Санаторий 2022 (печатается в сокращении)

Поэт и прозаик. Родился в 1971 году в посёлке Холмском Абинского района Краснодарского края, детство и юность провёл в Петропавловске-Камчатском. Закончил механико-математический факультет МГУ, учился в Литературном институте имени Горького. Член Союза писателей Москвы.
Печатался в журналах «Новая Юность», «Арион», «Знамя», «Эмигрантская лира», «Крещатик», «Октябрь», «Волга», «Новый Берег», «Зинзивер», «Дети Ра», «Литерратура». Автор шести книг прозы. Лауреат Международного литературного Волошинского конкурса. 
Рассказы Харченко переводились на немецкий, китайский, английский и турецкий языки. Живёт в Симферополе.

Накануне меня бурно провожали в санаторий. Шампанское, текила и армянский коньяк лились рекой. Наутро мне было так плохо, что водитель на вопрос: «Куда едем», услышав мой ответ: «В санаторий», — только понимающе кивнул головой. Всю дорогу до курортного места Саки меня мутило. Пару раз водитель останавливал такси и сострадательно смотрел на меня. 
В санатории на ресепшене я потерял паспорт, мне его возвращали сочувственно, у медсестры я забыл санаторно-курортную карту, а врач сказал мне, что впервые видит такие странные симптомы псориаза — пот, дрожь, бегающие глаза и сухость во рту. В грязевой ванне я уснул, в бассейне с целебной сакской водой чуть не утонул. В конце концов поймал дворника и спросил: «Где тут можно купить пива и сигарет?» Дворник понимающе ойкнул и отвёл меня в какой-то тёмный переулок с затхлым подвалом. Там я долго лечил свой псориаз. Через час мне так похорошело, что кастелянша сказала мне, что я совсем не похож на больного.
Есть что-то глубоко издевательское в чипсах с лобстером. «Мне, пожалуйста, три «Балтики девятка», сухарики-«кириешки» и чипсы с лобстером».
В санаторных делах три года назад я был новичком, поэтому не придал значения процедуре, которую мне выписал уролог. Если честно, мне об этом очень сложно говорить, это такое мужское табу. Ну, в общем, благодаря этому сраному урологу мне весь прошлый санаторий засовывали грязь в зад­ницу. И это не метафора. Если честно, мне это испортило весь отдых: расслабляющие ванны, тёп­лые грязевые завёртывания, минералка, фиточай, массаж, красивые медсёстры, добрые докторши и... грязь в задницу. В этот раз я поступил мудрее. Я просто не пошёл к урологу, и, оп-ля, никакой грязи в задницу. Только релакс.
Нынешний санаторий — это настоящий медицинский концлагерь. Ближайший ларёк с пивом в пяти километрах, правда, при входе в санаторий услужливо дежурят таксисты. Курить запрещено, везде запрещено. 
При регистрации в санатории попросили ещё чей-нибудь телефон.
— Зачем? — спрашиваю.
— Мало ли, — говорит улыбающаяся ресепшеонистка, — захлебнётесь ещё в грязях.
— И часто у вас захлёбываются?
— Пока не было, — говорит.
Стал думать, кто бы мог вывезти мой труп. Жена заграницей, у брата большая семья, у тёти внуки, у мамы дача. Все заняты. Мой труп нужен только мне. Дал телефон хозяина квартиры. Всё равно он смотрит за моим котом. Может, и за трупом присмотрит.

В моей барсетке всегда лежит паспорт кота. Не знаю, зачем, видимо, как напоминание, что у меня есть кот. Захожу сегодня к дерматологу и вместо санаторно-курортной книжки достаю паспорт кота. Книжки просто кладут на стол, и, видимо, врач этого сразу не заметила, а потом открыла паспорт кота и говорит:
— Ого, Вам в 2021 году делали прививку от бешенства?
— Какую прививку?
— И в 2020-м делали, а в 2022‑м не делали.
