Полина Ольденбург родилась в Казани. Уроженцы Казани и её родители — оперный певец Эдуард Трескин и поэтесса Галина Свинцова. В Казани жили и её бабушки, и дедушки.

Пока, наконец, не грянула перестройка — и не раскидала всех по разным городам и странам.

Так Полина из Казани попала в Прагу, а затем в Москву. И из множества своих увлечений — стихи, проза, песни, картины — неожиданно выросла в кинорежиссёра.

Её дебют в кино завершился победой на Международном кинофестивале «Амурская осень», где она получила приз за лучшую режиссуру и Гран-при за лучший фильм. И началась новая история — история художественного фильма «Ad libitum».

Перед тем, как представить свой фильм на предпремьерный показ в Казани, Полина дала интервью для журнала «Казань» в Москве Ларисе Леонидовне Даниловой — филологу, давнему другу их семьи, которая знает Полину с детских лет.   

— Расскажи, Полина, с чего началась история с вашим фильмом?

 — Всё началось с разговора на кухне. Мне нравятся такие беседы с отцом. Мы стали рассуждать о жизни, о мечтах — а мы любим говорить об этом именно на кухне — как все, впрочем. И вдруг в процессе разговора неожиданно пришли к выводу, что есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Например, не купишь чувство любви или талант… Себе — не купишь. Я подумала: какая интересная тема…

 — Итак, всё началось с мечты?

  — Я считаю, что мечтать о несбыточном очень даже важно. Хотя мама всегда была против, но мы с папой мечтали о несбыточном. Маме казалось, что мы зря тратим время, свою энергию. Достаточно быть писателем — воплотил мечту и удовлетворён. Но мне кажется, что, мечтая о несбыточном, ты постоянно отвечаешь себе на вопрос: кто ты? Многие люди попросту не знают, чего они хотят, кто они, что их притягивает, а что пугает? что они предпочтут?.. 

Если стоишь перед выбором: летать или дышать под водой — что ты выберешь? Кто ты — рыба или птица? Вот я, например, птица. А кто-то рыба. Это некое представление, кто ты есть. 

Люди, у которых плохо с фантазией, никогда не знают, чего они хотят. У богатых нередко нет ничего своего. Они подражают друг другу — Сейшелы, охота на акул, сафари в Африке, покорение горных вершин (до туристического уровня), путешествие на Северный полюс (на самолёте, а не на собачках)… У всех всё одинаково.  

Самая главная проблема у этих людей — придумать себе интересную жизнь. Материальная возможность жить интересно у них есть — они крутятся в другом материальном пространстве. Но они занимаются тем, что зарабатывают и приумножают. «Господи, если бы у меня были деньги!» — думают творческие люди. И, действительно, они бы нашли им достойное применение. Замысел — вот он, а денег — нет.

Итак, они — то есть мы — занимаемся тем, что интересные сюжетные линии выстраиваем или воздушные замки. Или ищем занятия, которые нас куда-то ведут… в неизведанное.

«Поэзия — вся! — езда в незнаемое»,— как сказал мой любимый Маяковский.

Обязательно нужно мечтать. Я бы ввела в школе уроки мечты! У творческих людей всё рождается из фантазии. Самый главный прогресс мировой происходит от фантазии. И ещё, пожалуй, от лени — она-то и порождает фантазии. А потом они реализуются так или иначе — мысль ведь материальна. Самое любимое дело у мечтателя: что было бы, если бы… 

Вот и я представила: а что если бы всё-таки можно было купить любовь? Свою любовь. Приходишь в специальный такой магазин и говоришь: «Мне эликсир для любви. 200 граммов. Я выбрала себе подходящий объект, осталось только влюбиться. Мы примем вместе этот эликсир — и будет нам счастье!»

 — И каким путём ты пошла к осуществлению своей мечты?

