Сабантуй. Рассказ Фатиха ХУСНИ

Иллюстрация Сергея Рябинина

Да, так вот, поехали мы, значит, в Арск, в райцентр. Иной может полюбопытствовать: а что, мол, они с собой в саквояжике прихватили? Кто хочет, может заглянуть в него, дабы не оставалось места всяким праздным предположениям: перво-наперво положил я туда несколько штук отличной воблы, гостинца астраханского, потом — перемячей жениной выпечки и, наконец... потихоньку от супруги — бутылку коньяку. Слава богу, сам я не привержен к выпивке, но ведь Сабантуй, да к тому ж ненароком знакомые могут подвернуться... Одним словом, багаж руку не оттянет. Да, так вот, от­правились мы в сторонку арскую...
Ехали этак в шуме и гаме, в тесноте праздничной — долго ли, коротко ли, незаметно познакомились с сидящими по соседству супругами. Что требуется для дорожного знакомства: вы откуда, мы — оттуда, вы куда, да мы — туда. Спутники наши были люди на редкость приветливые и охочие до разговора. Муж — портной какой-то артели в Адмиралтейской слободе, жена — надомница той же артели. Если верить её словам, под настроение, когда чёрт не шутит, она способна провернуть месячную норму за пятнадцать дней, а сейчас «чёрт» пошутил и понёс её в родную деревню, чтоб на славу отпраздновать Сабантуй в кругу близких и друзей. Что может быть милее татарскому сердцу, чем поездка в родную деревню, да ещё на Сабантуй?
Подъезжаем к станции Качелино, и вдруг: — Абый, Сабантуй сегодня не в Арске, — твёрдо сказала наша милейшая спутница, — сегодня Сабантуй в нашем Качелино. Сейчас мы все вместе выходим, вместе отпразднуем, завтра отправимся в Арск, а там видно будет...
Я не знаю, чем объяснить такой поворот дела — может, широтой натуры наших спутников, а может, тем, что за разговорами они обнаружили в нас какие-то, дотоле неизвестные нам самим, привлекательные чёрточки...
Заявление было сделано с той категоричностью и прямотой, которая является, надо сказать, отличительной чертой качелинцев. Причём женщина, говоря это, хоть бы взглянула на мужа или на одного из нас, хоть бы поинтересовалась, как мы отнесёмся к её словам. Будто всё было решено и оговорено раньше, будто двух мнений в этом вопросе и быть не могло! Откровенно говоря, лично я ничего не имел против этого заманчивого предложения. Дожив до седых волос, я это Качелино и в глаза не видел. Наверное, земля не рухнет, если по пути заночевать в деревне, вырастившей таких гостеприимных людей. Но ведь дело не только во мне, со мной едет рассудительная и разумная жена, душенька моя, Сайма, которая любит подолгу взвешивать все «за» и «против». Как склонить её принять это неожиданное приглашение? Согласится ли она? Потом беспокоит другая сторона вопроса: эти радушные уроженцы Качелино очень щедры на приглашения, а ведь дом, куда мы ввалимся, тоже, наверное, не без хозяина — как взглянет он на непрошеных гостей? Однако долго размышлять не пришлось, поезд наш уже остановился у разъезда Качелино. Пока суд да дело, ханум подхватила одной рукой наш саквояж, другой подцепила мою ошеломлённую жену и, бросив на ходу мужу: «Не забудь вещи взять!» — вышла из вагона. Посудите сами, что мне оставалось делать? Только одно — выскочить вслед за ними.
