В тени лирического героя

Журнал "Казань", № 10, 2012

Владимир Иванович Салимон окончил географо‑биологический факультет МГПИ. Работал в журнале «Юность». Публиковаться начал в 1977 году. Был критиком в журнале «Литературное обозрение», вёл рубрику в газете «Неделя». С 1991 по 2001 год был главным редактором журнала «Золотой век», который сам и создал, и красиво закрыл, когда стало возможно публиковать всё и всюду. Авторами журнала были практически все известные прозаики и поэты. С 2001 по 2002 год - заместитель главного редактора журнала «Вестник Европы». С 1997 года - член Русского ПЕН-центра. Стихи переведены на многие европейские языки.

С 1990 года член Союза писателей СССР. Обладатель премий журналов «Золотой век» (1997), «Октябрь» (2001) и Европейской премии Римской академии имени Антоньетты Драга (1995), Новой Пушкинской премии (2011). Член жюри премии «Русский Букер» (2012).

В нынешнем году участвовал в «Аксёнов-фесте» в Казани и любезно согласился предоставить стихи для публикации в журнале.


Я родился в Москве 13 апреля 1952 го­да. Наша семья занимала одну из комнат небольшой квартирки возле Красных ворот, куда мы вселились, как я теперь понимаю, после ряда непростых обменов. Комната наша выходила окнами во двор, где с утра до вечера кипела, не прекращаясь ни на минуту, та самая жизнь, о которой теперь остались лишь светлые воспоминания. Так как детей во дворе было великое множество, детство было многосторонним и разнообразным. Если в одном углу двора играли в футбол, то в другом легко умещались любители азартных игр или девчачьих развлечений, вроде штандера и прыжков через скакалку. Сейчас, спустя много лет, я представляю себе наш двор непременно весной, он залит солнцем и оглашаем криками несчастных родителей, тщетно пытающихся зазвать непокорных отпрысков на обед. Обо всём этом, или частично об этом, можно найти строчки в моих стихах.

Стихи я начал писать лет тринадцати‑четырнадцати, услышав от отца и матери о поэтах начала века. О Бальмонте я услыхал раньше, чем обо всех других, и страшно заинтересовался им, так как мама сказала, что мой дед был вылитым Константином Дмитриевичем. Деда я никогда не видел, лишь на редких фотографиях, и представить его в образе поэта было лестно. У нас дома, к счастью, имелась весьма обширная библиотека, поэтому вслед за Бальмонтом, что называется, потянулась ниточка.
До того, целыми днями гоняя мяч, я вызывал у отца сожаление, близкое к разочарованию.- Для кого я покупал все эти книги?! - громко восклицал он. Теперь по вечерам он самозабвенно множил на пишущей машинке мои вирши.

Моих родителей давно нет на свете, и это горько и больно.

В те годы я не то чтобы полюбил книгу, скорей понял её истинную цену. Вероятно, поэтому меня нисколько не страшат расхожие ныне рассуждения о конце бумажной литературы. В электронике я разбираюсь слабо, между тем, знаю точно - книга останется неприкосновенна, так как по сути страшно далека от народа, она элитарна в лучшем смысле, тогда как Интернет - детище общедоступное, как публичная девка, как квадрат Малевича по сравнению с портретами Рембрандта.

В отличие от многих сверстников я не утратил желания читать и писать стихи и, как вы знаете, сочиняю их до сих пор. Я пишу много, но пусть это никого не тревожит, больше, чем мне отмерено Богом, я всё равно не напишу. Пока живёт мой лирический герой, живу и я, пристроившись в его тени.