Сегодня Василию Аксёнову исполнилось бы 92

Фото Гульнары Сагиевой

От автора
Наша беседа с писателем состоялась в октябре 2007 года в дни его приезда на первый Литературно-музыкальный фестиваль «Аксёнов-фест». Василий Павлович, отметивший своё 75-летие, презентовал новый роман «Редкие земли», встречался с читателями, навестил сохранившиеся стены дома, где провёл детские годы. По итогам фестиваля журнал «Казань» выпустил целый «аксёновский» номер (12, 2007), на страницах которого было опубликовано это интервью.
В нынешнем августе Василию Аксёнову 
исполнилось бы 90, и мы решили «разархивировать» разговор пятнадцатилетней давности, 
ещё раз «послушать» голос литератора. 
Понять — что показало нам время за прошедшие годы?

...Вдоль границы аквамарина ритмичной трусцой движется коренастая фигура. Она приближается — знакомое уставшее лицо, синь взгляда под опущенными веками. Лёгкий ветер треплет небрежную русую курчавость. Слышно немолодое дыхание. Под серебром усов пульсируют слова. Впереди горизонт — иллюзорный предел пространства с заваливающимся баскетбольным мячом заката. Волны набегают на следы бегуна. Его подпрыгивающий силуэт на фоне апельсинового марева медленно удаляется, делается размером с точку, которая постепенно исчезает под обложкой опускающейся темноты...
Образ «бегущего по волнам» автора знаком сегодня многим, кто соприкасался с творчеством Василия Аксёнова. В реальности «стиляга из Лядского», писатель, герой и прототип в едином лице возник перед своими почитателями респектабельным господином профессорской наружности в англий­ских ромбах пуловера и лекторских очках. Впервые — на творческом вечере в Оперном театре. Со сцены звучал неторопливый с хрипотцой рассказ о цикличности судьбы, о завершающемся времени. Спустя два дня состоялась короткая встреча представителей нашей редакции с Василием Павловичем. Свою беседу мы сочли уместным начать с литературной родословной писателя, с вопроса о «семейной саге» Аксёновых, которая стала частью истории и нашего журнала.

— Василий Павлович, книга вашей мамы Евгении Семёновны Гинзбург «Крутой маршрут», имевшая в своё время большой резонанс, стала классикой лагерных мемуаров. Но, наверное, не многие знают о том, что ваш отец, Павел Васильевич Аксёнов — автор воспоминаний «Последняя вера» о годах своего заключения. Их в течение нескольких лет публиковал журнал «Казань». Знакомы ли вы с этим наследием?

— Да, знаком. Я читал эти воспоминания, когда ещё нельзя было даже подумать об их публикации. Вариант рукописей хранится у моей сводной сестры Майи Павловны Аксёновой в Москве. Возможно, даже есть что-то, не вошедшее в вашу первую публикацию — так мне кажется.
Как-то мы общались по телефону, и она говорила мне о том, что воспоминания производят очень сильное, мощное впечатление. Воспоминания мамы очень эмоциональны, а у отца — спокойный рассказ о колоссальной несправедливости и подлости. По-моему — замечательная вещь, интересная очень. Язык в ней странный — вперемежку с бюрократизмами уже наплывающий сленг тюрьмы. И в то же время во всём какое-то спокойствие удивительное... Это показывает, что Павел Васильевич тоже внёс свою лепту, и очень солидную, в «гулагиану». Хотя и сам он принадлежал к власть имущим.

Интервью журналу «Казань». На фото — журналистка Айсылу Мирханова 
и главный редактор журнала Юрий Балашов. Октябрь 2007

Фото Гульнары Сагиевой

— В Казани вы бываете не часто. Сохранились ли сегодня у вас какие-то связи «родом из детства», с аллей Лядского садика?

— Да, конечно! Один из моих друзей, с кем я часто общаюсь — Марик Гольдштейн. Мы жили дверь в дверь. Рядом с нашим домом стоял трёхэтажный дом в стиле «прекрасной эпохи», в котором жила семья профессора рентгенологии Гольдштейна, его папы. (В Казани были два профессора рентгенологии, и оба — Гольд­штейны.) Марик — это самый мой старый друг! Мы ещё в детский сад ходили в одну группу, учились вместе в мединституте. Сейчас он живёт в Германии. Приезжает ко мне в Биарриц. Проезжает всякий раз через Москву по направлению Обсерватории — там у него дача. Так мы дружим.

— Вы оставили профессию врача, занялись писательством — не первый случай в истории литературы, надо сказать. Как, на ваш взгляд, можно быстрее и вернее найти своё призвание, нужно ли поспешать тем, кто занялся сочинительством?

— Обретение призвания — это стихийный процесс... Как бы ты ни старался — это не случится, пока не придёт время.