 — У моей идеи была предыстория. Перед съёмками фильма я целый год общалась с очень состоятельными людьми — ходила в один элитный клуб… У меня есть приятель — постоянный член этого клуба. И в качестве эксперимента мне было интересно понаблюдать за посетителями. Там были люди совершенно иного уровня… словом — миллионеры, а, может, и мил­лиардеры. Я даже познакомилась с премьер-министром одной экзотической страны… Общалась с людьми, разодетыми в модные бренды. Они завсегдатаи этого сигарного клуба. Кстати, там было в основном мужское общество. А мы ходили туда ещё и с подругой, которая впоследствии сыграла в нашем фильме «Ad libitum» главную роль. 

Целый год в закрытом пространстве общаться с богатыми. Это, знаете ли, не очень комфортно. Эти люди действительно думают, что они такие крутые. И барышни, которых они приводят, которых отлавливают, как рыбку, в более дешёвых ресторанчиках… тоже тоскливый предмет. Они приглашают этих барышень к себе, чтобы похвастаться друг перед другом, кого они поймали. Девочки хихикают, пытаются общаться. А эти «крутаны» воображают о себе, что они настолько классные — потому-то девочки на них и клюют... Конечно, весьма обеспеченный и успешный человек обладает некой гипнотизирующей уверенностью и может на самом деле влюбить в себя наивную дурочку. Но сам-то он при этом ничего не чувствует — ну ничегошеньки! Кроме ленивого тщеславия, наблюдения за тем, как приятели ему завидуют. А потом такой «победитель» расплачивается по счёту и уезжает спать… в одиночестве.

Сюжет состоялся — им понятно, что будет дальше, и просто неинтересно. Чувств нет, выгорели… Остался только счёт в банке.

 Когда в кадре близкие друзья, бывает не просто сосредоточиться, зато есть что вспомнить. 
Это было большое счастье.

— Любопытно. Чаще в искусстве мир богатства противопоставлен миру бедности. А у тебя в фильме — забегу немного вперёд — как я заметила, нет ни одного бедного человека. Во всяком случае, нет людей, у которых проблемы с деньгами. Жизнь несколько парадная…

 — Знаю-знаю… маленький человек, «все мы вышли из гоголевской шинели», итальянский неореа­лизм, «Рокко и его братья»… Я и не думала об этом. Я думала о любви. А, возможно, любовь — это вообще «роскошь бедных»? Что если мой фильм, помимо моего желания, невольно наводит на такую мысль? Да и у фирмы «Ad libitum» клиентура была только богатая, как вы понимаете.

   — Вернёмся к истории создания фильма. Итак, как я поняла, разговор с отцом на кухне привёл тебя к идее сделать фильм. Ты вращаешься в среде актёров — и параллельно начинаешь намечать персонажей своего будущего фильма. Ты представляешь, кто какую роль будет играть, проводишь мысленный кастинг. А что дальше?

 — А вот дальше всё сложнее, чем бывает у писателя, художника или композитора. Там мне было всё понятно: в голове возникает образ, и ты начинаешь его воплощать на бумаге, полотне, в музыке, пока не закончишь. Я представляла мысленно: а что если можно было бы купить любовь? Это был замысел, который породил желание — я бы хотела посмотреть такой фильм. И я задумала его…

У нас была весёлая компания друзей. Компания мечтателей. Однажды мы сидели за столом и играли в «мафию», и вдруг кто-то предложил: «Давайте вместе снимем кино!» Я тоже должна была сниматься в этом фильме. Я подумала, что у нас и правда есть и оператор, и звукачи, и артисты… Хватало ресурсов для того, чтобы начать. Творческих ресурсов.

Я начала писать сценарий. Ходила в кафе на Малой Бронной и писала, писала, зачёркивала и снова писала. Почти Хемингуэй в Париже. Потом стала искать людей, которые бы помогли осуществить нашу мечту. Какое‑то время прошло. Я разным людям рассказывала эту историю раз триста. И каждый сказал мне, что это — обалденная история. «Я очень хотел бы увидеть это кино!» — так говорили все. Ни один не остался равнодушным. Вскоре я встретила Илью Шемятова, который прочитал сценарий и тут же захотел стать продюсером будущего фильма. Это уже было нечто конкретное. Продюсер — это звучит, знаете ли, гордо! Вселенная фильма, возникшая из точки мечты, начала расширяться.

