Случай, произошедший в клубе «У тёти Ривы» с Бобом Мефодьевым — финансовым аферистом, мотогонщиком и эстетом, который решил сыграть в бильярд с коррумпированным чиновником

Ещё не так давно в одном казанском дворике стоял дом с палисадником. Там жил Боб Мефодьев, известный коллекционер старинных мотоциклов. Дом и любовь к технике достались ему в наследство от бабушки Ривы, чемпионки РСФСР по мотокроссу. В середине девяностых Боб неожиданно разбогател, играя на бирже, и чтобы заполнить вакуум в творческой душе, сделал из своего дома клуб для друзей «У тёти Ривы».
Здесь можно было встретить кого угодно — художников, музыкантов, криминальных элементов, две соперничающие мотогруппировки. Говорят, появлялся даже Нги Камга Джозеф, принц африканского государства Сьерра-Леоне. Он тайно, минуя красный Кремль, приехал в Казань закупить большую партию совковых лопат по причине нехватки железа в его стране. Здесь он случайно познакомился с Бобом, который убедил старину Джо купить лопаты вместе с деревянными черенками, напомнив чёрному принцу, что в его стране и с древесиной тоже перебои. «Тем более что так выйдет дешевле, если будешь брать у Наиля», — после этой магической фразы контракт был подписан.
Однажды к Бобу забрёл молодой режиссёр из Екатеринбурга, в клубе был аншлаг. Режиссёр брал очередную девушку под локоть, отводил в сторону и таинственно сообщал, что ставит «Вишнёвый сад» и что на сцене обязательно будет присутствовать г…вно, он ещё только не решил — человеческое или лошадиное. Молодой человек был экспериментатором, сейчас, говорят, прославился и имеет свой театр, но в тот день девушки делали большие глаза, и он был с позором выгнан из клуба — не трогай, сука, Антона Павловича...
Три раза в неделю к Бобу захаживал протодьякон без собственного прихода, Виталий, которому все, кто играл на бильярде, жертвовали «десятину» — десять процентов с банка, а Резо Блинкин, инвестор на нале, отдавал пятьдесят — он с особым почтением относился к служителям культа. Впрочем, простому дьякону Богомолову Резо не давал ничего.
Однажды к Бобу приехал Яша Веточкин, писатель-графоман из Томска. В восемьдесят девятом они случайно познакомились в Коктебеле на концерте саксофониста Алексея Козлова. Выпивая портвейн «Ливадия», чуваки сошлись во мнении, что «козёл на саксе» со временем может «сделать» Кенни Гарретта. С моря дул ветер.
Погостив в Казани неделю, Веточкин вернулся домой и вскоре написал культовый роман «Кукушки молчат», ставший в Томске бестселлером самиздата. В четвёртой главе он в красках описывает один из вечеров, проведённых в клубе «У тёти Ривы». Приведём её с некоторыми купюрами, в которых, в основном, про птиц...

Здесь можно было
встретить кого угодно —
художников, музыкантов,
криминальных элементов,
две соперничающие
мотогруппировки.

* * *
...Чига успел вынуть из холодильника пиво до того, как раздался звонок в дверь. Он поморщился.
— Кто в это время... Ладно, пойду, открою...
Он вышел и почти сразу же из прихожей донёсся мат, было слышно, как, звякнув, упал велосипед со стены. В комнату вошёл интеллигентный мужчина с добрым лицом. Увидев меня, он удивился:
— Какого ...?
Я попросил его сформулировать вопрос точнее, но от волнения забыл потушить сигарету, и она обожгла мне пальцы. Я негромко выругался.
— Что? — снова удивился человек. — Кто ты?.. Где Борис Мефодьев?..
Ответа он не требовал. Из последовавшего дальше монолога незнакомца стало ясно, что Боб пытается «кинуть» важное министерство, связанное с энергетикой, не поставив вовремя партию урана, и рассказывает байки про какого-то Касыма из Казахстана, который якобы никак не может договориться с таможней. А сам он является замминистра, зовут его Семён Викторович, и его послали решить вопрос.
— Два дня никто не отвечает на звонки, — он подошёл к телефону, снял трубку и, услышав гудок, положил её обратно. Увидел картину, стоявшую на табуретке — там две кошки смотрели на огромную рыбу в небе.
Чига, автор полотна, пил пиво, наблюдая за чиновником. Тот, помолчав, посмотрел на меня, потом на художника и спросил:
— Твоя работа?
