Стихи и проза членов литературного объединения "Лебедь"

***

Никогда не видела лотоса,

Для букета срывала ромашки,

И не слышала звуки космоса,-

Ближе звуки земные и краски:

Слух мой радует шум деревьев,

Стук дождя за прикрытой ставней.

Треск горящих в костре поленьев,

Плеск волны о прибрежные камни…

Но когда я гляжу на небо,

Руки тянутся в бездну космоса, -

Надо мною и справа, и слева

Распускаются белые лотосы.

***

Упавших яблок аромат.

Вино янтарное в бокале.

Я, одиночество, закат

И сад в малиновой вуали.

Штрихи наносит ночь углём.

Я с одиночеством не в ссоре:

По жизни мы идём вдвоём

И даже никогда не спорим…

А догорающий закат

Меняет саду цвет вуали.

Пьянящий яблок аромат.

Вино в бокале.

***

Дождь плакал и стучал в окно,

проникнуть в дом хотел сквозь щели.

К утру притих, лишь на ветру

скрипели мокрые качели.

Он притаился за углом.

В окно взглянула - тихо, сухо,

И не взяла с собою зонт.

А дождь влепил мне оплеуху.

Брела по городу с дождём,

Он целовал, просил прощенья,

Пускал по лужам пузыри,

Но я была не в настроенье.

Я шла, дрожала, как щенок.

Душа моя насквозь промокла,

И вместе с каплями дождя

В твои, в твои стучала окна.

***

Есть повод погрустить - сентябрь, холод,

Скучает в чемоданах летний гардероб.

Но я люблю в листве осенней город

И воздух, словно яблочный сироп.

И так приятно, чуточку замёрзнув,

Налить горячий чай и у окна

Смотреть, как от остуды небо, вздрогнув,

Свои печали выплачет сполна.

***

Родился человек… без ног,

И на судьбу он затаил обиду.

Со временем смирился - смог

Не ужасаться собственного вида.

Достойно жил, другим примером став:

Ни жалоб, ни упрёков, ни слезинки...

Но как-то близкие его открыли шкаф,

А там - на каждой полочке, ботинки.

***

Дождь пробежался по листве, словно по нотам.

Наполнил ямки на земле, как мёдом соты.

Повесил бусы из воды на паутины

Чуть горьковатый сок слизал с куста рябины.

И опьяневший застучал по окнам, крышам.

Да так, что во Вселенной было слышно!

Равиль АХМЕТЗЯНОВ

Заместитель начальника пожарной части № 3 отряда пожаротушения и противопожарной профилактики Управления по Приволжскому федеральному округу Центра охраны объектов промышленности, федеральное государственное унитарное предприятие«Охрана. Росгвардия»

КЛОУН

Посмотрите! Вон он, вон он - рыжий бесшабашный клоун,

Что улыбки зажигает и рождает звонкий смех,

Веселит всех и дурачит, а ещё забавно плачет,

Виртуозный и нелепый - мастер радостных потех!

Вот, в немыслимом кульбите пролетел, как на орбите,

На натянутом канате над ареною завис,

Вот, жонглируя попутно и шутя ежеминутно,

Вновь сорвал аплодисменты, крики зрителей «на бис!».

Ах, какой же он проворный, молодец!.. И лишь в уборной

Обнажится труд нелёгкий - пот, ушибы, синяки.

Отрешённый от событий, он, усталостью убитый,

Грим тихонечко стирает, убирает парики.

Но назавтра, непременно, позовёт его арена,

И дарить он будет радость, и наградой будет смех.

Выйдет снова к детям клоун с благодарственным поклоном,

Навсегда отдав улыбку, заберёт на миг успех.

***

Осень рыжая, рябая,

Буйство красок огневых!

Мне мила пора любая,

Осень - ближе остальных.

Да, люблю, когда в морозы

Под ногами снег хрустит,

И на веточках берёзы

Иней сказочный лежит.

