша, поиграй пока с соседом. А потом мы вас покормим.
Лёшка с мольбой посмотрел на маму, в надежде на избавление. Но Люся весело кивнула:
- Конечно, иди‑иди!
Дом был полон взрослых, доносились весёлые голоса, звон рюмок, ножей и вилок.
И никому не было до Лёшки дела.
Через двор просеменила бабушка Геньки - тоже на день рождения явилась.
Лёшка тяжело вздохнул и медленно поплёлся к забору.
- Айда к нам,- сказал Генька.- У вас тут народу полно, а у нас - никого. Лезь через забор.
Лёшка покорно полез через забор.
- Только драться я с тобой не буду,- на всякий случай предупредил он.
- И не надо! - Генька лихо сплюнул через отсутствующий зуб.
Лёшка так не умел и потому завидовал.
Генька нырнул в сарай и вытащил две лыжные палки:
- Вот!
- Сказал же, драться с тобой не буду,- повторил Лёшка.
- И не надо! - засмеялся Генька.
Он вооружился палкой, а другую протянул Лёшке:
- Держи!
Лёшка нехотя взял лыжную палку, опасаясь очередной Генькиной выдумки.
Генька поднял палку и несколько раз махнул ей:
- Давай, знаешь, мы кто будем?
Он задумался, но думал недолго:
- Давай мы будем гладиаторы!
Лёшка пожал плечами.
- Гладиаторы - они с кем сражались? - спросил Генька.
- Ну, друг с другом,- осторожно ответил Лёшка.
- А ещё с кем? - настаивал Генька.
- Ну, с животными: львами там всякими, тиграми, носорогами.
- Вот! - в восторге завопил Генька.- И мы будем сражаться с львами и тиграми!
- А где мы их возьмём? - Лёшка оглянулся.
Ничего похожего на диких животных поблизости не наблюдалось.
Генька решительным шагом прошёл по участку.
- Нашёл! - завопил он.
Лёшка поплёлся за Генькой.
Тот стоял у грядок с гладиолусами:
- Во, смотри! Бабка посадила. Трясётся над ними. А меня поливать заставляет. Эти красные называются «Спартак». А вон те рыжие - «Волнующая радость». Тоже мне, название! Они - дикие звери и наши враги. Их надо победить. Вон какие у них пасти! Вперёд, гладиаторрры!!!
Он размахнулся лыжной палкой и шарахнул по ближайшей «Волнующей радости». Головы гладиолусов полетели.
- Рычишь?! Вот тебе! - вопил Генька, воюя с цветами.
Лёшка поднял палку и стукнул по «Спартаку».
Это было заразительно.
Пацаны вступили в соревнование: кто больше перебьёт диких зверей.
Прекрасные цветы разлетались в стороны, превращались в ничто.
Генька с Лёшкой, войдя в раж, орали, лупили и топтали цветы. За ними оставались трупы поверженных врагов.
Взмокшие, лохматые, они остановились только тогда, когда упёрлись лбами в забор.
Они издали победный индейский клич, означавший их полную победу, и оглянулись.
И замолчали.
Поле битвы было усеяно растерзанными цветами.
- Ой! - прошептал Лёшка.- Что нам теперь бу‑у‑удет…
Генька смотрел на место побоища и думал.
- Надо идти сдаваться,- решил он.- Не бойся.
Он отнёс лыжные палки в сарай.
- Надо идти,- повторил он и взял Лёшку за руку.
За руку с Генькой было уже не так страшно.
Они не полезли через забор, а вышли через калитку, дошли до соседской дачи, помедлили около калитки и вошли.
Пересекли двор, поднялись по ступеням крыльца.
В доме взрослые весело гуляли.
Генька с Лёшкой медленно вошли в комнату и молча встали на пороге.
Поначалу взрослые их даже и не заметили. Но постепенно смех стих, разговоры прекратились, все уставились на пацанов.
Только привстала Лёшкина мама и шёпотом выдохнула:
- Что?
За ней стала подниматься Генькина бабушка.
Лица взрослых тревожно вытягивались.
В наступившей тишине Генька, продолжая держать Лёшку за руку, сказал:
- Бабушка, произошло очень большое несчастье.
Взрослые с тревогой смотрели на ребят.
Генька продолжал:
- Налетел ужасный стограммовый ветер и уничтожил все твои гладиолусы.
И тут со взрослыми стало твориться что‑то странное: одни начали нервно хихикать, другие - икать, третьи - как‑то похрюкивать, а некоторые вообще сползали под стол.
Хохотали долго.
Генька с Лёшкой ещё немного постояли и молча вышли.
На крыльце, раскинувшись, громко храпел рыжий пекинес Семён.
- Подвинься, китайская морда,- сказал ему Лёшка.- Дай людям посидеть.
Семён открыл глаза, посмотрел на Лёшку, потом закрыл глаза и опять захрапел, даже не подумав подвинуться.
Лёшка всё‑таки его сдвинул, и они с Генькой сели на тёплые от солнца ступеньки.
Взрослые продолжали хохотать. Праздник возобновился.
