Свободный художник в свободной стране

Журнал "Казань", № 10, 2011

31 октября 2010 года в возрасте семидесяти двух лет умер Диас Назихович Валеев, по мнению многих его собратьев и земляков, самый неординарный и интеллектуальный русскоязычный писатель Татарстана, известный далеко за пределами своей республики. В последней трети ХХ века его пьесы в разное время шли на сценах семи десятков театров городов СССР, включая Москву. Диас Валеев - лауреат Государственной премии Республики Татарстан имени Г. Тукая, обладатель почётных званий «Заслуженный деятель искусств» Татарстана и России. Он автор более тридцати книг художественной прозы, драматургии, эссеистики, философии, богословия. Долгое время Диас Валеев руководил «Литературной мастерской» при редакции газеты «Комсомолец Татарии».

С той поры всегда поддерживал молодые таланты.

Некоторые из учеников Валеева стали известными и за пределами своей республики писателями.

Сначала пришло сообщение из Москвы о митинге голодающих писателей у здания Союза писателей СССР на Воровского, 52.

Затем в одной из казанских газет я прочёл, что привилегии разного рода у нас имели, оказывается, 29 категорий граждан, в том числе писатели. И вот депутатская комиссия Казанского горсовета, созданная для изучения правомерности льгот, предложила лишить их этого.

Представьте состояние человека, уже много лет являющегося членом Союза писателей и впервые в жизни услышавшего о каких-то льготах. Какие, простите, льготы? Что, мы получали продовольственные пайки? Или обладали правом вне очереди купить бутылку безнитратного кефира? Нет, никогда. Или, может быть, речь идёт о праве на несколько метров дополнительной жилплощади при получении квартиры? Но, во-первых, это только многомудрые депутаты, наверное, не в состоянии понять, что для писателя или композитора квартира - не просто дом, но одновременно и его постоянное рабочее место, а во-вторых, когда, скажите, это право соблюдалось?

Да, у нас были льготы. Льгота на доносы, именуемые внутренними рецензиями. Льгота на вмешательство в сам процесс творчества со стороны чиновников - издательских, обкомовских, министерских, главлитовских. Подобного рода льгот было у нас с избытком. Старая власть, что говорить, любила опекать писателей. Но, похоже, новый «демократический» режим любит нас ещё больше?I

В республике около двухсот членов Союза писателей. Кто-то из них, естественно, уже на пенсии, кто-то на инвалидности, а кто-то где-то служит - эта категория писателей живёт ныне так, как живёт основная масса народа, т. е. плохо. Но около тридцати из двухсот профессионально работающих литераторов, которые прежде жили на гонорары, в условиях общего развала издательского дела, развития мафиоподобных структурой в мире искусства, по существу не имеют ныне никаких источников дохода, и, не получая зарплаты, пенсии, даже больничных, вообще лишены каких-либо элементарных средств к существованию.

Деятели культуры, как известно,- штучный товар, и по существу целый их слой
(а таковые есть и в Союзе художников, и в Союзе композиторов) находятся ныне вне закона. Кто-то, естественно, может сказать: раз так, литературу и музыку - побоку, надо поступать на работу. Но обращения в различные организации по поводу работы обыкновенно не дают результата. Наша известность здесь, вероятно, не благо, напротив - излишек и крайне большой недостаток. Естественно, мы не получаем и пособий по безработице. Меры Правительства по защите малоимущих к нам не относятся, ибо мы - не малоимущие, а просто неимущие, подобных же категорий в социальных программах вообще нет.

Профессионалы-писатели, композиторы, художники по сути кустари-одиночки. Мы зарабатываем себе на хлеб лишь своим пером или кистью. Но откуда взяться гонорару, если культура в загоне?

Самая большая трагедия - развал государственных издательств в стране. Вот только что получил письмо от известного русского писателя Михаила Чванова из Уфы: «Всем нам ныне приходится зарабатывать на хлеб подёнщиной, и спасибо Богу, если она ещё подвёртывается, ибо как писатели мы никому уже больше не нужны».