Да, люблю, когда в апреле,

Растекаясь в ручейки,

Талый снег тропинку стелет

К устью вскрывшейся реки.

Да, люблю в разгаре лета

Запах луга в сенокос,

И возможность без штиблет

Ощущать прохладу рос…

Мерю я года от вёсен -

Ведь рождён весною - пусть,

Но люблю я больше осень,

Торжество её и грусть.

Наталья ПЕРВОВА

Журналист; на заслуженном отдыхе

О ПОЭЗИИ

Стихи - они по-разному,

Они по принадлежности

К предмету описания

Обуться норовят.

То в сапоги кирзовые,

Когда им не до нежности,

Когда идут, чеканя шаг,

Точь-в-точь солдаты в ряд.

То в валенки из Кукмора,

Где их валяют кучами

Удобных, тёплых, мягоньких

И цветом всех мастей.

А по грибы иль ягоды,

То в лапотках с онучами -

Туда, где леший старенький

В чащобе ждёт гостей.

Строфа везде проявится

Трудягой или фрейлиной,

И нет такого краешка,

Куда бы ни ногой.

А вам какие нравятся:

В обутке незатейливой

Иль в самых модных лодочках

Из кожи дорогой?

ЗАПАХИ

Мой домик пахнет тишиной

И белым вишенья цветеньем.

И ждёт душистое пшено,

Давно привыкнув к угощеньям,

Моя синица, с ней клюют,

Слетевшись, остальные птахи.

А в лопухах нашли приют

Другие запахи и страхи.

А от соседки молодой

Так пахнет мятными чаями,

Зовёт на речку, за водой,

На вёдрах солнцами качая…

Чуть обожду, пока пчела

Цветы моих оставит лилий,

Что, раскалившись добела,

По саду аромат разлили.

С опаской ветку волшебства

Срезаю я рукой смятенной,-

Цветок так полон естества,

Что пахнет, кажется, Вселенной,

Он в вазе обретёт покой

Под тем же знаком Зодиака,

Где мир пропах живой строкой

Ахматовой и Пастернака.

***

В разноцветных аллеях осени

Поднимая к небесной просини

Не умевшие плакать, в общем-то,

Повлажневшие вдруг глаза,

Проклинают своё одиночество,

Что пришло как второе отчество

И уселось под образа.

В одиночестве вспоминают,

В одиночестве помечтают,

С одиночеством спорят истово,

Не разжимая губ.

И на кухне кастрюлькой звякая,

Приводя из доводов всякое,

Одиночеством солят суп.

Одиночеством очищаются,

Одиночеством насыщаются,

Одиночеством лечат хворь

И душевную, и телесную,

Осмысляя роль поднебесную:

Исполняй и с Богом не спорь.

Исповедуются у одиночества,

Словно жаждут его пророчества,

Хоть и шутят, мол, смех и грех…

Одиночество убедительно.

До обидного удивительно,

Что хватает его на всех…

Валерия ГОЛУБЕВА

Учащаяся 7 класса Набережночелнинской Специальной общеобразовательной школы № 75 для детей с нарушением зрения

ВЕРА В ИСЦЕЛЕНИЕ

С самого рождения

У меня нет зрения.

Но горе - не печаль:

Приходит вдохновение

И без предупреждения

Зовёт, уносит вдаль.

Музыка влечёт меня,

Многое даёт понять:

О звонком ручейке,

О радуге - её цветах,

И голосистых соловьях -

Их песне вдалеке…

Слушаю я и пишу,

И волнует моря шум,

И вижу парус алый.

В такие дни мне верится,

Что многое изменится, -

Я творчество узнала.

РАЗГОВОР С РОЗОЙ

- Ты поведай мне, майская роза,

Для кого на заре расцвела?

Что узнала ты? Горькие слёзы,

Или счастье увидеть смогла?

Расскажи, для кого ты раскрыла

Свой бутон, разлила аромат?

Солнце ли над тобою светило,

Или тучки брели наугад?

