Жажда свободы

Журнал "Казань", № 2, 2014

Когда разбираешь писательский архив - об авторе узнаёшь на несколько росчерков пера больше, чем из ровного машинописного текста. И, как знать, может быть, именно в этих непонятных завитушках, к которым ты подступаешь то с увеличительным стеклом, то с уменьшительно‑ласкательным эпитетом, и содержится самое главное - душа творца. А иными словами - дух и буква Поэта.

Девяносто девять рукописных листов Ивана Данилова - талантливейшего казанского поэта конца двадцатого века, мы с моей супругой Галиной Булатовой расшифровывали около месяца. Но это был радостный труд. С каждой новой распутанной строкой приходило осознание мощи поэтического дара Данилова. Его стихи - это кровь и плоть той эпохи.

Главная их энергетика - это жажда свободы. А ведь родился он в 1941 году в Чистополе в семье крупного партийного работника. Окончил филфак Казанского государственного педагогического института. Его незаурядный литературный талант подтвердился победой на Всесоюзном конкурсе молодых поэтов «Чтоб к штыку приравняли перо» (1967). Печатался в республиканской прессе, журналах «Сельская молодёжь», «Волга». Работал на телевидении, в геологических партиях. А в 1966 году в Казани вышла его книга «Завязь».

Умер Иван Данилов совсем недавно, в 2010 году. О нём нашей широкой читательской публике почти ничего не известно. Да и в писательской среде о поэте практически никто не отзывается. А ведь это крупнейший казанский лирик гражданственной направленности. Нельзя забывать такие имена. Ни в коем случае!

Эдуард УЧАРОВ

ИВАН ДАНИЛОВ

Весь сопромат души…

***

Я в мир пришёл. Никто меня не встретил.

Я сам зажёг, как мог, свою свечу.

Не всякому молчанье по плечу.

Это во‑первых. Во‑вторых и третьих

И - в главных! - знал всегда, чем я плачу

За всю длину немых десятилетий.

***

Убежища просохшее болото.

Лоб остужает влажная куга.

Из красных дней, как из флажков охоты,

Не вырваться в свободные луга.

Обложены. В ночи качает строфы,

Как будто свечи алые туша.

В предчувствии беды и катастрофы

Измученно дрожит душа.

Свеча к концу. И сумрак у порога.

Огонь блестит на лезвии ножа.

Пускай сегодня погорит немного,

А завтра, может, вовсе не нужна...

Но есть ещё, единственно свободна,

Возможность с песней жить и умереть,

Пока рука поднять стакан способна,

Пока стакан способен прозвенеть.

(Частично восстановленное из 1962 года)

***

Да ты ли был в то утро,

Мой простодушный лес,

Весь неожидан, будто

Нечаянный порез?

С тебя, пока зелёный,

Прощальный лист сниму,

Чтоб запастись озоном

На долгую зиму.

Чтоб где‑нибудь в толковом

Был словаре зимой,

Как древний тать, закован

Меж «тостом» и «тоской».

Как видно, всё непросто,

И потому близки

Пути «тоски» до «тоста»,

От «тоста» до «тоски».

И от того ознобно,

Как на снега дыша,

В листе поблёкшем дрогнет

Иссохшая душа.

(18 марта 1970 года, среда)

***

Не по правилам живу,

Соблюдаю их не очень.

Жизнь - езда. А пешеходных

Переходов вроде нет.

И, увы, существовали

Как бы вскользь и между прочим

Предостереженья знаки,

Перекрёстки, красный свет.

Полупьяно, остро, пряно,

Не уверен - обгоню.

Тянет в сторону, где «прямо»,

Словно бабочку к огню.

Напрягались на пределе

Рулевые тяги, оси,

Словно маятник, моталось

Рулевое колесо.

Стоп‑сигналы, зрея, рдели,

Жал на газ, где нужно сбросить,

И дорога извивалась

Сумасшедшим знаком SOS.