На крыльцо вышла Генькина бабушка:
- Геня, у меня там на кухне оладушки. Сметана и молоко в холодильнике. Поешьте.
И вернулась в дом, бормоча:
- Вот тебе и «Волнующая радость».
- Идём,- Генька встал, увлекая за собой Лёшку.- Бабушка мировые оладьи печёт.
…Геньку с Лёшкой даже не наказали.
- Вот,- сказал Генька,- всегда надо говорить правду.
СВОБОДНАЯ ЗОНА
Даша заглянула на кафедру к подруге Рине:
- Идём?
- На «скотный двор»?
- Ага! - засмеялась Даша.- На «свинский тротуар».
И они пошли на улицу покурить.
В холле института стояли три сиротливые урночки: жёлтая - для пластиковых бутылок, синяя - для бумаги и картона, зелёная - для алюминиевых банок и стекла.
Плакат призывал всех участвовать в раздельном сборе мусора.
- Умираю со смеху! - фыркнула Даша.- Алюминиевые банки и стекло - вместе. Вон у соседнего магазина - четыре большие урны. Для металла - красная.
- А ты видела, как этот «раздельный» мусор в нашем институте выбрасывают?
Даша кивнула:
- Ага! Приходят уборщицы с восточными лицами и всё сбрасывают в один мешок, а потом тащат его на помойку. Машина тоже приходит одна и везёт всё на общую свалку.
Рина вздохнула:
- Потому что в городе пока не налажена служба раздельного сбора мусора. И не развозят это всё по перерабатывающим предприятиям.
- Тогда зачем у нас эту канитель затевать? И кто, интересно, эту ерунду придумал?
- Известно кто - Гоги Болванидзе. Он теперь - большой человек, проректор…
- По общественно‑бесполезной работе? - хихикнула Даша.
- Типа того. Думаю, и свинья - его рук дело. Он всегда - впереди прогресса. Только весь пар у него уходит в гудок.
Курить во внутреннем дворике запрещалось. Единственную на весь институт курилку превратили в склад поломанной мебели. Весь хлам можно было наблюдать через грязные окна.
Запретить курение на улице не удалось, но Гоги исхитрился.
Напротив входа в институт на асфальте красовалась огромная розовая свиная морда с сигаретой в зубах в окружении разнообразных надписей: «СОРИТЬ ГЛУПО!», «КУРЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО!», «ЗОНА СВОБОДНАЯ ОТ КУРЕНИЯ!» (без запятой).
Курящие смеялись: разве зона может быть свободной?
В «свободной зоне» запрещалось курить на расстоянии 15 метров от института. Но тротуар был узкий, 15 метров пришлось бы отсчитывать, захватив дорогу и противоположный тротуар. Поэтому запретные метры проложили вдоль здания.
Теперь пойти покурить звучало так: пойти на «свинский тротуар», на «скотный двор», «к свинье», «в зону».
Преподаватели и сознательные студенты уходили курить за «свободную зону». А вот несознательные студенты называли себя сталкерами, курили прямо на свиной морде и хохотали. К ним выскакивали охранники и уговаривали уйти подальше, чтобы не попасть на глаза видеокамер.
Свиная морда нагло смотрела на вывеску института: ИИБИС - ЗАИИБИС, что означало Институт Игры в Бисер - Заочный Институт Игры в Бисер.
Рина и Даша отошли от чудовища на положенные метры и закурили.
- Какое хамство,- сказала Даша, глядя на свинью.- Тут ведь и мусульмане учатся. Каково им каждый день это видеть?
- Скажешь тоже. Ну, пусть попирают её ногами,- Рина пожала плечами.- Наверное, это новый логотип нашего института.
- Тебе не кажется, что она похожа на всех ректоров, которых мы пережили? Особенно на того, который назвал нас, библиотекарей, быдлом?
Рина пригляделась:
- Это - иллюстрация к Оруэллу: «СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ».
Седой мужчина, проходя мимо, посмотрел на свинью, на вывеску института, опять на свинью, покачал головой и удалился, бормоча:
- Не мечите бисер перед свиньями.
Даша посмотрела ему вслед и спросила:
- А как там дальше - не помнишь?
- Ну, примерно так: «…не мечите бисер перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».
Даша поёжилась:
- Мрачно очень. Вот уж не хотелось бы, чтобы нас растерзали.
- Оглянись, подруга, уже давно терзают,- возразила Рина.- В СМИ пишут, что за последние пятнадцать лет деградировала вся система образования: и средняя школа, и высшая, и профессиональная. Даже ехидный термин появился - «высшее всеобщее образование». Но детям из бедных семей его не получить. Ни‑ко‑гда! Образование теперь - товар, а преподаватель - обслуживающий персонал. Вот он и перестал быть уважаемым человеком.
- Да не расстраивайся ты так,- примирительно сказала Даша.
- Как не расстраиваться? - завелась Рина.- Преподавателям урезают нагрузку и ставки. Зато в институте резко увеличилось количество руководства. Новый ректор пришёл, старый не ушёл, а стал президентом. И новых проректоров теперь штук десять. Где уж тут взять деньги на преподавателей? Ректор так и сказал на каком‑то сборище: «У нас - кассовый разрыв». Интересно, кто её «разорвал», эту кассу?