- Расцвела я с лучом на рассвете,

Увидала забавы детей…

Я лишь гостья на этой планете,

Отцвести через несколько дней

Суждено мне судьбою, но прежде

Буду радость всем людям нести.

Умирая, давать им надежду,

Что сумею опять расцвести.

И в сиянье весеннего солнца

С ветерком шаловливым играть.

Кто-то будет смотреть из оконца,

Нежным взглядом меня согревать.

Мне нужны - только солнышка ласка,

Шелест лёгкий травы молодой,

Чтобы жизнь, как прекрасная сказка,

Пролетала цветной чередой;

Чтоб на лицах улыбки сияли,

Чтобы слышался радостный смех.

Чтобы розы в садах расцветали

Не в угоду себе, а для всех.

Илья ЩЕРБИНИН

Продавец сети гипермаркетов «Эссен»

***

Мобильник закричал в преддверии смерти,

Ничего, я сделаю ему реанимацию,

Он как человек, живя на планете,

Имеет возможность на реинкарнацию.

Телефон был единственным билетом к тебе,

Где ты меня ждёшь в ночи, у окна.

Закуривая сигарету, обращаюсь к судьбе,

Я знаю, что ты была по-библейски права.

Да, наверное, нам не стоит встречаться,

Разойдёмся мы, как на перекрёстке авто,

Но я каждую ночь прихожу попрощаться,

И смотрю в твоё, дорогая, окно.

МЕЛОДИЯ

Выйди на площадь, там небо рисует картину Ван Гога.

Забудь о потерях, о существовании «онлайн-перископа».

Залечи свои раны от бывших, от настоящих,

И просто играй, девочка, пока позволяют пальцы.

С тобой гитара, вам с ней

Стоит стоп-кадр наложить на движение теней,

Когда мелодия сыграна, она превращается в эхо

И тихо умирает в пространстве...

Не спрашивай, кто я, и не ищи:

Я живу в сердцах, голосах, воде,

В рояле - в их звуковой волне,

В оживлённом стихе, что прорывается к нейрону,

Я превращаюсь в эхо и улетаю к Вавилону...

***

Не грусти, дорогая, мы всего лишь ошибка матрицы,

Будто Создатель прогадал с расчётами,

Там, где лестницы в подъездах с пролётами,

Мы были чужими среди других.

Каждый Инь для гармонии ищет Ян,

Говоря нам о метафизике их союза.

Прекрати, я - не инструмент для твоего блюза,

Ты ошиблась, приняв за симбиоз меня и себя.

Вячеслав КРАПИВИН

Водный диспетчер общества с ограниченной ответственностью «Нефтебаза»

***

Cо скрипом жестяным последний лист

планирует из кроны в грязь обочин

совсем не потому, что жить не хочет -

он осени придирчивой - каприз.

Зима не за горами, а снегá -

наряд искристый

тонким веткам - бремя.

Оставить листья - жизнь не дорога!

Любому платью место есть и время.

От стужи защитившись наготой,

стоят деревья, жизни - сберегая

до тёплых дней.

Судьба у них такая:

во имя жизни жертвовать листвой.

***

Опять плывут по небу облака.

Летит в твои края с моим приветом -

наполненная им, как солнца светом,-

без знаков препинания строка.

Плывёт письмо под небесами мая

покорно дуновенью ветерка,

краями разлохматившись слегка,

запретов и преград не признавая.

Юрий (Юрмет) НАГИЕВ

Бригадир участка бордюроукладчиков предприятия «Строительство и ремонт дорог «RBR 16»

БЕЛОЕ ОБЛАЧКО И ЧЁРНАЯ ТУЧКА

В уютной сакле у окна сидела девочка лет пяти. Рядом на подоконнике удобно расположилась упитанная кошка и, нежась в лучах солнца, мурлыкала, глядя на маленькую хозяйку. Внезапный порыв ветра ударил каплями дождя по оконному стеклу. Начавшийся дождь частой дробью забарабанил по железной крыше. Небо прорезала молния. Раздались раскаты грома. Девочка испугалась и подбежала к бабушке - она сидела на диване и вязала чувяки из шерстяных разно­цветных ниток. Вслед за девочкой с подоконника спрыгнула кошка и прижалась к ногам старшей хозяйки. Бабушка улыбнулась кошке, а внучку погладила по голове и сказала:

- Не бойтесь, мои хорошие…

- А расскажи сказку,- девочка взобралась на диван, улеглась поудобней, положив голову на мягкие бабушкины колени.