В определённый момент Илья сказал: «Давайте сделаем этот фильм на более высоком уровне. Надо переделать сценарий». (Первый сценарий был камерный — съёмки во дворе.) Но как только мы поняли, что у нас есть инвестор Наталья Кочетова, которая, дочитав сценарий до половины, сказала: «Я согласна вложить средства в этот фильм» — стало ясно, что всё уже серьёзно.  

 — А ведь были бесплатно — на энтузиазме увлечённых идеей актёров — сняты отдельные эпизоды будущего фильма, чтобы будущие инвесторы представляли, как это может выглядеть в вашем кино. 

 — Да, мы снимали эти эпизоды. Но на решение инвестора не это повлияло — она только читала сценарий. Пробные съёмки на простую камеру на других предполагаемых инвесторов тоже не повлияли. Оказалось, что даже из самых-самых продвинутых профессионалов никто не смог понять, насколько это может быть хорошо. Сцены, снятые «на коленке», чаще всего не впечатляют.  

 — Помню, как ты брала интервью на ТВ у великого дирижёра Геннадия Рождественского… И он сказал тебе, что если из всех сидящих в зале есть человека два понимающих, какую музыку рождает оркестр и дирижёр в данный момент, то это уже счастье. Даже и музыканты оркестра не всегда понимают, что получается в целом.

 — Да, я вспоминала это интервью не раз. И я знаю, что почти всегда по тексту сценария люди не могут себе представить, как это может быть интересно в режиссёрском решении.  

А у нас многоуровневая история получилась. Первый план — детективный триллер, история интересна тем, что она увлекательная, приключенческая. Но есть и второй план, и третий. Я люблю, когда кино остаётся в душе после просмотра, когда оно ошеломляет, когда зритель уносит его и думает о нём, как о любимом человеке. Я хотела создать фильм, который я бы сама хотела смотреть не один раз. Мне очень не хватает таких фильмов. 

Когда будущий инвестор сказала, что ей интересна история и она хотела бы в этом участвовать, я поняла, что на нас снизошло Чудо. 

Вообще эта история длилась очень долго. Отснятое «на коленке» было мило, легко, органично. Но когда начался серьёзный процесс, многие участники изменились — поэтому изменились и сцены будущего фильма.

 — Я видела эти пробные съёмки. Два героя — Шамиль Хаматов и Даша Белоусова — были в романтическом состоянии молодой семьи и играли очень ярко, впечатляюще.

 — Вообще фантастика в том, что все мы были друзьями. Даже наш второй режиссёр Ася Енина — это моя подруга детства, школьная подруга. Мы с ней учились вместе в посольской школе в Праге и разными путями пришли в кино. Она пришла через продюсерство, стала замечательным вторым режиссёром. Она встала рядом со мной — и я убедилась в том, какой она большой профессионал. Она делала со мной этот фильм. Всё потрясающе складывалось, все мои близкие были со мной. А ведь до этого полнометражного фильма я не сняла ни одной короткометражки! 

 — Но ведь на Высших курсах был снят маленький фильм. 

 — Ну, это просто внутренняя история, учебная. Не короткометражка. 

 — Но этот учебный фильм обращал на себя внимание. Он есть в Интернете.

— Да, было весело. Мы на этом фильме с Егором Рыбаковым познакомились. Но мы не относились к фильму всерьёз. Это студенческое, проба пера… 

 — А твои любимые Высшие курсы сценаристов и режиссёров помогли тебе создать этот фильм?

 — Конечно. Мои мастера (я училась на сценариста). Но если бы не уроки по монтажу всеми обожаемого педагога Владимира Алексеевича Фенченко — на режиссуру я, быть может, и не замахнулась бы. Мы стремились честно выполнять задания по монтажу — весь поток. Никто не увиливал. Все сценаристы делали их. 