На обочинах прохожие

В правоте своей примерной

Головой качают только,

Ничего не говорят.

И колодки тормозные,

Как бикфордов шнур, как нервы,

Как пожар корней таёжный,

Лихорадочно горят.

Не сказать, чтоб очень скоро,

Просто понят путь превратно

(А понять, стараться если,

Не составило б труда).

Вот и рвёт судьба‑машина

В направленье то в обратном,

То в прямом, но вдруг своротит

И не там, и не туда.

И не надо быть провидцем:

Это рано или поздно,

Это поздно или рано,

Всё равно произойдёт

… … …

И скорбь на лицах.

Жизнь мою уложат мягко

В очень правильную фразу:

«Не вписался в поворот».

(Зеркальце заднего вида - 23 мая 1986 г.,

пятница, г. Брежнев)

***

Пространства дальнего далека,

даже если излом,-

не видно. А время наверняка

стягивается узлом.

Мы этих законов не сокрушим,

пока последний нерв не погиб,-

работу на сжатье, крученье, изгиб -

весь сопромат души.

Вот только время, не щадя оборотов,

в остервененье злом,

на растяжение не работает.

Стягивается узлом.

(30 ноября 1986 г, воскресенье г. Казань)

***

Смотрю на небо, как из пропасти,

Слежу за полчищами звёзд,

А в голове в неясных образах

Грядущее моё неслось.

Я разглядел из них последний.

То был я сам.

Седой старик

В кругу людей, своих наследников,

Читал о трудной жизни стих.

Ему все мило улыбались,

Тайком шептались о своём

И хмыкали, кивая лбами:

Вот заливает! Вот даёт!

И мне припомнилось:

Когда‑то

Я вёл себя не лучше их,

Умел казаться деликатным,

Но забывал чтить труд других.

Мне стало стыдно за курьёзы

Годов прошедших бытия,

Сто извинений я принёс бы

Тому, кого обидел я.

Но старость строго всех считает.

И в этом не её вина.

Как жаль, что истина простая

Приходит с опозданьем к нам.

***

Лежит, как бездыханная, река,

Полдневного покоя не поправ.

И удивлённо смотрят облака

В зелёное оцепененье трав.

Ни птицы и ни скрипа колеса -

И грезятся дерев[н]ям тихим сны,

Сейчас молчат глубокие леса -

Хранилища теней и тишины.

Всё вышло из одежд, домов, квартир,

В раздумчивости голову склоня.

Я слушаю притихший этот мир,

И слышит мир - притихшего меня.

***

А в мире происходит ежечасно

Утрата человеческого счастья.

Через минуту что произойдёт?

Ко мне мой очень старый друг придёт,

Со мной разделит вечер и табак

И грустно головой качнёт: «Вот так…»

Через минуту что произойдёт?

Оттает в стёклах очень синий лёд.

В окне черно проступят дерева -

Не очень, мол, весёлые дела…

Через минуту что произойдёт?

Пустынный ветер ночи напролёт.

Лежат в огнях ночные города,

К себе притягивая поезда.

Через минуту что произойдёт?

Кто от кого уйдёт или придёт?

И сколько губ сомкнутся, сколько рук

Уставших, ошалевших от разлук?

И слов всепроникающий полёт:

«Произойдёт…, произойдёт…,

произойдёт…».

***

Ах, воинство воскресное, рыбацкое,

В обувке старой, выбранной поплоше бы,

По поездам по пригородным бацает

Промёрзшими жестяными галошами.

И по перронам жутко их течение,

И на плечах пешни чернеют пиками,

И грозное стоит их ополчение,

Страстями разрываемо великими.

Стоят в бушлатах и тулупах витязи,

Как шлемы, кожа шапок их горит.

И не пройти здесь скоро

и не выйти здесь -

Пусть сколь угодно мал твой габарит!