- С удовольствием,- хозяйка отложила спицы.- Эту историю мне рассказала моя бабушка, а ей - её бабушка. Так и сохранились сказки, притчи, песни и обычаи нашего народа. Слушай.

Было это давным‑давно. Как‑то поссорились Белое Облачко и Чёрная Тучка. Долго выясняли, кто из них сильней и красивей. Из‑за их ссоры разразилась гроза, и от молнии загорелся стог сена на пригорке. Увидел это Братец Ветерок, растревожился. Захотел затушить огонь, стал на него дуть, но язычки пламени, наоборот, ещё быстрей побежали по полю. Братец Ветерок был ещё маленьким, испугался, к тому же быстро выдохся и улетел к ореховой роще, спрятался в кронах вековых деревьев. И Белое Облачко испугалось резвого огня, стало звать на помощь. А Чёрная Тучка победно рассмеялась, и сильней загремел гром. Проснулась Мама Большое Облако, мирно дремавшая на горе, увидела, как сверкают молнии, как по полю бегут языки пламени, рассердилась, пристыдила спорщиков. Белое Облачко от стыда притихло, а Чёрная Тучка вдруг так разрыдалась, что от её слёз пошёл холодный дождь - он и потушил пламя. Ко­гда вокруг всё успокоилось, из‑за горы выглянуло солнышко. Белое Облачко растянулось в счастливой улыбке, а Чёрная тучка, пролившись дождём, стала светлей. То­гда Мама Большое Облако обняла своих непослушных деток, прижав Чёрную Тучку к одному боку, а Белое Облачко к другому, и поплыли они над бескрайними полями, радуясь, что всё благополучно закончилось…

Увидев, что внучка задремала, бабушка умолкла. Осторожно отодвинулась и заботливо укрыла девочку пледом, но та сквозь сон не­ожи­данно спросила:

- А они ко­гда‑нибудь помирятся?

- Конечно.

- А как это узнать?!

- Ну, если ты не спишь, посмотри‑ка сюда сама.- Бабушка подошла к окну, распахнула штору. Девочка подняла голову и увидела: дождь прекратился, а полнеба опоясала разно­цветная радуга.

- Ах,- удивилась девочка,- какая красивая радуга!

- Она и есть - мостик дружбы между Белым Облачком и Чёрной Тучкой. Поняла?!

Бабушка вернулась к дивану, взяла спицы, и они опять тихонько застучали в её ловких пальцах: петелька за петелькой продолжилась работа. Впереди была зима, а в горах она особенно суровая, и бабушка торопилась связать чувяки для всех своих внуков и внучек, а их у неё много.

Маленькая девочка вновь устроилась у окна: встала коленками на мягкий стул, облокотилась о подоконник, обхватив ладошками пухлые щёчки. Радуга скрылась в пушистых облаках, и они, зацепившись за седые горные вершины, отдыхали, словно путники, перед дальней дорогой.

Кошка тоже вернулась на прежнее место, улеглась поудобней. Лучи вечернего солнца коснулись её мягкой шёрстки, и шёрстка заиграла весёлыми рыжими огоньками. Кошка замурлыкала, глядя на маленькую хозяйку, как будто говоря: «Др‑рружба - это хор‑ррошо… мур‑рр».

- Да, я поняла,- то ли бабушке, то ли кошке прошептала девочка.