Даша засмеялась:
- Фраза года - «Денег нет, но вы держитесь». Вот и у нас так же.
- Смешно,- согласилась Рина.- В институте полно новых несуразных управлений. Например, «Управление качества образования». Не «качеством», а «качества». Грамотеи сочиняли!
- И как можно проверить «качество»? - удивилась Даша.
Рина фыркнула:
- Ходят тётки‑пенсионерки с мятыми тетрадками, влезают посреди занятия и проверяют: в той ли аудитории и в то ли время преподаватели обучают студентов. А в аудиториях лампы не горят, столы сломаны, из стульев гвозди торчат. Чего бы этим бабкам дома не сидеть и не заниматься внуками? А кто‑то из новых проректоров распорядился: не выдавать преподавателям ключи от свободных аудиторий. Как тебе этот идиотизм? Я вообще в коридоре со студентами репетирую за неимением места. Проходной двор!
Даша вздохнула:
- А у нас в библиотеке тоже «оптимизация».
- Проходили,- отозвалась Рина.- Уплотнение и сокращение.
- Да. Сокращают пенсионерок, а они все - со специальным образованием. Оставляют блатных и молодых - без специального образования. А некоторые - больные на всю голову. А! - и Даша махнула рукой.
- Всем привет от свиньи,- проворчала Рина.- Ну, что, идём обратно, в «зону, свободную от образования»?
Даша кивнула. И они удалились.
«Старший брат» подозрительно смотрел им вслед.
ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ
Володька переобувался в прихожей, напевая себе под нос:
«Рвутся снаряды, трещат пулемёты,
Но их не боятся красные роты…»
И появился на кухне:
- Всех категорически приветствую!
- Категор‑р‑рически пр‑р‑риветствую! Категор‑р‑рически пр‑р‑риветствую! - отозвался с форточки попугай Петруша.
Соседки молча кивнули.
Володька сел за стол, открыл банку пива, сделал большой глоток и похвастался:
- А что я сейчас ви‑и‑идел!
- Дак и чо? - спросила баба Клава.
- Разминирование!
- Р‑р‑разминир‑р‑рование? Р‑р‑разминир‑р‑рование? - забеспокоился попугай Петруша.
- Ага, вона почему у тебя снаряды рвуцца.
- Расскажи,- подсела к столу соседка Лялечка.
На голоса вышла соседка Валентина:
- Я что‑то пропустила?
- Дак у Володи снаряды рвуцца,- усмехнулась баба Клава.
- Не томи уже, рассказывай,- тормошила Володьку любопытная Лялечка.- Где это ты видел?
Володька опять сделал большой глоток из банки.
- А у нашего метро. Там лет пятнадцать всё чего‑то строят: то надземный переход, то эстакаду, то дорогу расширяют. И наткнулись на снаряд,- он засмеялся.- Видать, свая у них не вбивалась. Стали копать - а там бомба. Лежит себе со времён Отечественной войны.
- Ну, и шуточки у тебя, боцман,- сказала Валентина.
- Продолжать?
Все дружно закивали.
- Пр‑р‑родолжать! Пр‑р‑родолжать! - выразил общее мнение попугай Петруша.
- Тогда не перебивайте оратора. Если вы думаете, что это - как в кино: сначала пускают робота, потом долго обряжают сапёра в громоздкий скафандр - то ничего подобного!
- А как? - Лялечку распирало любопытство.
- Натянули ленточку вокруг бомбы - неподалёку. А ещё, тоже на небольшом расстоянии, огородили место машинами. Зевак полно набежало, забрались на бетонные плиты и глазеют.
- А ты?
- И я - как люди. Залез и глазел. Так вот. Ждут сапёров. Вокруг бомбы полиция шастает. Появился какой‑то начальник. За ним помощник семенит. Начальник посмотрел на бомбу и скомандовал помощнику: «Бери! Неси!». У того руки‑ноги затряслись. Но делать нечего - взял и понёс. Всё, думаю, сейчас споткнётся, выронит - и всем привет! Метров на сто пятьдесят разнесёт.
- Р‑р‑разнесёт! Р‑р‑разнесёт! - подтвердил попугай Петруша.
Володька опять отхлебнул из банки и продолжал:
- Подтащили какой‑то ящик. Помощник положил туда бомбу, песочком слегка присыпал. Наверное, по технике безопасности так полагается. Стал закрывать крышку, а она не закрывается. Тогда начальник подошёл и ка‑а‑ак шарахнет по крышке ногой!
Соседки вздрогнули.
- И? - прошелестела Лялечка.
Володька засмеялся:
- Закрылась.
- А дальше? - соседки требовали продолжения.
- Что дальше? Приехали сапёры - без робота, без скафандров. Забрали ящик и повезли взрывать.
Он подумал и уточнил:
- Наверное.
- Почему наверное? - удивилась Валентина.