Здесь, очевидно, есть свои Пожарские,

И Минины, наверно, есть свои...

Вон уплетает парень хлеб с поджаркою,

Своё оружье на перрон свалив.

А рядом с ним - ни дать ни взять, а вече,

Но вот стихает медленно народ -

На этот грохот, гомон человечий

Уже рассвет, как селезень, плывёт.

Ах, воины, они не будут дуться

На этот ожидаемый налёт,

И через час, как в древности, сойдутся

Они на зыбкий неокрепший лёд.

...На первый взгляд - совсем смешно,

нелепо,

Когда клочок воды - в осаде длительной,

Но посмотри - как сотни тысяч слепков

Задумчивых роденовских «Мыслителей»...

***

Всё можно крушить в азарте

Во вьюжных и южных краях,

Мол, в рваных границах на карте

Логика есть своя.

Настолько ль наш мир безумный,

Чтоб рухнул, ломая ветви,

Гордыни чертог чугунный

На хрупкий котёл столетья?

В очередном вагоне

Где‑то мой огонёк

в необъятных огнях государства.

А пока - всё дожди...

хоть бы Ноевы что ли ковчеги!

Облака кучевые,

как мои кочевые мытарства,

Понимают, должно быть,-

не жильё ещё то, что ночлеги...

(5‑8 декабря 1986 г.)

Чарльзу Дарвину

Когда на океанском корабле

На «Бигле» Чарльза круто укачало,

Как сдвиг по фазе - он создал Начала

Метаморфоз и сдвигов на земле.

Провидчески он усмотрел исток

От чудищ шерстяных до нибелунгов

И аккуратно тот исток исторг

В труде большом с обилием рисунков.

Назвав сей труд «Естественный отбор...»,

Он стал в тот миг, естественно, великим.

И славы ослепительные блики

Мерцали на челе до смертных пор.

А что века? Он знал их приговор:

Лавина славы - поздний сговор гор

Свершённого - всё суета и крики,

Есть пот и труд, взгляд истины в упор.

Куда как много! Остальное - выкинь.

(19 августа 1990, воскресенье, г. Набережные Челны)

***

В предутренней росе искусства

Носить гербарий - без нужды.

Не оброни зерно вражды

Меж вымыслом и былью грустной…

Квадратура круга

Что проще, казалось, круга или квадрата?

Или образа мыслей родного брата?

Что проще...

…

Но как размылось, разъехалось неопределённо

Всё, что ещё укладывалось в листик клёна,

Листочек бумаги и просто в ладони...

Проще пареной репы и крепкой пары

Сапог и семирублёвой гитары,

Но видишь ведь, сколько титанов долбились туго

Над квадратурой круга...

Что проще, казалось, круга или квадрата,

А что уж и говорить о брате...

Карьера на партийном домкрате...

***

Кто в космосе бессмертье обретает,

От ветра под собой не чуя ног.

А кто‑то лихорадит зал, читая

Шекспировский бессмертный монолог.

Переселился

Мне не надо красных дат,

Зло отпетых,

Есть квадратных у меня

Десять метров.

Всё устрою - печь, кровать,

Всю берлогу.

Есть, где раны зализать -

Слава Богу!

(7 марта 1992 г., суббота, 2‑я Газовая, 5 - 250)

***

Звезда моя - беженка. Странно:

Не сетует, что мелькала,

Что выкроено пространство

Не по её лекалам.

Не по её ритмам

Время цедилось в Лету -

По рвани препон и рытвин,

Выпавших дню и веку.

Сверкать, как оркестры войска,

К чему, но хоть лучик света

В пластах снегопада и ветра -

Не прихоть звезды, а свойство.

До точки обточено тело,

И точно угадана мгла -

Мерцала не там, где хотела,

Хотела не там, где могла…

(11 марта 1992 г., среда)

***

Мне лишь казалось: я жил в тех краях -

у околицы рая,

Где, как спирт, шибанёт

вдох, настоянный на кедраче.