— И, тем не менее, даже в этой стихийности вы являетесь сторонником профессионализма. Поясню, что я хочу сказать: в одном из интервью 1983 года вы заметили, что среди сочинителей остаётся много «литературных юношей», пренебрегающих профессионализмом. И особенно это заметно в прозе. Что вы имели в виду?

— Начинающих писать очень много — гораздо больше, чем тех, кто, в конце концов, совершаются как писатели...
Своим студентам в Америке, где я в течение двадцати четырёх лет преподавал в университете русскую литературу, я всегда говорил: «Самое главное, чтобы вы научились завершать вещь, которую начали». Это очень редко бывает. Как правило, начинают писать, ­потом отбрасывают — ничего не получается... Постарайтесь, даже если вам не нравится, закончить вещь. И тогда вы по-новому посмотрите на себя и вокруг себя.

— На вашей встрече со студентами Казанского университета прозвучала мысль о том, что не нужно стремиться расширять аудиторию романа, напротив — её нужно сузить. Но ведь и без того ваш читатель, и вообще читатель серьёзной литературы — это интеллигенция, она же — «меньшинство», как вы не раз выражались. Не думаете ли вы, что это сего­дня — не просто «редкие» люди, а некая «уходящая натура»?

— Да. Я думаю, что это, может быть, действительно какой-то уходящий этнос.
Но в то же время это люди, без которых невозможно существование современной жизни, цивилизации. И их — интеллигентов, читателей нашей литературы — очень трудно рассеять, даже в процессе эмиграции. Например, в поисках возможностей хороших заработков образовалась целая коммуна в Силиконовой долине, в штате Калифорния. Там живёт несколько десятков тысяч русских интеллектуалов. Как-то я приехал туда выступать, и мне показалось, что я где-то в Новосибирске, в Академгородке — словно в те ещё времена. Битком набитый зал своих! Своих не только в смысле языка, а в смысле выражения лиц! Такие свойские ребята! И всё понимают. И всё читали. Меня это потрясло! И это происходит в Силиконовой долине — маленький концентрат соли нашей земли... Из-за чего мы, кстати, все страдаем — она рас­сеялась, к сожалению. Они уже там отчасти американцы.
Но, тем не менее, они — свои, живут и скучают по юности, прощание с которой отождествляется у них с утратой Родины. Много передвигаются, путешествуют. Сейчас это уже не изгнанники, а странники, я бы сказал. Не эмигранты, а — мигранты. Они в поисках. В самом начале перестройки в Интернете я встречал объявления, в которых эти люди подбрасывали друг другу возможности заработка — «есть работа на Марианских островах...», «ребята, спешите в Уругвай...» и так далее... Это уже часть космополитической диаспоры, и в то же время — свои.
И, конечно, очень важно, чтобы хоть часть этих людей возвращалась к нам, со знанием языков, с опытом работы за рубежом.

Во дворе дома по улице Карла Маркса, 
где прошли детские годы. Спустя два года 
там появится Дом-музей Василия Аксёнова.

Фото Фарита Губаева

— Вы считаете, сегодня для такого возвращения есть предпосылки?

— Есть. Это, в основном, предпосылки экономического порядка. Когда начинают хорошо платить, специалисты возвращаются.

— Василий Павлович, в продолжение темы «уходящего»; хотелось бы знать ваше мнение о судьбе «толстых» журналов, которые были культовым явлением в «самой читающей стране», особенно тогда, когда в ней стали происходить большие перемены. Через эти журналы к читателю пришло целое поколение талантливых литераторов. А что сего­дня — какова их роль, каким может быть будущее?

— Будущее очень туманно, по-моему. В общем, это сугубо российский сюжет... Но «толстые» журналы существуют до сих пор, и отказываются умирать, зачахнуть, что само по себе очень показательно. Значит, может быть, пройдёт какой-то период, и положение изменится к лучшему.
В Америке тоже есть «толстые» журналы, их несколько. Например, есть журнал «Гранта», журнал «Пари» на Манхэттене. Ничего в них особенного нет, это литературные сборники. Но они, в отличие от наших, гораздо шире продаются, и тиражи их больше. Есть ещё «толстые» журналы при университетах. Но такого уровня журнал, как ваш, на мой взгляд — это ежемесячный вернисаж текущей литературы. Его и надо рассматривать как вернисаж. Выходит очередной номер — «ноябрь», и мы собираем «ноябрьскую» вечеринку, в следующий раз — «декабрьская» вечеринка, с обсуждением, с танцами!

Главный редактор журнала «Октябрь» Ирина Барметова, 
писатель Анатолий Гладилин и Василий Аксёнов 
после вечера в Театре оперы и балета имени Мусы Джалиля.

— «Прощай, роман!» — так звучала тема встречи писателей со студентами и преподавателями в Казанском университете. Надеюсь, что вы-то сами с романом не прощаетесь?