Ольга КУЗМИЧЁВА-ДРОБЫШЕВСКАЯ

СОЛНЕЧНАЯ МОРЗЯНКА

Утро. Лежу в постели,- выходной. Сквозь жалюзи тянутся ко мне яркие лучи - улыбчивые, словно пришла весна,- так и норовят пощекотать меня за нос. Щурюсь: «Привет, очень вам рада»,- мысленно говорю им, переворачиваюсь на другой бок и закрываю глаза. Но сна как не бывало. Правильно! - ведь в сердце уже солнечным зайчиком запрыгала радость. «Поиграем: кто кого?..» - я натягиваю на голову одеяло.

Вдруг явственно: «Тук‑тук‑тук…» Откуда?.. Глубже утыкаюсь в подушку. Но снова - «тук‑тук…» - уже настойчивей, с каким‑то нетерпением даже. Догадываюсь: звук - за окном, на балконе. «Кто стучит ко мне в окно? Видишь, дома нет никто»,- вспоминается забавная прибаутка из детства. Встаю, поднимаю жалюзи, и солнце торжествующе брызжет в глаза. А стук не утихает. Нехотя открываю балконную дверь и выхожу. А‑ах!!! Бодрит, однако, ко­гда встанешь босиком на ледяной пол! А солнце‑то, и впрямь, не по‑зимнему пригрело. «В фев‑ра‑ле зи‑ма с вес‑ной по‑встре‑ча‑ли‑ся впер‑вой»,- весело, ритмично прозвучало в голове. А снаружи: «Тук‑тук, тук‑тук‑тук». Да откуда же это? Поёживаясь, переминаясь с ноги на ногу, выглядываю за перила, и, уже над самой головой - да так громко, как будто тот, кто частит барабанной дробью, обрадовался моей сонной моське - раздаётся: «Тук‑тук‑тук‑тук!» Взглядываю наверх. Вот оно что! - две озорные синицы сидят на козырьке и наперебой старательно тукают клювиками.

Я им:

- Привет.

- Тук…- птахи проворно поворачивают чёрно‑белые головки на мой голос, приветственно вспархивают, словно делают реверанс, вновь садятся и принимаются за своё важное занятие: - Тук‑тук‑тук…

- Ну вот,- вполголоса бурчу я,- солнышко не сумело вытащить меня из постели, так вы, синицы‑озорницы, заставили подняться да ещё принять закаливающие процедуры.

Возвращаюсь в комнату, закрываю балкон. Тепло, хорошо! Прохожу на кухню. И здесь слышно птичью морзянку. «Да они проголодались!..» Достаю из холодильника и нарезаю свежее сало (знаю, лесных птиц солёным кормить нельзя, иначе они погибнут от жажды). Надеваю тапочки и вновь выхожу на залитый солнцем балкон. Кладу белоснежные, словно сахарные, кусочки на перила и прячусь за косяк.

Подружки, не раздумывая, слетают с козырька и набрасываются на лакомство, а я, притаившись, наблюдаю. Мне кажется, что хитрые их глазки заблестели ярче, клювики будто заулыбались, а довольные белые щёчки да жёлтые брюшки важно распушились.

- Пи‑пи‑пи!..- звенит птичье «спасибо».

- Вам спасибо, не дали проспать первую оттепель.

ЛАСТОЧКИНО ГНЕЗДО

Снова в пути. Снова в разлуке…

На привокзальной площади - небольшой современный магазинчик из стекла и белого пластика. Вхожу туда, чтобы купить что‑нибудь на дорогу. Только переступила порог, как над головой, словно ветер - «прх‑х!» И журчащий короткий колокольчик - «трик…» Посмотрела под потолок и обомлела. Внутри тамбура магазинчика, у входной двери, в углу, над небольшой коробкой, к которой тянутся провода, приклеено маленькое тёмно‑серое гнездо. Из него торчат, подрагивая, три круглые головки: чёрные «шапочки» опущены ниже бровей, белые щёчки важно надуты, клювики приоткрыты, словно птенцы беззвучно смеются. Глазки их - меньше булавочных шариков - смотрят с любопытством, без страха.