- Ну, раз не взорвалась, может, её на цветной металл сдадут или в металлолом. Нам же все уши прожужжали, что в стране денег нет. А тут какие‑никакие, а деньги. Государственно мыслить надо,- он засмеялся и опять принялся за пиво.
Валентина укоризненно посмотрела на соседа.
- А вот в Израиле с техникой безопасности - полный порядок,- сказала Лялечка.- У меня одноклассница там живёт. Она рассказывала, был такой случай: мужчина садился в такси и забыл один из чемоданов. Такси уехало, а чемодан стоит. Тут же - полиция. Место оцепили на очень большое расстояние, зевак разогнали. Пустили робота. Он этот чемодан расстрелял, а из чемодана полетели деньги.
Соседи засмеялись.
- И куды деньги дели? - спросила баба Клава.
Лялечка пожала плечами:
- Не знаю, она не сказала. Наверное, полиция забрала.
- У нас бы народонаселение тут же все деньги расхватало,- Володька допил пиво.
- Я читала,- подала голос Валентина,- что когда ломали гостиницу «Москва», в подвалах обнаружили снаряды времён войны. Это сколько же десятилетий она стояла заминированная!
Володька почесал в затылке:
- С сорок первого. А после Победы на радостях разминировать забыли. В нашей стране - никакой техники безопасности. Кошмар!
- Кошмар‑р‑р! Кошмар‑р‑р! - проскрипел со своего насеста попугай Петруша.
КИПЕНИЕ ВО ВРЕМЕНИ
Жизнь человека, долгая и бурная, не укладывается в несколько абзацев энциклопедии.
Борис Георгиевич Кноблок, известный театральный художник, родился в 1903 году. На его долю выпали революции и войны ХХ века.
Он учился в студии В. Яковлева и П. Шухмина в Москве. Служил в армии. Работал художником‑графиком в военной газете «Красный воин», иллюстрировал рассказы, в том числе Аркадия Гайдара, писал плакаты.
В 1934 году дебютировал как театральный художник в театре под руководством Должанского. Его заметил режиссёр Николай Павлович Охлопков и пригласил работать к себе в Реалистический театр. У Охлопкова Кноблок оформлял спектакли «Аристократы», «Отелло», «Кола Брюньон», «Трактирщица» и другие. Нет, не «оформлял», а СОЧИНЯЛ вместе с режиссёром.
Охлопков пробудил в художнике интерес к поискам оригинальных решений сценического пространства, к открытию принципов «внесценных» декораций «кругового театра». Кноблок полюбил разгадывать возможности сценической площадки. В своей книге «Грани призвания» он подробно и с большой любовью рассказывает о работе с этим большим мастером:
«Н. П. Охлопков воспитал во мне жажду поиска формы спектакля, мизансцены, чувство динамики, ритма, темпа, движения моторного и движения эмоционального».
В театре Охлопкова Кноблок познакомился со своей будущей женой, актрисой Антониной Васильевой‑Сухановой.
Бурное и радостное совместное творчество режиссёра и художника закончилось в 1936 году, когда решением Комитета по делам искусства произошло насильственное трагическое слияние Реалистического и Камерного театров. Некоторое время Кноблок работал в этом противоестественном объединении, сочинил с Охлопковым спектакль «Кочубей» А. Первенцева, для которого изобрёл проекционную декорацию.
Борис Георгиевич стал свидетелем уничтожения театров Николая Охлопкова и Александра Таирова. Он очень болезненно пережил это крушение.
Потом была работа с Н. П. Хмелёвым в театре имени Ермоловой над спектаклем «Кубанцы» В. Ротко. Хмелёв мечтал поставить с Кноблоком «Чайку» во МХАТе. К сожалению, мечта эта не осуществилась.
…С 1941 года Борис Георгиевич Кноблок - главный художник Малого театра. Работал с режиссёрами К. А. Зубовым, А. Д. Диким, Б. И. Никольским, с замечательными артистами С. А. Головиным, Н. К. Яковлевым, Н. Н. Рыбниковым, Е. Д. Турчаниновой, В. О. Массалитиновой, В. Н. Рыжовой, Е. Н. Гоголевой, В. Н. Пашенной. Оформлял спектакли «Варвары» и «Васса Железнова» М. Горького, «Фронт» А. Корнейчука, «Люди доброй воли» Г. Мдивани. С Малым театром был в эвакуации в Челябинске.
В своей книге Борис Георгиевич Кноблок с большим юмором рассказал, что, когда был получен приказ об эвакуации театра, в доме намечалась большая стирка, и всё бельё оказалось замоченным.
Сын художника Андрей теперь со смехом вспоминает этот огромный тюк мокрого белья, с которым они и поехали в эвакуацию. Он запомнил, что отец продал свой костюм, и на эти деньги родители купили чёрную икру и крендельки, потому что в магазинах больше ничего не было. Его, маленького мальчика, удивил поезд: вагоны, вагоны - и одна открытая платформа, на которой стояла машина Игоря Ильинского.
В Малом театре Борис Георгиевич Кноблок проработал не очень долго. Он нарисовал в стенгазету карикатуру на директора театра, в результате чего вынужден был уйти.