— А куда мне без него?!.. Мне некуда сбежать. Это моё любимое дело. Я и сейчас уже пишу новый роман. Как-то не могу уйти от этого. Я каждый раз, когда заканчиваю очередную вещь, думаю: «Ну вот и хватит уже, написал столько, что достаточно, что-то другое надо...» Или ничего уже не надо вообще — старость... Потом ходишь, ходишь, и вдруг что-то тебя затягивает, к столу подводит. Включаешь машинку и начинаешь набрасывать. И так постепенно, постепенно, спонтанно появляется новое...

«Жить надо, как бы танцуя свинг…» — Василий Аксёнов. 
На сцене Театра оперы и балета имени Муcы Джалиля.

— И начинает жить своей жизнью...

— ...Начинает жить. И у тебя уже есть смысл, движение какое-то.
В общем, лучше этого я для себя ничего не вижу... Может быть, осла только купить, Дурана Мороззо, и на нём в Испанию уйти...

— Манят близкие пределы соседней страны — Биарриц ведь на границе Франции и Испании?

— Скучно там, в Биаррице! Там только пишу. А потом еду в Москву. Там много интересного, постоянный напряжённый нерв. Через месяц, два там уже изнемогаешь от многих вещей — от того же трафика, плохого воздуха, внимания вашего брата — журналиста. Мечтаешь сбежать в Биарриц. Приезжаешь, и через месяц чувствуешь, что невозможно — надо возвращаться.

На встрече с читателями в «Книжном дворе».

Фото Фарита Губаева

— Как раз хотелось бы вернуться к вопросу о спонтанности создания ваших произведений, о том, что вам интересно писать, не зная, что будет дальше. А есть ли что-то, чего вы бы всё же никогда не позволили своему герою, или же себе по отношению к нему?

— Я об этом много раз говорил. Я пишу роман спонтанно, я не знаю, что там будет, не знаю, чем он закончится. Больше того, я начинаю писать и не знаю вообще, что произойдёт с моим ­героем через пять страниц. Когда я писал «Редкие земли», то начал с описания тамарисковой рощи. Тамариск — очень странное растение на уродливых стволах с нежной зелёной хвоей, очень красивой. И я её описывал, описывал. И почему-то вдруг мне пришла в голову фраза: «Таков и наш комсомол...» Кажется, что это — какой-то бред собачий... А эта фраза толкнула меня дальше — в среду «последних комсомольцев». Они взрастали на уродливых стволах уродливой идеологии, но на башках у них были шевелюры зелёной хвои...

С другом, джазовым музыкантом Алексеем Козловым.

Фото Фарита Губаева

— Василий Павлович, я хотела бы задать вопрос из области метафизики. Не показалось ли вам всё происходящее, я имею в виду «Аксёнов-фест», неким карнавальным реалити-эпилогом вашего последнего романа? Когда вас, Базза Окселотла, знаменитого писателя, чествуют в до неузнаваемости изменившемся родном городе. И делает это человек из той самой «нежной тамарисковой поросли». Не было ли у вас этого ощущения?

— Да, да... Конечно, было такое! Ну, во-первых, действительно сама Казань очень изменилась. Я не узнал многие места, просто не узнал! Из развала и руиноподобного состояния всё в ней вдруг обернулось блеском, я бы сказал! Казань стала городом двадцать первого века. В этом ведь большая заслуга городского руководства, вашего мэра. Это пример того, как «тамарисковые юноши» — вчерашние комсомольцы — стали сегодня образованными и грамотными лидерами, что очень радует. И Минтимер Шарипович Шаймиев — он мне очень понравился. Он ведь тоже в каком-то смысле из этой поросли, правда? Он очень, очень славный! Симпатичная личность! Очень остроумный! Во время нашей встречи мы все общались, философствовали, и он вёл всё это.
Мне кажется, что и национальное правительство не вредит, оно, напротив, помогает в таких местах, как Татарстан, где есть ощущение своего, при полном отсутствии русофобии или чего-то подобного. Мне это нравится!

— Вдохновляет на продолжение?

— Мы решили каждый год устраивать такой фестиваль, это конечно, здорово!.. Не знаю, получится ли — это всё зависит ещё от конкретных людей... В Самаре в 1993 году начались «Аксёновские чтения» в библиотеке. Меня пригласили — я приехал. Была скромная конференция. Очень умная. Съехались филологи из разных городов. И — «на следующий год обязательно приезжайте!» Я опять приехал из Америки. И смотрю — уже «Машина времени» там играет, и Козлов, и выставка какая-то открывается. И так каждый год в течение семи лет «чтения» расширялись, превращаясь в фестиваль. В конце концов уже немножко осточертевший — с детским хором с какими-то опахалами и всем прочим в этом духе... А потом он прекратился, потому что бывший мэр города Сысуев уехал в Москву. И всё как-то стало увядать и прекратилось само по себе...
Надеюсь, здесь будет по‑дру­гому.

У нас — по-другому! 19-20 августа «Аксёнов-фест» пройдёт в Казани в пятнадцатый раз и будет посвящён юбилею писателя‑земляка. Традиция продолжается.