Золото манит нас

В далёком 1974 году на экраны страны вышел голливудский фильм «Золото Маккены». У нас его посмотрело 63 миллиона человек. В кинотеатры «Татарстан» и «Родина» было не пробиться. Стиляги бренчали на гитарах и распевали песню из этого кинофильма: 
«Вновь, вновь золото манит нас,
Вновь, вновь золото, как всегда, обманет нас!»

Отношение к золоту у советского человека было спокойное. Как у героев Джека Лондона, дыхание не перехватывало. У большинства на безымянном пальце сияли только тонкие обручальные кольца, а лучшими друзьями девушек считались спортсмены со значком ГТО, которые могли подарить самое дорогое — своё сердце.
И всё же презренный металл имел магическую силу даже в социалистическом обществе. Легенды о княжеских и ханских кладах будоражили умы подростков. Крохи, оставшиеся от фамильных драгоценностей бабушек-дворянок, не выменянные в голодные годы на хлеб, доставались их внучкам‑комсомолкам. Торгаши «мариновали» побрякушки в трёхлитровых банках и закапывали на грядке с клубникой. Дантисты скупали царские золотые червонцы…
Сегодня мы расскажем вам несколько историй, произошедших в Казани под самый занавес крушения Советского Союза — все они «озарены» золотым блеском, от коего у некоторых темнеет в глазах и учащается сердцебиение.

Мамин подарок

Юбилей одного казанского предприятия совпал с празднованием Нового 1991 года, — ну, может, слегка «подтянули за уши», чтобы два раза столы не накрывать. Незадолго до этого одна из сотрудниц уволилась и устроилась на кондитерскую фабрику к частнику, разместившуюся в подвале старинного особняка. О ней вспомнили, и заказали две сотни кремовых пирожных с вишнёвым ликёром и клубникой на мятном листике. Времени в обрез. Заказов много. А тут ещё у этой сотрудницы (назовём её Рузиля) старшая сестра замуж выходит, и свадьба назначена на 30 декабря!
Рузиля сразу же после ЗАГСа прибежала в подвал, набросила на праздничное платье белый халат и принялась взбивать яичный белок. Через час она вся «поседела» от муки. Щёки покрылись шоколадными родинками. Сама стала как аппетитное пирожное! Всю ночь, бедняжка, работала. 
Руки что-то проворно делают, а голова уже думает, на что деньги, вырученные за пирожные, можно будет потратить. Сапожки made in Italy? Или шапку из… Пожалуй, хватит даже на норку!
В девять утра, как и договаривались, приехал водитель и забрал все коробки. «Уф, Алла!» — выдохнула Рузиля, и опустилась на табуретку. Стянула с головы белый чепец, провела рукой по смятой причёске, которую вчера ей целый час громоздила знакомая парикмахерша. И вдруг пальцы мимоходом коснулись уха. О, боже, мочка была пустой! Табуретка раскалилась как сковородка. Рузиля подскочила и принялась лихорадочно рыскать по столу, на полу, в кастрюльках, на лестнице, по которой выбегала к машине. Весь подвал обыскала, во все уголки заглянула. Но кроме дох­лой мыши ничего не нашла. Нигде нет бабушкиной золотой серёжки с капелькой бриллианта, которая блестела так же чисто, как утренняя роса на помидорном кусте!
И тут её голова прокрутила киноплёнку обратно и укрупнила на весь лоб, как на экране, кадры, где Рузиля под утро, когда ноги от усталости отекли булками, машинально заправляет выбившийся локон из-под чепца и задевает ту самую серёжку. Та, переворачиваясь на лету и сверкая камушком, падает в просеянную муку и поднимает облачко белой пыли. Всё это происходит мгновенно, но сознание замедляет «съёмку».
Рузиля видит, как бриллиант зарывается и гаснет в муке! Ещё она видит зубы секретарши Маши (как у лошади), которые погружаются в нежную пухлость пирожного. Крошки усеивают грудь седьмого размера. И вдруг челюсть Маши резко перестаёт шевелить жерновами, глаза округляются. Ей кажется, что в пирожное попала вишнёвая косточка. Она натуженно улыбается и незаметно сплёвывает косточку в салфетку. Перед тем, как скомкать, заглядывает и… Лицо её освещает бриллиант в золотой оправе!
Рузиля и раньше недолюбливала эту Машу, а теперь просто возненавидела. Тарелкой с селёдкой готова была в неё запустить!
Прибежала домой, быстренько привела себя в порядок, и к двум часам незваной гостьей явилась к празднику. Ей многие обрадовались. Даже Маша улыбнулась. Рузиля сидела за столом, как каменная. Когда стали разливать чай и принесли пирожное, нервно заёрзала. Взгляд её блуждал по жующим ртам и пытался заглянуть внутрь. Они чавкали и причмокивали. Все чрезвычайно хвалили: «Что за вкус! Ай, какая молодец!»
Рузиля изготовилась, хищно поглядывая то влево, то вправо. Ловила каждое движение, прислушиваясь, чтобы не пропустить зубной хруст…
И тут к её плечу прикоснулся бывший начальник отдела Фаиль Фагимович. Улыбнулся и, как всегда, по`шло пошутил: «Эй, Рузиля, давай снимай трусиля!» Она поперхнулась и пропустила что-то очень важное, произошедшее на другом конце стола. А там…
Вскоре к ней подошла Маша и протянула бриллиантовую серёжку в салфетке.
— Я подумала, что это ваше, — сказала секретарша, — ведь эти вкусные пирожные делали вы. 
Рузиля онемела, сердце сжалось в комочек, и в это мгновение она заметила, что у Маши такие же светящиеся и лучезарные глаза, как голубые бриллианты в серёжках, которые на совершеннолетие ей подарила мама!