В 1945 - 1948 годах Борис Георгиевич работал в Новосибирском театре оперы и балета. В 1948 году за балет «Айболит» И. Морозова постановочный коллектив получил Сталинские премии, в том числе - художник Б. Г. Кноблок. После этого все решили, что он - «детский» художник, и стали уговаривать работать в Центральном детском театре.
С 1948 по 1963 год Борис Георгиевич Кноблок - главный художник ЦДТ в Москве. С А. В. Эфросом он оформлял спектакль «Друг мой Колька» А. Хмелика (1959). В книге «Репетиция - любовь моя» режиссёр Эфрос написал об этой совместной работе, что вначале художник нарисовал кирпичную стенку и много старых сваленных в кучу парт - это должно было изображать задний двор школы. Но затем предложил другое решение - спортплощадку, чем дал толчок фантазии режиссёра и актёров.
Из книги А. В. Эфроса:
«Молоденькие студийцы‑актёры, участвовавшие в этом спектакле, … могли лазать по всем этим штуковинам так же хорошо, как дети. Они разговаривали, балансируя, прыгая, залезая куда‑то наверх и спускаясь вниз.…С тех пор я ни разу не могу вернуться к обыкновенной сценической коробке, она мне кажется клеткой».
Борис Георгиевич тоже не любил сцену‑коробку, как не любил и его учитель Николай Павлович Охлопков.
Борис Георгиевич Кноблок был свидетелем первых шагов актёра Олега Николаевича Ефремова на режиссёрском поприще («Димка‑невидимка» Коростылёва и Львовского, 1955). Для этого спектакля художник придумал пиратский корабль, который собирался актёрами на глазах у зрителя из самой обыкновенной мебели. Спектакль, начинавшийся как внеплановая работа молодых актёров, надолго вошёл в репертуар театра.
Очень красивым получился спектакль «Рамаяна» по мотивам индийского эпоса, его много лет играли, возили на гастроли в Индию.
Борис Георгиевич Кноблок работал в кино на фильмах «Заключённые» (1936), «Светлый путь» (1940), «Опасные гастроли» (1969). Работал в цирке и в области массовых народных зрелищ.
В 1955 году ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.
Он оформлял спектакли в оперных театрах Петрозаводска, Воронежа, Свердловска, Казани. Стал лауреатом Тукаевской премии за балет «Водяная» Энвера Бакирова в Татарском театре оперы и балета имени Мусы Джалиля (Казань, 1971).
Но больше всего Борис Георгиевич Кноблок любил оформлять праздники, парады, концерты, фестивали.
Племянница Бориса Георгиевича вспоминает, что её дядя - художник первой военной ёлки в Колонном зале в 1944 году. Он же оформлял ёлки в ЦДРИ.
В сценической коробке ему было тесно. Его буйной фантазии требовался простор.
С 1946 года Борис Георгиевич Кноблок постоянно участвовал в оформлении физкультурных парадов. В своей книге художник рассказывает о некоторых придумках. Зрителей неизменно приводили в восторг моментально трансформирующиеся костюмы, возникающие из ниоткуда цветочные гирлянды, белые кораблики на синих волнах, хотя в руках у участников - только флажки.
Он является автором знаменитого «стадионного фона», вначале с применением цветовых «книг», затем - флажков. Это изобретение впоследствии широко использовалось на спортивных праздниках всего мира.
В 1957 году в Москве проходил VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Главный режиссёр - Иосиф Михайлович Туманов, главный художник - Борис Георгиевич Кноблок. Старшее поколение прекрасно помнит празднично украшенную столицу, разноцветные машины и городской транспорт. Разрешение на перекраску транспорта надо было получать у самого высокого начальства. А оно сопротивлялось. Но в день генеральной репетиции было холодно и шёл дождь. И когда начальство увидело колонну мрачных тёмных машин, почерневших от дождя, разрешение было дано.
А как прекрасны были представления на стадионах и площадях. Фантазия главного художника била через край.
Известная динамическая картина Б. Кноблока «Перечёркнутая бомба», созданная флажками десяти тысяч участников, вошла в историю массовых праздников.
После Москвы Борис Георгиевич Кноблок оформлял Фестивали молодёжи и студентов в Вене, Хельсинки, Германии.
Борис Георгиевич был художником крупнейших театрализованных концертов пятидесятых - семидесятых годов: концерта к 50‑летию Октябрьской революции (КДС, 1967), концерта к 50‑летию образования СССР (Дворец спорта, Париж, 1972), театрализованного представления «Песни и танцы русских революций» (Париж, 1977) и многих других.
Французская избалованная публика была потрясена - всё мгновенно менялось у неё на глазах. И зрители терялись в догадках, как же сквозь экран при идущем на нём изображении артисты входили и выходили в любом месте.