Мимо меня торопливо протиснулись покупатели - вошли, а затем с покупкой вышли,- я посторонилась, не сводя глаз с маленьких воронков: надо же, не боятся, будто люди - безобидные ходячие птицы. Как же они тут живут? Огляделась: дверь с улицы заботливо привязана снаружи к углу тамбура; работает только вторая внутренняя. Открыла её и вошла в пахнущее хлебом и сладостями небольшое помещение.

- Здравствуйте. Давно они у вас? - спросила я продавщицу, кивнув в сторону гнезда.

Строгое лицо женщины приветливо просияло. Хозяйка нагнулась над прилавком, привычно облокотилась и ласково посмотрела сквозь стек­лянную дверь на своих «постояльцев».

- Второй год,- она в улыбке поджала губы. Пару раз кивнула, подтверждая свой ответ, и тихо добавила: - Угу…

- Странно, обычно воронок гнездо строит у каменных стен, редко даже у деревянных, а тут - пластик… Неужели второй год?

- Ага… в прошлом думала, случайные залётные гости, а нынче вот - снова… похоже, одна и та ж парочка.

- Никто не обижает?

- Какой там! Шмыгают туда‑сюда и не видят их в высоком‑то уголку.

- А как же ночью?

- Так мы ж круглосуточно… мамашка ихняя… думаю,- она это, не различишь их… так вот она все­гда остаётся. А папашка ино­гда где‑то гуляет… Тепло, дверь не закрываем, а как быть?.. Пожа‑алста, летайте… тут им хорошо‑о,- протянула довольная разговором женщина,- не льёт, не дует, чё ещё?.. Мошек всяких полно, окраина всё ж…

- Умные птицы,- согласилась я.

- Приноровились… хм,- покачала головой хозяйка, любовно глядя на птенцов,- забавные карапузы…

Выходя из магазина, я ещё раз посмотрела на маленькое чудо: скоро, наверное, встанут на крыло. Вспо­мнилось: «Край земли. Полоска дыма тянет в небо, не спеша. Одинока, нелюдима вьётся ласточкой душа»…

Эх, забыла сделать покупку, но это - неважно.

БОМЖ И СОЛОВЕЙ

Три часа утра. Во дворе запел соловей - неутомимый глашатай рассвета… Невольно вспо­мнила старую добрую песню: «И с полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…» Вышла на балкон. Тепло. Звёзды померкли. Солнце ещё не взошло, но глубокое чудесное синее небо уже отражает его лучи - ещё холодные, без примеси розового, а всё же ласковые. Люблю этот горящий синий цвет. Ко­гда закрываю глаза, часто его вижу, он дарит ощущение тихой радости.

Благоухают цветы, ароматы поднимаются до моего балкона: внизу, у подъезда, будто вскипел большой сиреневый куст; у самых окон - две липы распушили белёсые мелкие гроздья; в дальнем углу двора - черёмухи и рябины, уже отцветают; а в центре - две огромные берёзы наливают соком упругие серёжки. Под берёзами растянулась, как во сне, большая скамейка, рядом отдыхает песочница, набираясь сил перед дневной атакой детворы. А над всем двором - виртуозные трели соловья. Идиллия. Даже машины, заполонившие дорогу, уютно вписались в рассветный пейзаж: нарядно, словно яркие звёзды, вспыхивают синие огоньки безмолвной сигнализации; и мне показалось, они подмигивают небу, мол, мы с тобой…

Вдруг послышался необычный шум. Пригляделась. Из дальнего угла двора по тротуару идёт человек, в руках - белые большие мешки, но мужчина несёт их легко.

Стала за ним наблюдать. Он не спеша следует от подъезда к подъезду нашего длинного много­этаж­ного дома. Подходит ко всем урнам, проверяет их, вынимает пластиковые бутылки и жестяные банки, старательно мнёт (не ногами топчет, как это обычно делают пьянчужки, а сминает в руках, наверное, чтобы сильно не шуметь), и складывает в мешки. Судя по объёму ноши, поработал уже на славу. Вот и к песочнице подошёл и обнаружил там богатый «урожай»: накануне вечером вокруг скамейки стоял гвалт - «культурно» отдыхали некоторые представители нашего двора и засорили банками и бутылками не только предназначенные для этого ёмкости, но и детскую площадку.