— На самом деле это не рыба, это луна... — неопределённо ответил Чига. — У кошек луна выглядит именно так... Это для нас луна — простой круглый шарик, а у кошек луна — в виде рыбы...
— Постмодерн? — почему-то обрадовался Семён Викторович. — Видно, что какая-то хрень нерусская, за кошек уже стали думать... У меня жена, дура — тоже с ума сходит от Френсиса Бэкона... Сколько стоит этот шедевр?
— Тысяча бакинских, — негромко произнёс Чига, мстительно закуривая.
Семён Викторович достал из кармана пиджака толстую пачку долларов, десять бумажек положил на бильярдный стол.
Зелёное сукно и вид лежащих на нём стодолларовых купюр вызвали естественное желание сыграть партию.
— Ну что, художник, на весь гонорар? — Семён Викторович двумя пальцами держал пресс из американских денег на уровне лица, доминируя морально и провоцируя.
Чига вопросом посмотрел на меня, но я не стал его отговаривать, зная, что он учился играть у Юрия Модина, знаменитого каталы, приехавшего в Казань из Шанхая. Художник взял кий, собрал купюры со стола, оставил одну:
— Куда спешить, Семён Викторович, для начала катанём по соточке для разогрева.
Он сходил к себе и вернулся с открытой бутылкой «Чивас Ригал» — разлили.
Чиновник поднял стакан, обратился ко мне:
— Будешь судить, вечный студент... С художниками глаз да глаз нужен... Ты, случайно, не художник? — он сощурился. — Нет, не похож...
Я поинтересовался — почему.
— У художников и поэтов рожи глумливые, как вон у ... — Семён Викторович кивнул на Чигу, а ты на дурачка из сказки похож... Учитель что ли?
— Писатель, достаточно известный...
Замминистра выпил, закивал.
— Художник и писатель... Хрен бы мы подписали с Мефодьевым контракт, зная его окружение... С вами, пи…расами, одни расходы, на ваше г…вно добропорядочные граждане вынуждены тратить честно заработанные деньги. 
Чига посмотрел на него с сомнением.
— Вот, думаешь, зачем я отдал штуку зелени за твою мазню?
— Всё очевидно. Накосячил со шлюхами, покупаешь жене подарок-откорячку... Не переживай, всё равно бы пришлось лопатник открыть, а тут, считай, повезло... За Бэкона весь уран отдали бы.
Семён Викторович внимательно посмотрел на художника и взял кий.
Выяснилось, что игроком он оказался не звёздным, но с хорошей кладкой, почти всегда рисковал, что было несложно с таким прессом из зелени. При счёте 6:5 в пользу чиновника, Чига закатил подряд три шара, завершив партию. Стало тревожно. 
Разлили, Семён Викторович поднял стакан:
— Выпьем за удачу, которая пока что утешает слабого, но поверь мне, художник, ей это скоро надоест. Удача — женщина, и она рано или поздно уйдёт к сильному, а пока в этом приятном ожидании предлагаю сыграть по пятьсот...
После того, как Чига выиграл вторую партию, пришла журналистка с местного телевидения, Хельга Баженова, ставшая скандально известной после репортажа о разворованном бюджете, выделенном на отстрел ворон в городе, после которого некоторые работники мэрии лишились должностей, а она долго отстирывала платье от птичьего дерьма, из-за которого, собственно, и начался кипеж.
Вскоре Хельге нахамил в метро мужчина, и она дала в эфир сюжет об отсутствии в нашем городе культурных заведений, где бы учили всякое быдло хорошим манерам, адресовав его профильному министерству. Там забеспокоились и на всякий случай наградили Баженову медалью «За веру в свою профессию».
С тех пор ничего интересного в городе не происходило, и Хельга за поиском рабочего материала зашла к Бобу. Узнав, что идёт серьёзная игра, она решила остаться.
Чига, уже давно вышедший из сомнений по поводу обстоятельств и перспектив, предложил катануть на всё — так он выразился. Положил на зелёное сукно полторы тысячи долларов, оценил эстетику картинки, после чего дал оставшуюся сотку шофёру Семёна Викторовича, послав его за выпивкой и сигаретами. Замминистра полагалась Audi с шофёром. 
Чиновник разбил неудачно, сделав сразу две подставки, но Чига забил одну. Он играл осторожно, не рискуя, и в тот момент, когда пришёл Боб Мефодьев, счёт был ещё в пользу художника. От Боба пахло пивом и духами J`Adore. Узнав, что Семён Викторович пришёл по его душу, попросил налить выпить.