Борис Георгиевич Кноблок использовал изобретённую им каучуковую стену. Эта резиновая стена была впервые применена им в 1968 году, когда он вместе с сыном Андреем работал над спектаклем Московского театра миниатюр «О, Маргарита!». А сделана она была из точно пригнанных лент бандажной медицинской резины. Артист свободно проходил сквозь эту резиновую стену - она его пропускала и тотчас за ним смыкалась. Для парижского концерта художник усовершенствовал свою стену. Здесь резина имела две различные по цвету стороны и при помощи специального управления могла поворачиваться на 360 градусов: только что была чисто белой - и вдруг превращалась в ярко‑красную!
Борис Георгиевич находил время на всё, активно работал в ВТО, был одним из инициаторов создания секции художников по театрализованным представлениям и праздникам.
В 1964 году по предложению театральных художников Вадима Рындина, Бориса Кноблока, Александра Лушина, искусствоведа Милицы Пожарской впервые открылась выставка «Итоги сезона».
В ЦДРИ для встречи с четвёркой папанинцев - исследователей Северного полюса на первой дрейфующей станции «СП‑1» - бригада художников под руководством Кноблока оформила зал, превратив его в уголок Арктики. Ледяные сосульки из целлофана свисали отовсюду, даже с рояля.
Борис Георгиевич активно участвовал в возрождении Московского мюзик‑холла.
Несколько строк из энциклопедии:
«Его сценография спектаклей «Когда загораются звёзды», «Москва - Венера, далее - везде» и особенно «Тик‑так, тик‑так» приблизила советский эстрадный театр к современной эстетике, немало способствовала успеху спектаклей за рубежом, в том числе в парижской «Олимпии».
Одна из последних работ художника - оформление празднования 200‑летия Днепропетровска (1976). Акватория Днепра превратилась в огромный эстрадный театр. На полуторакилометровом мосту был устроен раздвижной водяной занавес, из‑за которого появлялись декорированные плавучие сцены - «реки» Дон, Нева, Волга с эстрадными коллективами. Зрелище потрясало. Публика не могла понять, как же устроен занавес. А он был сделан двумя автоколоннами поливальных машин. Когда машины разъезжались - занавес открывался.
Из энциклопедии:
«Кноблок всегда стремился к созданию действующего динамического оформления, заложил теоретические основы сценографии эстрадного представления и массовых зрелищ».
В своей книге «Грани призвания» Борис Георгиевич Кноблок определил труд художника как кипение во времени.
В той же книге он честно признаётся, что его «кипучая жизнь» кажется ему незначительно малой по сравнению с тем, что сумели сделать его предки в условиях другого времени, другого общества. А предков своих он знал от первого и до своего пятнадцатого поколения.
В семье было известно: фон Кноблоки - из Клиссова под Франкфуртом‑на‑Одере. Родоначальник - Конрад, даты жизни неизвестны. Кое‑что было известно о Мартине: родился в 1498‑м, умер в 1561‑м. В XVII веке моровая язва (так тогда называли чуму) уничтожила два поколения врачей Кноблоков. В живых чудом остался младенец Егор.
В доме художника Андрея Кноблока, сына Бориса Георгиевича, висят портреты предков. Прекрасные одухотворённые лица.
Врачи, философы, чиновники. Как много сделано ими.
Из книги Бориса Георгиевича Кноблока:
«В 1714 году родился Михаил Кноблок. Он получил медицинское образование и был определён в уездные физики Эстляндии. В 1742 году Михаил Кноблок определён врачом Императорского российского морского гошпиталя в городе Ревеле, а в 1747 году назначен дивизионным врачом Российского флота. Его сын Егор Кноблок родился также в Ревеле в 1742 году. Получил медицинское образование и в 1768 году тоже определён в уездные физики Эстляндии. В 1783 году он, приобретя на 16 рублей серебром инструментария, «своим чаянием» основал больницу на 6 коек, которую в 1788 году передал Приказу общественного призрения и был назначен в больницу, переименованную по этому случаю в Городской гошпиталь, старшим врачом. В 1797 году произведён в императорские надворные советники и назначен инспектором Эстляндской медицинской управы».
В XIX веке Кноблоки перебрались в Москву.
Прадед художника Роберт Генрихович Кноблок работал в Казённой московской больнице, кроме того, он открыл на свои средства в 1846 году сначала водолечебницу на 12 мест в Сокольниках, а в 1881 году - больницу в Сокольническом районе для населения окрестных сёл и пригородных рабочих посёлков - Алексеевского, Богородского, Ширяева поля. Впоследствии, расширив больницу, он организовал в Москве благотворительное Евангелическое общество и передал ему в конце своей жизни всю больницу безвозмездно.
Кноблок выверял себя и сделанное им по мерке предков.
Из книги Бориса Георгиевича Кноблока:
«Меня до чрезвычайности волновало то, что на протяжении сравнительно короткого времени (менее века) два представителя моего рода, оба врачи, совершают совершенно одинаковые поступки.…Не имея никаких особых достатков, на скромные свои средства создают больницы…и безвозмездно передают их своим городам».