Фенченко преподаёт в монтаже всё — и работу с актёром, и драматургию, и сам монтаж… основное в кино. Может быть, кто-то другой преподаёт более сухо, не знаю. Но здесь — фантастика! Мы каждую неделю снимали двухминутный фильм — самые элементарные задания: «линейка планов», «эффект Кулешова» или «кубики». Когда мы только пришли на курсы, то снимали всякую белибердень — смеялись ужасно. Было очень весело. Снимали хорроры, триллеры — то под Тарантино, то кетчупом обмазывались, валялись трупами во дворах. Друг у друга все играли — это нас так радовало. Но он ко всему относился всерьёз. 

Мы смотрели наши студенческие поделки на большом экране — как серьёзную работу. 

— А кто ещё преподавал у тебя на курсах?

 — Вообще я выпускница Олега Вениаминовича Дормана. Он потрясающий мастер. Жаль, нет уже в живых моего второго педагога — Людмилы Владимировны Голубкиной. Между прочим, она была дочерью знаменитого поэта Владимира Луговского. Кстати — вот ведь как всё на свете волшебно взаимосвязано — моя мама в юности посещала в Казани поэтическое объединение имени Владимира Луговского. Вот Людмила Владимировна-то и благословила меня на мой фильм. Она уже плохо видела, плохо слышала, я ей читала свой сценарий, но не успела показать результат. «Снимай сама,— сказала Людмила Владимировна,— у тебя, по-моему, получится». 

Олегу Дорману я не показывала свой сценарий. Робела. Да он и не очень любит такие истории. Так мне казалось. Моя история — слишком фантастическая, а он больше про реальность. Людмила Владимировна меня тоже призывала не фантазировать так уж…

Помню, как-то было задание по драматургии — написать двенадцать сюжетов будущих фильмов, заявки. Такие краткие синопсисы. И Людмила Владимировна говорит мне: «Полина, ну хоть бы одну историю человеческую описала. Чего ты придумываешь небылицы?». 

«Ну, ей-богу, это и вправду со мной случилось, все двенадцать историй!» — отвечаю ей.

Это удивительно, конечно. Не знаю, что первично, что вторично — то ли истории со мной происходят, поэтому я пишу. То ли потому, что я драматург — поэтому такие истории со мной случаются. 

Короче говоря, Олегу Вениаминовичу я сценарий не прочитала. Однако, когда он узнал о победе фильма «Ад либитум» на конкурсе, он меня поздравил с наградой — один из первых. А потом, на фестивале журналистики в Доме кино, где был показан этот фильм (всё-таки главный герой — тележурналист!), Дорман его увидел. И высшую похвалу я услышала от него: «Полина, ты монстр! Ты можешь снять любой фильм!»

Шамиль Хаматов и съёмочная группа. Снимается прогулка.

— Я знаю, что у вас преподавали и знаменитые Кшиштоф Занусси, Никита Михалков, Владимир Меньшов, Пётр Тодоровский и другие известные режиссёры.  

 — Это было необыкновенным везением. По-моему, встретить таких харизматичных людей даже просто на улице — это впечатление. А они нас учили, общались с нами, как с будущими коллегами. Великие люди! Просто находиться рядом с ними, в их поле — это уже озарение. Высшие курсы — это место силы. 

Наш курс — это семьдесят режиссёров, девять сценаристов, остальные продюсеры. Мы все были на одной волне — мы просто друг друга полюбили. Каждый год встречаемся в день рождения Высших курсов — 17 ноября. А это и мой день рождения, между прочим. И — вот опять совпадение — день рождения с разницей в 175 лет Казанского университета, где учились мои родители. 

И вообще во время нашей учёбы у нас было ощущение очень плотного ежедневного счастья. 

Мы друг друга обожали, обожали кино. Мы входили в некий портал, больше для нас ничего не существовало. Есть кино, есть единомышленники… Это было золотое время, время надежд. 

И педагоги все были чудесные, как на подбор — и Неля Марковна Зоркая, и Паола Дмитриевна Волкова, которой уже нет с нами — да никого невозможно забыть. 

 — Расскажи, как ты выбирала актёров для своего фильма? Наверное, был кто-то ещё, кто хотел получить главную роль в фильме «Ad libitum»? Кто-то обижался, что ты не пригласила его?