— Блин, что за прививки? — начинаю заводиться.
Смеётся.
— Вы мне, Вячеслав Анатольевич, паспорт кота дали.
— Ой, — говорю, — вот вам санаторно-курортная книжка.
— Вот зачем Вам, Вячеслав Анатольевич, в санатории паспорт кота? Вы его тоже на грязи привезли?
Из всех процедур в санатории самая странная — соляная пещера. Тебя заводят в пещеру со сталактитами и кусковой солью на полу, усаживают в кресло, забирают мобильные телефоны и ноутбуки, и ты сидишь в полу­мгле полчаса. Через десять минут мне стало скучно. Я стал разглядывать соседей, а это ещё десять таких же бедолаг, но в полумгле ничего не было видно. Тогда я стал рассматривать пещеру. Она настоящая или нет? Лизнул стену. Думал, соль. Нет, бетон. От того, что я лизнул бетон, мне стало смешно, и я громко засмеялся. Тут же врач открыл дверь и предупредил, что надо сидеть в тишине, смеяться и разговаривать запрещено. Мне стало интересно, как смех и разговоры могут помешать действию соли, лежащей на полу. Я бы устроил всё по-другому. Во всю стену экран с танцующими девчонками. Громкая бодрая музыка, в углу — небольшой бар. Конфетти и серпантин. Допускал бы больных только в бикини. Ну если нужна на полу соль, то пусть лежит. Вот в такой соляной пещере можно провести и час, и два, а если соседи попадутся хорошие, то весь день и всю ночь. И вот когда я уже примеривался, где тут можно разместить экран, сеанс закончился. Мне стало грустно. Мне кажется, что у меня всегда хорошие идеи, но, видимо, я их плохо реализую или не могу правильно донести до публики.
Есть такая процедура в санатории — магнитотурбобуран. Это такая труба, в которую тебя засовывают и, как я понимаю, магнитными полями долбят соль в твоих артритных суставах. Я не знаю, зачем на неё записался. Но, во‑первых, она самая дешёвая, всего 400 рублей, во-вторых, я верю в физику, хотя ничего в ней не понимаю. Ну вот, стою я, жду своей очереди и вдруг слышу, как из трубы раздаётся храп.
Врач — ноль внимания. Мне стало интересно, говорю врачу:
— У вас там пациент в трубе заснул. Ему сейчас магнитом не только соль, но и хрящи побьёт.
Тот даже глазом не моргнул:
— Это Иван Спиридонович, он всегда спит.
— И долго его ждать?
— Щас поспит и уйдёт.
Очередь начинает волноваться, этот Иван Спиридонович спит уже 15 минут, а у всех сроки, все по 400 рублей заплатили.
— А можно его разбудить? — спрашиваю.
— Зачем?
— Так, спешат все.
— Ладно, — говорит врач.
Встаёт, наклоняется к уху Ивана Спиридоновича и говорит:
— Осторожно, двери закрываются, следующая станция — Печатники.
Иван Спиридонович вскакивает, бьётся головой о трубу и кричит:
— Опять Кожуховскую про­ехал, — и бежит куда-то по коридору.
Все радуются, врач улыбается, и только меня — давно не бывшего в Москве, интересует, построили ли в Печатниках станцию Большого Кольца.
Санаторский врач, осмотрев мою солидную фигуру (моя жена не использует слово «толстый», а использует слово «солидный»), заявил: 
— Вячеслав Анатольевич, Вам нужна лечебная физкультура, — и записала меня на ЛФК.
На ЛФК надо приходить в спортивной форме и в носках. Когда я пришёл в назначенное время, у двери ЛФК толпились дряхлые старики и старухи. Я приосанился, здесь я явно буду первый, несмотря на свою солидную фигуру.
Занятие вела тоже старушка, но очень бойкая и гибкая. Она на собственном примере показывала разные фортеля. Когда мы начали упражнения, я вдруг понял, что с трудом приседаю и с трудом нагибаюсь.