Прадед Бориса Георгиевича по линии матери, Афанасий Медведев, родной брат прославленной актрисы Малого театра Н. М. Медведевой, наставницы М. Н. Ермоловой, всю жизнь прослужил капельдинером Большого театра. Его дочь, бабушка Б. Г. Кноблока Е. А. Медведева, по окончании театральной школы при театре была принята в труппу Большого театра и стала солисткой балета. Её сестра вышла замуж за художника императорских театров Куканова.
В семье сохранилось много преданий, часто весьма романтических. Борис Георгиевич рассказывает об этом в своей книге, хотя сожалеет, что знает мало.
Он убеждён:
«Культура не рождается одним поколением. Я верю в существование генов культуры. В существование генов морали. В их эстафетность, переходность из поколения в поколение. В их таинственную гармоническую жизнь. Меня убеждает в этом многослойность и преемственность всей культуры мира. И мне кажется, что и отдельные частицы этого организма также имеют свою историю, свою микрочастицу в каждой семье. И эта эстафетность - фамильность - кажется мне весьма существенным фактором. Во всяком случае на меня лично она всегда благотворно влияла и отразилась на моём общем формировании. Это, по‑моему, драгоценнейший зародыш патриотизма в будущем».
Сын Бориса Георгиевича Андрей пошёл по стопам отца. Он с детства хорошо рисовал, отец это заметил, одобрил и направил сына. Ему хотелось, чтобы возникла династия художников Кноблоков.
Андрей Борисович закончил художественную школу, затем - факультет живописи Московского государственного института имени Сурикова, стал театральным художником. Работал в театрах Москвы, Петрозаводска, Казани. Оформлял спектакли - иногда вместе с отцом. В 1989 году ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств России.
Ему, как и отцу, было тесно в драме, негде развернуться. Ему, как и отцу, нужны были простор и размах. Именно поэтому он любил работать в музыкальных театрах, оформлять оперы и балеты. Его привлекал романтический театр.
Недавно он увидел по телевизору в старой хронике отца. Все оживлённо совещались по какому‑то поводу, а отец сидел и смотрел вдаль, задумчивый и одухотворённый.
А как‑то видел отца в старом фильме «Светлый путь», на котором Б. Кноблок работал художником и снялся в небольшом эпизоде в роли французского посла: он говорил Любови Орловой «Бонжур, мадам!», приподнимал шляпу и уходил.
Борис Георгиевич Кноблок умер в 1984 году, его книга «Грани призвания» вышла в 1986 году.
Его сын Андрей Борисович больше не работает в театре. Он пишет пейзажи и цветы.
Вид из окна квартиры уже не такой живописный, каким был при отце: старые особнячки сносятся, заменяются новоделом. Но по‑прежнему на месте две трубы. Когда ожидалось или случалось что‑то плохое, Борис Георгиевич выходил на балкон и надолго там задерживался. Жена интересовалась, что он делает. А он отвечал, что смотрит на трубу, в которую будет вылетать.
…Несколько абзацев в энциклопедии - не так уж мало. За ними - целая жизнь. Кипение во времени.
НАБЛЮДАЯ ЗВЁЗДНОЕ НЕБО…
- Эй, о чём задумалась, детина? - пропел Володька, выходя на кухню.
Лялечка, подперев щёку рукой, никак не отреагировала на появление соседа.
- Опять проблемы в твоей жёлтой прессе? - не отставал Володька.
Лялечка вздохнула и развела руками.
- Да ладно, не сиди столбом. Что стряслось?
- Стр‑р‑ряслось? Стр‑р‑ряслось? - проскрипел любопытный попугай Петруша, восседая на плече бабы Клавы, которая в этот момент выплыла на кухню.
Баба Клава взгромоздилась на свой колченогий табурет, Петруша перелетел на форточку.
Оказалось, газета, где работала Лялечка, завела новую рубрику - «Человек с нашей улицы», и редактор срочно требовал материалы.
- О героях капиталистического труда и передовиках производства - олигархах? - ехидно спросил Володька.
- Олигар‑р‑рхах? Олигар‑р‑рхах? - удивился попугай Петруша.
- Да нет, где ты видел олигархов на наших улицах? Надо о простых людях, желательно пенсионерах.
Володька засмеялся:
- Ваша жёлтая пресса повернулась, так сказать, лицом к народу?
- Типа того,- вздохнула Лялечка.
- Это - приз утешительный? Чтобы выброшенным из жизни нищим пенсионерам, когда они прочитают про себя, было приятно? - ехидничал Володька.
- Пр‑р‑риятно! Пр‑р‑риятно! - согласился попугай Петруша со своего насеста.
- Типа того,- опять вздохнула Лялечка.
- И что?
- Да ничего! Где я их возьму? - и Лялечка отвернулась к окну.
- А хоть про нашу Клаву напиши,- Володька кивнул на соседку.- Прославь.
- Пр‑р‑рославь! Пр‑р‑рославь! - в восторге заорал попугай Петруша.
- Вот уж не надо,- покачала головой баба Клава.- А ты ей про мёртвый бульвар расскажи.
- Р‑р‑расскажи! Р‑р‑расскажи! - присоединился попугай Петруша.