Чига тем временем готовился ударить своего в центр, но бить было неудобно, и он, чтобы дотянуться до шара, лёг на стол.
— Что, художник, так хочется денег? — чиновник глумился, хотя счёт был 7:6 в нашу пользу. Но Чига киксанул, и позиция стала тревожной. Семён Викторович готовился положить почти прямой в центр, но тут встрял Боб:
— А вам, гражданин, денег уже не хочется? Взятки берёте, откаты откатываете? Откуда деньги, папаша? — Боб решил перейти в контратаку.
Замминистра не спеша прицелился:
— А вот это тебя волновать не должно, — на последнем слоге он сделал удар, и счёт сравнялся; на столе осталось два шара. 
Вернулся шофёр с двумя бутылками армянского коньяка, банкой огурцов и толстой колодой из плиток шоколада «альпен гольд».
Семён Викторович посмотрел на меня, кивнул на коньяк. Я быстро принёс ещё один стакан и разлил контрафактный напиток.
— Предлагаю выпить за любопытство, которое, с одной стороны, движет мир, но само по себе опасно. По этой причине, я не спрашиваю, как тебе удалось по поддельным ксивам купить тринадцать процентов акций банка «Найди», потому что я не любопытен, Борис... И я не спрашиваю, по какой схеме ты продал из воинской части N стратегический запас лопат по спекулятивной цене людоедам из дружественной нам страны, кинув Марика из налоговой и... ещё одного Марика с «кварталов».  Слава России!
Выпили все, кроме Боба, который переваривал информацию. Хельга что-то быстро записывала в блокнот, игра продолжалась.
Семён Викторович ударил неудачно, и шары встали на одной линии с угловой лузой — как говорится, верняк, учитывая, что луза была разбита.
Чига, паскудно улыбаясь, взял мел и не спеша стал натирать кий. Но тут Боб закончил анализ ситуации, который показал, что замминистра — мелкая сошка, не способная причинить неприятности, и решил наказать его лично.
— Чига, дай ударю! Я хочу сделать ему немного финансово больно, чтобы меньше бегал к конторщикам! — провоцировал Мефодьев.
— Ты сначала деньги верни, — чиновник с достоинством закурил, всем своим видом показывая, что ему всё равно, кто будет бить.
Сигаретный дым концентрировался под красным абажуром, висевшим над бильярдом. Боб потом рассказывал, что ощутил на себе сильное воздействие гипноза, которым якобы владел государственный служащий, и что шар, почти долетев до лузы, якобы сам изменил траекторию, и ударился в борт. Однако всё было кончено, Семён Викторович завершил партию следующим ударом, и в финансах восстановился статус-кво.
Семён Викторович разлил коньяк и уже начал триумфальный тост, но Боб его перебил:
— Подожди, коррупционер, играем дальше, ставлю штуку зелени, — он похлопал себя по карману.
Все выпили, Мефодьев достал из больших напольных часов свой личный кий, оттуда же вынул перчатку для бильярда. Подмигнул Чиге:
— Не переживай, сейчас мы вернём награбленное и исправим недоразумение, — Боб извлёк из тех же часов новый комплект шаров и расставил их.
— Послушай, Мефодьев, может, не стоит? Будешь потом кричать на каждом углу, что тебя ограбило правительство в моём лице, придут комитетчики, как всегда всё напутают, и в результате посадят не меня, а тебя. Давай лучше выпьем...
Я поставил диск Каунта Бейси, зазвучал свинг.
— Разбивайте, вершитель судеб на подхвате, — Боб стал спокоен и, кажется, протрезвел. Семён Викторович, нависая финансово и морально, разбил пирамиду в лоб, с оттяжкой, что всегда означает высокую степень пренебрежения к сопернику, и один испуганный шар залетел в лузу. После этого, замминистра, как настоящий катала, стал класть шары один за другим, поражая красотой исполнения. Последний он забил от борта...

* * *
Летом, по четвергам, Мефодь­ева всегда можно встретить в сквере возле Дома Актёра. Он обычно сидит на скамейке рядом с маленьким ресторанчиком, на веранде которого играет джаз, и курит сигареты «Лаки Страйк».
Если вы решите с ним заговорить, а он пошлёт подальше, то это точно Боб Мефодьев.