Митинг голодающих писателей в Москве - не случайность. Я вспоминаю знакомых прозаиков, драматургов, композиторов, поэтов - кто-то живёт в Казани или Москве, кто-то в Сибири, на Украине. Имена некоторых из них у всех на слуху. Но думаю, что вряд ли кто-нибудь хоть раз поинтересовался у них, как им живётся-можется в эти дни, когда цены разрывают человека, как свора озверелых псов, а прибытка нет. Сегодняшняя жизнь деятелей культуры такова, что тебя может знать почти каждая бродячая собака в городе и вместе с тем ты легко можешь околеть с голоду. Наивно думать, что если человек известен, значит, он и богат. В принципе ныне всем глубоко безразлично, есть ли у писателя что-либо на столе, кроме рукописи, труд над которой продолжается.

Да, по-прежнему пока ещё стучат машинки, скрипят перья, на палитрах у художников всё ещё размешиваются краски. Как ни странно, мы ещё продолжаем зачем-то работать. Пишу эти строки, а глаза упираются в рукописи, приткнувшиеся на столе, на подоконнике, на шкафу. Над ними я в последние годы просиживал часы и часы.

Да, надо доводить рукописи до ума. Но куда их потом нести? Вот - трагедия культуры времен рока и смуты: куда нести художнику созданное им?

Конечно, выход коренится в исправлении общей политико-экономической ситуации, в низложении антинародного, античеловеческого режима, воцарившегося сегодня на территории гибнущего Союза ССР, недвусмысленном возвращении к некоторым основам и принципам былого строя жизни. Но народ, ставший жертвой психологической войны, вконец замороченный продуманной, лживой риторикой, к сожалению, к этому пока ещё не готов. Он не распознал всей меры утрат, не видит всей бездны предстоящего падения. Финал невиданной трагедии, в которой, естественно, наступит и пора отрезвления, далеко ещё не обозначен. Сегодня надо исходить из реалий. В том числе и в размышлениях о судьбе деятелей искусства в нынешний роковой период.

Общество и власти должны понять: когда в 1921 году умер от истощения лучший в России поэт Блок, когда по пустячному обвинению был расстрелян поэт Гумилёв, когда знаменитый Короленко писал свои безнадёжные письма наркому просвещения Луначарскому, а тот оставлял их без ответа, это предвещало одно - белое крыло смерти и мук всходит не только над культурой России, но и над всем её народом.

К сожалению, такое уже было в нашей истории XX века. Помню, как поразили меня когда-то жуткие подробности смерти дочери Пушкина в те страшные годы. Старая женщина умерла зимой от истощения на улице, в подворотне чужого дома.

И вот уже слышно о первых самоубийствах в наши дни, преждевременных инфарктах, сумасшествиях, гибели от недоедания. Добровольно ушла из жизни поэтесса Юлия Друнина. Решил покончить с ней счёты прозаик Вячеслав Кондратьев.

Тема - художник и общество - принадлежит, наверное, к числу вечных. В этом эссе я рисую положение художника, складывающееся у нас ныне. А каково оно было раньше? Каким оно было в другие времена? У других народов? Наступал ли когда-нибудь для искусства действительно золотой век?

Как ни странно, оказывается, золотыми полосами искусства являлись не взлёты
к небу власти демоса, а периоды неограниченного единовластия.

До XVII века или даже, пожалуй, до XVIII широкое хождение имела практика покровительства. Осталась в памяти человечества как образец искусная политика Перикла, который искал расположения народов, давая ему постоянную работу и заработок и щедро покровительствуя искусствам. При Людовике XIV покровителями искусств были не только король, но и министры и герцоги, о чём свидетельствуют многочисленные посвящения им художественных и научных сочинений.