Дорогие сапоги с дырками
В конце 90-х на телевидении «Татарстан» работала режиссёр Диляра. Женщина лет сорока, но рано поседевшая, за что её уважительно называли Диляра апа. Она не обижалась, иначе бы покрасилась. К тому же седина придавала ей весомость в творческом коллективе, где порой приходилось применять хлёсткий кнут матерщины. Диляра апа неплохо зарабатывала на шабашках: снимала заказные фильмы для важных юбиляров и для предприятий республики. Денежки капали в ладошки, и вот потихоньку накапало на кооператив, дачу в Займище и кремовый «Жигули». Была ещё одна у неё страстишка — золото в виде украшений и зубов. Что-то скупала в «Яхонте», что-то у знакомых. Банкам не доверяла. Деньги на тот момент превратились в бумажки. 
На балконе у неё, за старым креслом и лыжами, валялись рваные сапоги. Золотишко она в них прятала и газеткой затыкала. «Воры будут по шкафам искать, а в сапоги заглянуть не догадаются», — так думала. 
Воры в её квартиру не сунулись, зато приехала из Балтасей двоюродная сестра с внучкой, которая поступала в университет. Диляра апа их приютила, а вскоре укатила встречать Новый год в Шарм-эль-Шейх. Пока хозяйки не было, родственница решила её за доброту отблагодарить. Ковры почистила, шторы постирала, плитку на кухне отдраила — из жёлтой в белую превратила. Всю посуду перемыла. Про балкон тоже не забыла. Барахло сложила в коробки и вынесла на помойку. Были там и те самые драные сапоги. Они ещё никак «уходить» не хотели и всё из прохудившейся коробки «выпрыгивали». 
Квартира засияла как новенькая, чего не скажешь о Диляре, когда та вернулась. Она металась, как пантера в клетке, рычала, и могла произнести только одно слово: «Дуңгыз!» Выскочила в халатике и тапочках на помойку и всё там перевернула верх дном, но так ничего и не нашла.
Зато бомж Толик, курировавший эту помойку, куда-то неожиданно пропал. Одни говорят, видели Толика проезжающим в кабриолете с сигарой во рту, другие утверждали, что он прозаически спился. Правда, в последнее время стеклоочиститель не употреблял, а пил исключительно «Хеннесси»!

След «золотой» телеги
В годы Перестройки в частном доме около железнодорожной платформы «Ометьево» проживал ветеран войны Вакиф абый. Старожилы его ещё помнят. Старик был местной достопримечательностью. Лошадку держал и детишек катал. Под Новый год, нарядившись Дедом Морозом, в соседские окошки стучался и китайские подарки вручал, которые заранее на свою пенсию покупал.
Как-то буран, пронёсшийся над Казанью в конце декабря, повалил столетний дуб, росший через дорогу от дома старика. Дуб тоже был достопримечательностью. Говорили, что под ним сам Пугачёв сидел. Имел самозванец такую странную привычку — под дубами сидеть. Наверное, энергетикой подпитывался.
Ну начал Вакиф абый потихоньку тот поверженный дуб пилить, на зиму дрова заготавливать. Дуб огромный, целый год пилил. По кусочку отхватывал. 
На старости лет Вакиф абый стал глуховат и подслеповат, но ещё крепким был, хотя и дуб тоже не труха. В одном месте ножовка заскрежетала, как будто по железу прошлась. Вакиф абый не отступил — пилу заточил и снова за дело взялся.
Напилив горку дров, вечером печку в доме топил и самовар ставил. Вскоре от дуба только пенёк остался. Опилками старик кусты в саду утеплял, а ещё смешивал с золой из печи и тропинки посыпал, чтобы прохожие не падали. 
Летом на каникулы внук из Москвы приехал, он на археолога там учился. Принялся дровишки складывать, и увидел в одном полене вросший кусочек жёлтого металла с ровным спилом. Что такое? Выковырял отвёрткой, а это — краешек золотого слитка. Раскидав всю поленницу, начал искать остальное, но от килограммового слитка больше ни крупинки не осталось! 
Расспросил деда и восстановил такую картину: скорее всего, в старом дубе было дупло, и в нём кто-то спрятал золотой клад. Произошло это давным-давно, так что слиток успел врасти в древесину. Подслеповатый дед, когда пилил, его не заметил. К тому же золото — мягкий металл.
Внук, хорошо знавший историю Казани, предположил, что след тянется к генералу Каппелю и его добровольческому войску, захватившему город в 1918 году. Тогда был организован вывоз золотого запаса Российской империи из подвалов Казанского банка. Спешно погрузили слитки на подводы и двинулись к Волге, где их ожидал пароход. Но тут начался обстрел из орудий, установленных в Верхнем Услоне, и две гружёные телеги в суматохе отбились. Одна бесследно исчезла, а вторая, разграбленная и без лошади, с убитым солдатом, была найдена на краю оврага деревни Ометьево. Можно строить много разных догадок, каким образом слиток оказался в дупле и почему за ним не вернулись? Фантазия от слова «золото» начинает сильно фонтанировать!
Оставшийся кусочек пошёл на золотые зубы Вакифу абый. Вечером бабай выходил за ворота и отдыхал на лавочке. Он широко улыбался прохожим, которые возвращались с работы по тропинке, усыпанной золотыми опилками. В эту землю была втоптана также зола с расплавленными золотыми капельками из печки. А во рту у него сияло золото Российской империи, так и не доставшееся белогвардейцам!