— Стоп, стоп, стоп, — сказала ведущая посреди упражнения, — Вячеслав Анатольевич, Вы совсем не справляетесь, Вы, наверное, пьёте пиво, курите табак и ведёте сидячий образ жизни?
— Лежачий, — возразил я.
— Посмотрите, как прекрасно делает упражнения Иван Спиридонович.
Иван Спиридонович — это семидесятилетний старик, который уснул в магнитной трубе.
Он сидел в позе йога, закинув правую ногу за левое ухо.
Услышав слова ведущей, он радостно хрюкнул и к правой ноге закинул за левое ухо и левую ногу.
Я покосился на Ивана Спиридоновича, потом обвёл взглядом зал. Все артритные старухи тоже закинули левые ноги за правые уши. Только я никак не мог этого сделать.
— Я назначу Вам, Вячеслав Анатольевич, к группе ЛФК ещё индивидуальные занятия.
После окончания ЛФК она выдала мне листочек, исписанный убористым почерком, и палки для скандинавской ходьбы и сказала:
— Вам надо заниматься ходьбой, а куратором у вас будет Иван Спиридонович.
На следующее утро мне в 6 часов утра кто-то поскрёбся в номер. Я осторожно подошёл к двери и прислушался. Там кто-то сопел.
— Кто там, — спросил я.
— Славик, открывай, — сказал Иван Спиридонович.
Я запаниковал, мне не хотелось в 6 утра заниматься скандинавской ходьбой.
— Тут нет такого, — ответил я через дверь.
— Славик, не шали, — ещё раз постучал Иван Спиридонович.
Мне захотелось отправить его в Москву на Кожуховскую.
— Он уехал, — сказал я и, чуть подумав, добавил, — и умер.

Врач мне хороший попался. Осмотрел меня и говорит:
— Смотрите, спиртное Вам нельзя, пятьдесят, сто грамм, не больше.
— Я не понял, — отвечаю, — нельзя, или 100 грамм?
Врач грустно посмотрел на меня и произнёс:
— В общем, Вы меня поняли. А ещё от Вашего псориаза мы назначим Вам ванны из рапы, — сказал врач и что-то записал в мою санаторно-курортную книжку.
— Из граппы? — радостно зажмурился я и представил скалистый остров, говорливых италь­янских торговок, белый виноград, светящийся на солнце, звуки тарантеллы и знойных черноволосых южанок.
Врач приподнял очки и произнёс:
— Из рапы, раствор такой соляной Сакского озера.
И Италия пропала, и музыка стихла, и южанки куда-то подевались.
В расписании процедур я нашёл сухие ванны. Сразу стало интересно, как ванны могут быть сухими.
Ещё меня удивило, что на всех процедурах надо раздеваться догола, а тут медсестра заявила, что трусы снимать не надо. Мне сразу стало страшно, неужели сухая вода так опасна для моего достоинства, или именно эта медсестра так устала от мужских достоинств, что теперь требует не снимать трусы.
В сухих ваннах тебя засовывают в мешок. Я сначала залез головой вперёд, а ноги остались наружу, но меня переложили.
В горловину мешка высунули мою голову и завязали мешок, а ноги всунули в дыру в стене и открыли кран. Из дыры пошёл газ.
— А-а-а, — закричал я.
— Не волнуйтесь, это не газовая камера, — успокоила меня медсестра.
Мешок стал надуваться. Я оказался в центре газового шара.
Мне почему-то представилось, что я — космонавт. Высадился на далёком Марсе и иду (точнее, лежу) по красной планете. Но тут раздалось характерное шипение, видимо, мешок оказался с дыркой. Я подумал, что сейчас погибну на Марсе от недостатка газа. Но мне просто показалось. Несколько раз медсестра добавляла в мешок газку. Наконец меня вытащили из мешка. Медсестра сказала:
— На следующие процедуры придёте со своим мешком, — и отдала мне использованный мешок.