В золотые столетия - следует, наверное, сказать и так - искусство создавали не только художники, но в равной степени короли и меценаты, бравшие на себя всю заботу по созданию художникам соответствующих условий. Самый блестящий период итальянского искусства, например, в конце XV века определялся свободным государственным строем итальянских городов-государств. Например, во Флоренции способности человека могли развиваться совершенно свободно и беспрепятственно. Развитие живописи было обязано теснейшей связи с религией. Церковь постоянно заказывала картины религиозного содержания, а в обычае государей и богатых частных лиц было соревноваться в покупке картин и статуй и поощрении художников.

В это время герцог Миланский как-то спросил знаменитого ювелира Франческо: «Что легче? Художнику ли найти государя, который дал бы ему возможность создавать великие произведения? Или государю найти художника, отвечающего его великим замыслам?» Оба - и герцог и мастер-ювелир - пришли к выводу, что и то и другое одинаково важно и одинаково трудно. Но важно прежде всего было то, что такие мысли приходили в голову герцогам. Правда, не всем и не всегда. Тот же папа Лев X, разозлившись, десять лет не давал работать Микеланджело. Все историки искусства в один голос говорят о пагубном действии на искусство Лютера. При нём кардиналами и папами стали избирать не юношей, как прежде, но глубоких старцев, а тех искусство уже не интересовало.

Начиная с XVIII века традиция покровительства постепенно сходит на нет. Стали появляться утверждения, что опека богачей и властителей даже вредит искусствам, поскольку покровители покушаются на внутреннее «я» художника. Вероятно, так и было. Теоретики и историки искусства всё чаще стали объяснять пиковые точки и подъемы искусства не расположением монархов, а одобрением народа. Художники тогда дают великие результаты, создают совершеннейшие произведения, когда весь народ ценит искусство. В общем-то, пожалуй, правильно. «Искусства процветают только среди народа, который любит и поощряет художников своим одобрением и славой» - писал Мармонтель в «Энциклопедии». К концу XVIII века возникает важная догадка, что уровень искусства порой во многом зависит и от уровня законодательства. Французский теоретик Реймон в 1799 году писал: «законодатель должен охранять художников, чтобы они выполняли своё благородное дело для человечества. Он должен следить за тем, чтобы коварная рука не воспользовалась прелестью искусства».

И вот XX век - циничный по отношению к художникам, абсолютно беспощадный. Нет ни покровительства со стороны властителей, ни понимания со стороны законодателей. Ни заботы и сочувствия со стороны народа. Одни лишь бесконечные претензии от тех и других.

Разумному, нормальному человеку трудно вообразить, до какой крайней степени кретинизма доходил порой партийно-государственный и общественный надзор за творчеством художника. Одновременно со стороны отдельных представителей «простого народа» подчас раздавались угрозы убийства, как это было со мной. И такими были будни художника.

И вот конец века, конец второго тысячелетия, и писателю говорят с усмешкой: «Ты можешь писать всё, что угодно. Ты абсолютно свободен. Но мы не будем тебя печатать и мы не дадим тебе есть». А, может, и не говорят. А лишь улыбаются, предвкушая необыкновенное наслаждение, даруемое видением его медленной гибели.

А художник и в этих условиях каждый день садится за письменный стол, подходит к мольберту... И что ему, ведомому древним инстинктом творчества, остается ещё делать? И зачем ему пища? Художники - вечные жители Земли. Если ты готов оплатить своё слово на бумаге, волшебный нотный знак на партитуре или неуловимое движение кисти по холсту своей жизнью, тебе предначертана вечность. Художник и живёт в ней. И питается божественной благодатью.

Красота ныне не оплачивается. Оплачивается безобразие.

А насчёт льгот... Думаю, депутаты ошибаются, полагая, что они лишат нас прежних привилегий. Старая привилегия на подозрение и преследование в кодексе жизни осталась. В развалившейся стране мы получили и новую льготу - льготу на бессмысленность нашего труда.

1992, 17 октября

Неопубликованный текст Диаса Валеева входит в его неизданную книгу «Из времён смуты». За прошедшее со времени написания текста время он не только не потерял актуальности, но, напротив, более отчётливо проявились обозначенные писателем проблемы. Впрочем, судите сами, если вы прочитали размышления автора о свободном художнике в свободной стране.