Почему этот человек «охотится» на рассвете?.. Да он торопится до выхода на работу дворников - те с пяти утра начнут сметать его драгоценную добычу. И ему не до соловья…

А солнце - оно щедрое - всему дарит свет, как любовь. И лишь она «долготерпит… не раздражается… всё покрывает… все­гда надеется…»

ВЫСОТА

Ехала в автобусе. Увидела в небе большую птицу. Она летела высоко, и я не смогла разглядеть, кто это: может быть, ворон, а может быть, орёл. Полёт птицы был уверенным, стремительным, но вдруг навстречу - сильнейший порыв ветра. Сейчас он собьёт её с пути: крылья начнут выламываться; не хватит сил противостоять стихии, и птица неизбежно упадёт!

И что же сделала птица? Она распластала крылья и, словно доверившись ветру, легла на поток. Он понёс её в сторону, немного назад, но в какой‑то момент она, уловив невидимую опору, оттолк­нулась и взмыла вверх! И оказалась выше потока. Отдохнув в коротком парении, она мощно взмахнула крыльями и дальше - в полёт.

Вот так и надо - выше - над страхом… над болью.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Ливень, короткий и щедрый, пролился слезами счастья.

Воздух наполнился робким щебетанием птиц, густым ароматом цветущих тополей и тёп­лым материнским запахом земли, набухшей от желанной влаги. Природа, как влюб­лённая женщина, засияла благодарной улыбкой, отразившейся в небе радугой.

А еле заметный ветерок нежно скользит по моей коже и, как в детстве, то ли шепчет мне на ухо - «во‑ля», то ли выдыхает моё имя - О‑ля…

ВОРОН

Пасмурно. Перед окном сидит ворон - гордо и как‑то по‑особому крепко сидит на пышной ветке старой берёзы. Ветка слегка покачивается под его тяжестью. Он - не шелохнётся, даже головы не повернёт ни в мою, ни в какую другую сторону: лишь глаз его остро блестит, как старинная чёрная бусина из чешского стекла.

Тихо. Юная трава вокруг берёзы - окрепшая, упругая,- дерзко пробилась сквозь прошлогоднюю опавшую листву, уверенно покрывая следы былого, отшумевшего.

У распахнутого настежь окна жду: ко­гда птица пошевелится, ко­гда полетит? Долго жду. Застыла. Ворон тоже застыл, как будто спит: уютно ему в молодых листьях в безветренную погоду, покойно. Но… глаз‑то - блестит!

И вдруг: вижу не берёзу, а огромную новогоднюю ель. Игрушки с неё давно сняли, осталась лишь одна свеча - обгоревшая, прикипевшая к зелёной ветке. А вокруг, на ослепительном снегу - много‑много ржавых, будто обугленных мёртвых ёлочек, жертвенно брошенных к ногам теперь уже разоблачённого праздничного идола.

Я вздрогнула… Глаза слепит солнце. Ветерок играет ветками дерева. Радостно трепещет сочная листва - веселится берёза без ворона.

И что такого было в этой птице?

ВСТРЕЧА

В течение многих лет меня мучил один и тот же сон. Длинный коридор, с обеих сторон, на небольшом расстоянии друг от друга - высокие, наглухо закрытые двери. Узкое пространство освещали два больших окна, расположенных в начале и в конце. В этом коридоре витали запахи древесного лака, канифоли, натёртого паркета и пыли, въевшейся в старую ковровую дорожку. Иногда я слышала музыку. Она врывалась в глухую тишину то стройными симфоническими аккордами, то неприятным диссонансом одновременно настраиваемых инструментов. Но я нико­гда никого не видела. Да и саму себя ощущала бестелесной невидимкой. Я летала, металась по коридору, тщетно пытаясь открыть хоть какую‑нибудь дверь или окно. Выхода не было. И я просыпалась в глубокой тревоге, сердце частило…

Однажды у меня случилась непредвиденная поездка в город, в котором начиналась моя студенческая жизнь. Я гуляла по залитой солнцем площади и зашла в музыкальное училище, где не была ровно два­дцать пять лет - с тех самых пор, ко­гда волею судьбы уехала учиться в другой город.