Я вдруг вспомнил, что ряд пациентов ходит по лечебнице с мешками. Видимо, это тоже были космонавты. Нас всех готовят к полёту на Марс. К концу лечения прилетит космическая шлюпка, и лучших отправят в далёкий космос. На далёких экзопланетах в целях толерантной геополитики нужны не только здоровые перцы, но и артритники, артрозники и псориазники.
Когда тебя в санатории кладут в грязь, то ставят песочные часы. Ты лежишь и следишь за часами, а когда песок пересыпается, то подходит медсестра и вынимает тебя. Лежать надо 20 минут, больше — очень вредно для организма, может остановиться сердце.
Сегодня я лежал, лежал, и вдруг заметил, что песок в часах застрял и не сыпется.
Я закричал медсестре:
— Песок не сыпется.
Она подошла к песочным часам, постучала по стеклу и произнесла:
— Да, не сыпется.
Я испугался и произнёс:
— Что теперь со мной будет, я умру?
Сестра задумалась, а потом сказала:
— Не знаю, скорее всего, нет, хотя, кто его знает.
Смерть в грязи не входила в мои планы. Хочется умереть в просторной светлой комнате с видом на море или горы в окружении родственников и рыдающей любящей жены.
Вечером в санатории выступал «Аквариум». Висела афиша. Я удивился. Неужели приедет сам Борис Гребенщиков и споёт свои легендарные песни «Механический пёс», «Под небом голубым», «Рокенрол мёртв»? Я обрадовался и затрепетал. К восьми пришёл в Дом культуры. На открытой веранде стояли люди совсем не рокерского вида: в розовых пиджаках, салатовых штанах, совсем без кожаных курток и металлических цепей. Пели они какие-то странные песни: «Там, где клён шумит», «Пусть бегут неуклюже», «Мы — великие таланты».
Солист, конечно, чем-то напоминал Бориса Борисовича, но почему-то имел хипстерский вид и барбершопную бороду.
Я немного поразмышлял. Может, суровая действительность надломила бывших рокеров, и они теперь, потрёпанные жизнью, колесят по санаториям Крыма, предав свою юность и опустившись до голимой попсы. Может, Борис Гребенщиков, окончательно отчаявшись привить культуру народонаселению России, теперь пишет шлягеры и сотрудничает с Рубальской, почитая Эдуарда Асадова.
После выступления зашёл к ним в гримёрку.
— Ха-ха-ха, — засмеялся мне в лицо хипстерский Гребенщиков, — да у нас тут на побережье три «Зоопарка», два «Лед Зеппелин», четыре «Битлз» и пять «Аукционов».
Я от ужаса схватился за голову и выбежал на улицу. На доске объявлений висела афиша завтрашнего выступления «Машины времени».
В санатории как-то узнали, что у меня завтра, 18 июля, день рождения. Сегодня после обеда ко мне в номер зашла старшая медсестра. Для санатория это всё равно, если бы в вашу московскую квартиру зашёл Путин.
В первое мгновение я стал думать, что я натворил. Наверняка, кто-то стуканул, что я пишу анекдоты про санаторий, и вот ко мне подослали киллера со шприцом усыпляющего газа.
— Здравствуйте, Вячеслав Анатольевич, — сказала старшая медсестра и улыбнулась.
— Здравствуйте, — я на всякий случай улыбнулся и прикрыл подушкой бутылку коньяка, которую мне подарила тётя (в санатории алкоголь запрещён).
— У Вас завтра день рождения, — ещё более улыбчиво сказала медсестра.
Если честно, с годами я стал не расположен к празднованию своего дня рождения. Что хорошего в том, что ты стал на год ближе к смерти? Понимая, что отнекиваться бессмысленно, я кивнул.
Старшая медсестра ещё больше стала улыбаться.
— В качестве подарка наш санаторий дарит Вам одну бесплатную процедуру.