Едва наши ноги коснулись земли, перед нами, как в сказке, выросла телега с запряжённым в неё отличным мерином. К нам подбежал брат Масруры. Масрурой звали нашу добрую знакомую, которая так ловко увела мою жену, а я, как вам известно, покорный муж своей душеньки — Саймы. Так вот, брат Масруры оказался ещё более радушным и гостеприимным, чем она сама: никаких расспросов, никаких анкет, не успел я и глазом моргнуть, как очутился рядом с Саймой на телеге, устланной душистым сеном...
Латып, а его звали Латыпом, был приземистый, как трактор, плотный мужчина, и, видать, голова горячая. Да ещё ради праздника, чувствуется, успел хватить маленько. Будучи бригадиром тракторной бригады (это я узнал из разговоров), он, наверное, привык командовать. Быстро распорядился:
— Давайте, — говорит, — присядем, до майдана ещё успеем посидеть малость.
Короче говоря, минут через пятнадцать мы очутились за столом. Лепёшки, блины, холодное мясо, горячее мясо, марочное вино, бочковое, званые гости, незваные, старый и малый — всё смешалось. В ход пошло и наше добро из саквояжа. Особенно вобла. Жена Латыпа, молоденькая беременная женщина, увидав воблу, сразу лишилась покоя, но попросить — старших стесняется. Однако не удержалась, видно, шепнула мужу, а тот, недолго думая, схватил воблу со стола и торжественно объявил: — На товар этот поступил запрос с более авторитетного участка, так что не обессудьте, я его пока ликвидирую.
Короче, благодаря астраханской вобле наши акции повысились. Можно сказать, ценность непрошеных гостей, в сравнении с остальными, стала один к одному. И вообще, пошли, брат, горячие дела! Сидим за круглым столом, угощаемся, с соседями знакомимся, шум-гам, расспросы-рассказы... А настроение поднялось — начали на майдан собираться. Вот тут-то наша Масрура и захотела, видно, показать перед качелинцами законного супруга своего Хайри в наилучшем виде: увела в чулан и порядком пропесочила бедняжку за невоздержанность. Когда они вышли из чулана, милый супруг Масруры-ханум почти пришёл в себя — лишнего уже не болтал, даже на вопросы супруги отвечал только взглядами. Как бы там ни было, мил-друг Хайри был одет с головы до ног во всё новое, чтобы не ударить в грязь лицом перед односельчанами. Каким образом наши женщины замешкались, не помню, но случилось так, что мы отправились на Сабантуй сами по себе. Как сейчас вижу: солнце перевалило за полдень, но ещё довольно жарко, луг, на котором будет устроен майдан, кажется, изнывает от жары, и вот за этим истомлённым лугом, дразня и маня, блестит Казанка. Хозяин, многоопытный и догадливый Латып, заставил нас встрепенуться!
— Рано ещё на майдан, может, до Сабантуя искупаемся, охладимся немножко? Тут у нас есть замечательное место!
Много ли надо человеку, чтобы загореться, особенно во время Сабантуя, когда припекает солнце, подогревает «бесовская водичка». Мы, конечно, в один голос поддержали Латыпа. А его зятёк, тот самый, которого Масрура-ханум нарядила с ног до головы во всё новое, особого рвения не проявил. Но стоило нам выйти на излучину, мы и глазом моргнуть не успели, как он, в чём есть, ринулся вниз, с трёхметровой высоты — прямо в пучину! Хоть бы плавать умел мало-мальски! Всплыл раз, другой, третий, что-то прокричал и исчез, только берет плавает. «Бедняжка-зятёк!» — подумали мы, и вдруг наш Латып метнулся в воду. Решительный человек! Вслед за ним попрыгали в воду и мы. Бог с ним, с беретом, да и сандалета одна уплыла, а зятя мы разыскали общими усилиями и вытянули из омута. Я заметил, что после этого случая мы все вдруг отрезвели, особенно — зятёк.