Где вторгался в меня

диковатый изыск Урянхая

с ловчим соколом на плече.

Клочья эха висели

над каньонным головокруженьем,

А верблюжья колючка,

перекатываясь впереди

Знаком памяти злой,

дозревала в жужжанье и жженье

в знак беды, и колючкою - умещаясь в груди

(15 марта 1992)

***

Жест руки,

невольно жаждущий

Отклика насквозь прощального,

Как приходит вдруг отчаянье

К уходящему с пожарища.

Молвить слово предразлучное -

И такое вдруг находит,

Что за дальнею излучиной

Сиротеет пароходик...

И тогда в июле душном

Главное: как с непривычки

Прикурить от непослушной,

От хотя бы третьей спички...

***

Оглохший мир уже -

Весь, как одна опала.

Нет отзвука в душе -

Как клавиша запала.

***

Я, Данилов, пишу вам в милиции

между звёздочек всяких и лычек,

что писать о себе мне и коротко даже не надо,

потому что вся жизнь моя

без поправок и без кавычек -

это просто сплошная цитата из Дантова «Ада»…

(Из «Объяснительной» в дежурной части

Вахитовского РОВД)

На рассвете

То ли явью, то ль смогло присниться -

С горизонтной призрачной межи

Солнца золотая колесница

Без ремонта вечностью бежит,

Сизые туманы раздвигая,

Спицами по травам стукоча,

Посреди нагрянувшего грая

Птиц берёт на лезвие луча.

Чуть присядут птицы на луче том,

И, эпичней скандинавских рун,

Флейтовым знобящим флажолетом

Запоёт многоголосье струн.

Никогда тому не кануть в Лету,

Что в природе искони в чести,

Чтоб на крыльях музыки рассветной

Зоревое утро

Вознести.

***

А цель одна. Удел один - работа.

Греми же, труб тревожащая медь:

Стихи должны, как маршевая рота,

До места назначения успеть!

***

А двери для меня - не на засов.

И ничего не помню окаянней,

Как в циферблате медленных часов

Разматывало время расстоянье.

То шпалы поперёк, то рябь воды,

То тракт осенний, прям и простодушен,

А то просёлков пыльные труды

Сушили тело и бодрили душу.

***

Жар.

И мгла.

Но эта ночь права,

Принимая как ненаказанье,

Что вдруг вспыхнут чистые слова

По причине самовозгоранья.

Стих, когда накрапывает

Накрапывает много лет, без пауз.

Накрапывает. Весь мир эмалированный,

и потому холодный и скользкий.

Накрапывает - серая пряжа.

Накрапывает - безумный миллиард

мокрых молоточков.

Прошит насквозь, и много лет - накрапывает.

Инерция накрапывания - через все марты,

июли и январи

на эти строчки, сквозь ленту пишущей машинки,

накрапывает.

Накрапывает на галеру Одиссея и детский сад

от «Химстроя» на улице Фурманова,

на пасеку и маршрутное такси «Кольцо -

Дербышки».

Услон

Как из‑под мёда, старой ковки ковшики,

Проходят луны синий небосклон.

И посейчас на древних землях Псковщины

Бытует слово крепкое - «Услон».

«Услон» - заслон, «Услон» - это защита.

...Проходят над Услоном облака,

Как будто там серебряно сочится

Косяк стерляжий в сети рыбака.

Порой туманы цвета конопли

Вторгаются в Услон - и вот виденье! -

Дома - как будто тонут корабли,

Внезапно потерпевшие крушенье.

Услон - держава, дальняя страна

Ещё не позабытого мной детства,

В нём что‑то от навязчивого сна,

И - никуда мне от него не деться.

Когда мне трудно - прихожу к нему,

И каждый шаг стихиен, не рассчитан.

Я прихожу к Услону моему -

Я знаю, что «Услон» - защита...