Если честно, я вообще не люб­лю процедуры и скептически отношусь к санаториям. Просто меня замучили болячки.
— А можно огласить весь список? — спросил я.
— О, конечно, конечно. Мы можем провести Вам озонотерапию в вену, или устроить ректальный тампон, или провести иглотерапию.
Ректальный тампон меня не радовал, а вены мне было жаль.
Я подумал.
— А можно мне день без процедур, купания в море и ЛФК просто полежать у телевизора?
— Нет, — ответила медсестра.
— Завтра как раз «Спартак» показывают.
— Нет, — сказала медсестра.
— И пива с бычками?
— Может, йога? — спросила медсестра.
— Теперь уже нет, — сказал я.
— Может, арфатерапия?
— Нет, — сказал я и замолчал. Подумал и добавил: — А шахматы у вас есть?
— Да, в ДК, — улыбнулась медсестра.
— Вы можете мне завтра в день рождения найти партнёра для шахмат?
— Хорошо, — ответила старшая медсестра.
И вот сегодня, 18 июля 2022 го­да, я сижу в ДК санатория и играю в шахматы с завхозом Ильёй Фёдоровичем.
Санаторский вечер. Все собрались у ДК на дискотеке восьмидесятых, а я сижу в шезлонге у моря и наблюдаю закат. Алая полоска медленно заползает за горизонт. Небольшое шипение волн. Кто‑то оставил резиновые тапочки прямо у кромки воды. Набежавшая волна смыла их в море. Один тапочек хозяин успел поймать, а второй плывёт и плывёт куда-то к горизонту. Весь пляж смотрит на тапочек. Хозяин чертыхается. Плыви, плыви, тапочек, чего ты здесь не видел! Потные волосатые ноги, грязь дорог, а там тебя ждут океанская бездна, крики чаек, белые лайнеры и темнокожие мулатки.
Самые трагичные дни в санатории — последние. Ты с грустью изучаешь, вылечили тебя или нет. Со мной всегда происходят странные вещи. Я всегда лечу псориаз и псориатический артрит, но обычно вылечиваю совсем другие вещи. Например, в этот заезд на грязи у меня перестало болеть плечо, перестали гноиться глаза, и исчезло хроническое покашливание курильщика. Исчез ли артрит, не знаю, а «псор» остался. Он всегда остаётся, как я его не лечу. Вообще, жена считает, что грязи — это шаманство. Никто не знает их действие. По большому счёту это вера и диснейленд для взрослых. Бювет, физиотерапия, ЛФК, массаж и прочие эротические удовольствия.
В моём санаторском повествовании не хватает какой-нибудь романтической истории. Был вечер, закат… Она стояла на пустынном пляже, подставив лицо вечернему бризу, её волосы развевались на ветру, морская волна облизывала её ступни, в руках она держала тапки и книгу. Кажется, Лотман, комментарии к Евгению Онегину. Я сидел под зонтиком и курил «Парламент». Вечером я покуриваю на пляже, хотя это запрещено. Она не замечала меня, а я её видел. И вот она вдруг запрыгала как чунга-чанга, а потом, отбросив тапки и книгу, сделала на песке колесо. Я не удержался и воскликнул:
— Браво!
Она вздрогнула и, не докрутив колесо, упала на песок, потом встала, отряхнулась и произнесла:
— Вы меня напугали.
— Почему я не видел вас здесь раньше, — воскликнул я.
— Я приехала только вчера, — зарделась красавица.
— Ох, как жаль, как жаль, — завопил я.
— Что с Вами, что случилось? — воскликнула красавица.
— О-о-о, где вы были раньше, — рыдал я, — у меня завтра последний ректальный тампон, и я уезжаю.
— Не плачьте, — сказала красавица, вырвала из Лотмана страницу и написала свой телефон.
И вот сейчас я пакую вещи и, дрожа, прижимаю её телефон к сердцу.