«В кожаном пальто, в ботинках с голенищами, зашнурованными почти до колен, молодой, задорный, он своей внешностью напоминал скорее шофёра бронемашины, чем студента или поэта. А он был поэт, поэт ещё начинающий, заядлый спорщик на всех литературных собраниях, готовый всегда сцепиться со своим собратом и спорить до изнеможения...» — таким запомнился писателю Ибрагиму Гази будущий классик татарской литературы, народный писатель Татарстана Фатих Хусни (1908–1996). 
Сегодня — его рассказ «Сабантуй», опубликованный в переводе на русский язык в Татарском книжном издательстве в 1984 году.

В тот день Сабантуя почти и не видели. Когда, кое-как приведя беднягу зятя в человеческий вид, мы появились на майдане, там уже добивали последние горшки. Однако нам-то хоть удалось посмотреть состязания детей в беге. А зятю не суждено было увидеть и этого: стоило ему появиться на майдане, как Масрура-ханум, подобно коршуну, уносящему в когтях гусёнка, тотчас же утащила его домой и до вечера заперла в чулане.
К вечеру, однако, он, переодевшись, вышел к гостям. Даже собрался честь по чести, по-городскому, пройтись под руку с женой по деревне: людей посмотреть, себя показать. Только попробуй что-нибудь по-своему, если тебя по рукам и ногам связали арканом, название которому— гостеприимство! Вечером пригласил на чай старший брат Латыпа. После них сразу попали к родителям его жены. От родителей отправились к повивальной бабке... Там — новый дом поставили. Значит, новоселье с Сабантуем вместе решили справить.
Ну, ладно, это их дело, как хотят. Родственники, если им нравится, пусть ходят друг к другу в гости. Я-то здесь кто? Или моя Сайма? Ради чего я должен ходить из дома в дом, испытывая мучения?..
Но делать нечего. Раз попали в такой переплёт, надо терпеть. Из первого дома пошли во второй, из второго в третий, а потом ещё и ещё, и в каждом доме сажали нас в красный угол, как самых дорогих гостей, разговоры по мере возможности вели умные... В час ночи, окончательно растеряв остатки сил, еле-еле добрели до постели. Сон, конечно, не шёл. Как почётных гостей, нас с душенькой Саймой положили спать в избе на пуховые перины и подушки, и опять-таки в красный угол. В доме, где целый день напролёт жарили, парили, пекли, было нестерпимо жарко, когда же я оказался на взбитых перинах рядом с моей печкой-женой, стало совсем невыносимо. Мало того, лишь посерело за окном, поднялись мухи — сначала одна, потом другая, пятая, десятая!..
Тут, нарушая весь этикет, я вскочил: — Нет, — зашептал жене, — ты как хочешь, а я пошёл на сеновал.

Иллюстрация Сергея Рябинина

Я его ещё днём приметил. Немного погодя, взобралась ко мне душа моя — Сайма. И заснули мы крепким сном, утонув в свежем душистом сене.
Много ли, мало ли спали, только проснулся я от какого-то разговора. Слышу внизу негромкие, тревожные голоса. Снуют по двору женщины, спрашивают друг у друга:
— Куда же они подевались? Бог мой, неужто постель не понравилась?
— Муж вчера весь вечер твердил: «Уедем да уедем», может, ­уехали по утреннему холодку?
Третья, видно, заметив мой пиджак на спинке стула, догадалась:
— Куда же без одежды? Вон костюм висит.
Какой уж тут сон — нас разыскивают как почётных гостей, чтобы мы в бане вымылись. Делать нечего — назвался груздем, полезай в кузов. Честно говоря, весь этот почёт выпал на нашу долю из-за вчерашней невоздержанности зятя Хайри. Если бы ему не вздумалось бросаться в новёхоньком костюме в воду, мыться бы ему первому в чистой баньке. Много ли надо, чтобы упасть в глазах людей!
После бани всё началось сначала. В первую очередь, конечно, пили чай у хозяев. Потом позвали соседи справа, за ними — мать нашего хозяина. Попробуй отказаться! После них в очередь встали ещё трое — к нам, да к нам, но тут, к счастью, вмешался Латып:
— Больше ни к кому, сейчас в Арск на Сабантуй едем.
Сказал, как отрезал. Если описать всё, что мы видели на арском Сабантуе, пожалуй, не хватит бумаги во всём пятиэтажном Доме печати. Да и на смену опоздаю. Сабантуй — это Сабантуй: шум-гам, песни-пляски, тут тебе и скачки, и борьба, всё честь по чести.
На Сабантуе узнали мы и кое‑что иное. Вчерашний наш гостеприимный хозяин Латып, а по фамилии Шакирзянов, оказался не просто бригадиром тракторной бригады. Его бригада — самая передовая в районе! Вот полюбуйтесь вы на него — сидит с тобой рядом, говорит с тобой, угощает тебя, а о себе ни слова. Не узнай я этого из речи председателя комиссии на открытии майдана, так бы и уехал невежей.
Что касается отъезда, тут я проявил себя твёрдым человеком. Откровенно говоря, мне внушала страх очередь, которую образовали желающие пригласить в гости. Кроме того, завтра с утра предстояло идти на работу. Я решил, что надо уметь вовремя выйти и закрыть за собой дверь, в которую вошёл. Из Арска мы поехали прямо в Казань, от души поблагодарив Латыпа, его жену, мать, его радушных родственников, друзей и соседей.
Да, вот так вот. Побывали мы в арской сторонушке. Повидали открытых славных сердечных людей.