Поднялась на третий этаж. И вдруг острая боль и такая же острая радость жгуче ударили мне в сердце: я вспо­мнила! Узнала тот коридор! И мгновенно почувствовала, как горячим вдохом ко мне вернулась частица собственной души, впопыхах забытая ко­гда‑то в стенах любимого училища.

В коридоре никого не было. Я стояла у знакомой двери, дышала знакомыми запахами и плакала от счастья.

Мучительный сон больше не возвращался.

ЗАКАТ

Приближается ночь. Пурпурно‑огненное солнце склоняется к горизонту: чем ниже солнце опускается к морю, тем больше сверху и снизу оно сплющивается, вытягиваясь в овал - его очертания напоминают укутанного в одеяло ребёнка, как будто кто‑то невидимый, медленно покачивая, укладывает его в мягкую колыбель.

А чайки! Что с ними случилось? Они большой стаей расселись бок о бок на берегу, у самой воды, так близко друг к другу, что и крыльев, кажется, не раскрыть. Чайки замерли, и все, как одна, устремили клювы в одном направлении - на солнце, словно оно их заворожило, и они боятся пошевелиться, нечаянным движением или возгласом разбудить его - этого засыпающего ребёнка. Вот и колыбельная: волны размеренно накатывают на берег, неторопливо перебирая камушки. В тихом дуэте вода и земля о чём‑то перешёптываются, о чём‑то ведомом только им: и безмятежный плеск успокаивает, убаюкивает всё вокруг.

Краски неба и моря тоже мягко переливаются, без конца меняются - невозможно запечатлеть хоть какую‑то определённую картину; каждое мгновение акварель становится насыщенней, темней, словно море вбирает в себя вместе с солнцем и само небо.

Солнце улеглось на горизонт, немного покачалось, прощально пульсируя остывающим огнём, и величаво скрылось в глубине моря, увлекая за собой яркую дорожку на воде - утонули последние блики.

Янтарными бусами вспыхнули прибрежные фонари, и горизонт вовсе растворился в черноте ночи.

РАССВЕТ

Солнце медленно поднимается над спокойным простором моря и жарким светом вливается в изумрудно‑лиловую воду. Я замерла на берегу, у самого обрыва высокой кручи, развела руки в стороны: вот‑вот они превратятся в крылья и…

Щурясь, вглядываюсь в горизонт. Солнце будто дразнит меня, зовёт к себе - только шагни! Но тут же и удерживает плотным потоком света: радужный свет разливается музыкой - она проникает в сердце, до ломоты распирает грудь, щемит душу непостижимой тоской по открывшемуся вольному простору и… по тебе.

Чем выше поднимается солнце, тем ярче звучит мелодия - слышу «Песню половецких девушек». Сначала - высокий голос: «Улетай на крыльях ветра»… А вот - и низкие виолончельные звуки, словно загудели глубинные тягучие воды, что сдерживают таинственные силы морской стихии. И снова пронзительно тонкие - скрипичные, как будто солнечные блики засколь­зили по звенящим, устремлённым ввысь струнам: «Там, под говор моря…» - «Там так ярко солнце светит…»

Я закрыла глаза. Вместе с музыкой и светом плавно и легко, став невесомой, поднялась над берегом. Высота восхитила. Дивно: для того, чтобы лететь, не надо махать руками, как птица крыльями, не надо никакой суеты - только мысль! - она поднимает над привычной твердью…

Открыла глаза. А душа уже - там, где «под знойным небом негой воздух полон… где было так привольно нам с тобою»…