Володька посмотрел на соседку:
- Клава! Цветок души моей! Да не мёртвый он, а бульвар Сбитых Лётчиков. И его только я так называю. И то не вслух.
- Что это за бульвар такой? - Лялечка, наконец, отвернулась от окна.
- А ты не знаешь?
- Да чо она тут знат? - проворчала баба Клава.- Тока магазин, почту да паликмантерску.
- Пар‑р‑рикмахер‑р‑рскую! Пар‑р‑рикмахер‑р‑рскую! - педантично поправил хозяйку попугай Петруша.
- Петруха! Без критики начальства! - погрозил попугаю пальцем Володька.- Если старшина сказал «люминий», значит, «люминий» и есть.
Петруша обиделся и нахохлился.
- Так что это за бульвар? - опять спросила Лялечка.
- Да наш бульвар, где собираются пенсионеры. Я их называю «сбитыми лётчиками».
- И что с этими лётчиками?
Володька почесал в затылке:
- Лётчик там только один. Действительно, сбитый. По этой причине стал пить и потерял работу. А ещё там есть монтажник‑высотник, радиоинженер, фотограф, учитель труда и физкультуры. Да много кого.
- А сейчас они чем занимаются?
- Ну, один всем приёмники и телевизоры чинит, другой всех стрижёт. Ещё один кораблики делает и в нашем пруду запускает.
Лялечка засмеялась:
- Как‑то несерьёзно.
Володька укоризненно посмотрел на соседку:
- А вот ты не смейся. Он же не лодочки из бумаги мастерит, а модели парусников. По всем правилам. И они у него в пруду очень даже плавают. Неужели никогда не видела?
Лялечка отрицательно покачала головой.
- И зря!
- Зр‑р‑ря! Зр‑р‑ря! - подтвердил попугай Петруша.
- Ну, не знаю…- Лялечка неопределённо пожала плечами.
- А ты ей про пасманаха скажи,- посоветовала баба Клава.
- Клава! Золото ты моё самоварное! - засмеялся Володька.- Дед Илья - не космонавт, а астроном.
- Ну, страном - так страном,- согласилась баба Клава.
- Астр‑р‑роном! Астр‑р‑роном! - опять поправил хозяйку попугай Петруша.
- Это как? - удивилась Лялечка.
Дед Илья в прошлом был слесарем, но всегда интересовался тайнами Космоса. Ещё в советские времена он купил маленький телескоп и наблюдал звёздное небо.
Когда он вышел на пенсию, времени для наблюдения за звёздами и планетами у него стало больше. Но огорчало, что телескоп уж очень маленький.
Гулять на бульваре деду Илье было некогда. Раз в две недели он покупал в киоске журнал «Телескоп» за 330 рублей, потому что к каждому выпуску прилагалась одна деталь телескопа. И дед Илья упорно собирал этот телескоп.
Кстати, дед Илья оказался одним из немногих Володькиных знакомых, которые заключили договоры пожизненной ренты. И всё ещё был жив. Остальные же каким‑то странным образом очень быстро поумирали.
Он всегда носил кепку с козырьком и красную майку с надписью «СССР».
Днём дед Илья пил пиво и делал ремонт в своей квартире, а ночами пил пиво, наблюдая звёздное небо.
Телескоп был почти готов, но нескольких деталей пока не хватало. А выход журнала иногда задерживался, что деда Илью очень огорчало.
Он хотел первым увидеть комету, от столкновения с которой всей Земле придут кранты, что предсказала напоследок покойная Джуна. Про это говорили по телевизору.
Пока комету не видел никто, даже учёные в свои мощные телескопы.
Дед Илья хотел всех обскакать в этом вопросе. Поэтому ночами он продолжал наблюдать звёздное небо.
- Вот такой он романтик,- закончил свой рассказ Володька.
- Р‑р‑романтик! Р‑р‑романтик! - согласился попугай Петруша.
- Дак зачем ему ремонт, ежели конец свету? - спросила баба Клава.
- Может, для красоты? - предположил сосед.
- Кр‑р‑расоты! Кр‑р‑расоты! - проскрипел попугай Петруша.
- А помните, дорогие соседушки, набор «Конец света»? - засмеялся Володька.
Соседки переглянулись и пожали плечами.
- Как же так? Про этот набор в газете «Метро» писали. И картинка была. В набор входили мыло, верёвка, гречневая крупа, активированный уголь, спички и что‑то ещё. Стоило это всё 900 рублей.
- Ты чо - купил? - поинтересовалась баба Клава.
- Не‑е, зачем мне эта ерунда?
- Ер‑р‑рунда! Ер‑р‑рунда! - подтвердил попугай Петруша.
- Ну, что? Будешь знакомиться с дедом Ильёй? - спросил Володька.
- Обязательно,- кивнула Лялечка.- А когда?
Володька посмотрел на часы и выглянул в окно:
- А прямо сейчас. Вон он в своей красной майке за пивом и журналом пошёл. Как часы. Идём. Встретим нашего астронома.
- Астр‑р‑ронома! Астр‑р‑ронома! - проскрипел им вслед попугай Петруша.
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа
Нет комментариев