 — С главным героем мне было сразу всё понятно и решено. Герой — известный тележурналист. В выборе его профессии сыграла большую роль моя журналистская работа на ВГТРК в отделе культуры на телеканале «Россия-24». Этот мой опыт помог решить, кем и каким должен стать главный герой. Он достаточно деловой, твёрдый, но в тоже время романтичный. В результате на экране появился наш современный Ален Делон. Шамиль Хаматов — такой живописный облик! И важно, что он не нарцисс. Он потрясающе работает, но у него нет самолюбования. 

Вообще наша история в фильме могла случиться только с человеком, который внутренне готов к ней. 

Я убеждена, что любовь — автономна. Мы становимся готовы в определённый момент — и она рождается в нас до того, как мы встретили предмет любви. Как у Пушкина, словом: «Пришла пора — она влюбилась…» У меня в жизни такое случалось не однажды. Просыпаешься утром в странном приподнятом настроении и состоянии — и целый день в нём пребываешь. Что-то непонятное происходит. Я чувствительный человек, и я это осознаю. Вечером в «кадр» входит предмет любви, на которого проливается это моё состояние. Я проснулась, как будто заболев. А вот и предмет появился. И дальше вспыхивает чувство любви.

Я способна влюбиться в бетонную стену. Любоваться её кратерами… Боже, прекрасней нет на земле ничего! Моя бетонная Галатея. Он настолько обычный человек, что это дико необычно. Как это прекрасно — бетонная конструкция Корбюзье. А бывает и наоборот — ты ни о чём таком не думаешь, но встретила кого-то — и завибрировала душа…

 — Понятно. Ты эту историю надела на плечи Шамиля Хаматова. И он превратился в Германа Крылова. 

 — Да, именно. А вот Игорь Петренко — абсолютно не похож ни на одну из своих ролей. Он себя в этой роли не видел, повторял: «Я не пойму, я кто?» Он невероятный профессионал. Суперзвезда. 

А у меня всё в первый раз — вот, мне было не просто лепить его персонажа. А началось всё с того, что он как-то раз был у нас в гостях, и я говорю ему: «А сыграй у меня, Игорек!» «А давай!» — отвечает. Ему название сценария понравилось. Серьёзно — согласился, не читая. Я ему только замысел рассказала.

 — Кстати, как родилось это название? 

 — Столько кровушки попили у меня из-за названия! В первом интервью, после того, как фильм посмотрел Кирилл Разлогов, фильм назвали «Я — любовь». Продюсер Илья Шемятов беспокоился о том, что наше нерусское название — да ещё на латыни — сложно для восприятия зрителей и будет мешать прокатчикам. А, по-моему, оно запоминающееся — и гораздо больше, чем штампованные названия со словом «любовь». Кажется, что ты уже видел такое кино. Мне очень нравится фонетическое звучание «Ad libitum», что в переводе означает «По желанию». Вот музыканты поймут его сразу, поскольку это сочетание часто используется в качестве музыкального обозначения.

Я говорю актёрам: «Ребята, запомните: Ад… Ад любви. Либитум звучит, как либидо». Когда фильм смотришь от и до — сомнения нет: никакого другого названия быть не может. Оно так часто возникает на экране, что невозможно по-другому. Оно впаяно. Между прочим, предложил это название Егор Рыбаков.

 — Когда я узнала, что в твоём фильме играет роковую «мефистофельскую» роль Игорь Петренко, я при всём своём к нему расположении — засомневалась… Все предыдущие его роли ничуть не напоминали эту. Ты не побоялась рискнуть? Всё-таки это твой первый фильм, а, как говорят в Голливуде, 90 процентов успеха фильма — правильный кастинг…

 — Мне кое-кто говорил об этом. Сомневались в том, что я угадала… Но я угадала. Я им ответила: «А у меня он будет таким, каким ещё не был!» Петренко спорил со мной, когда я с ним экспериментировала — надевала то чёрный бархатный пиджак, то костюм-тройку, то элегантные и таинственные очки… Всё роскошное. Он спорил и бунтовал: «Зачем всё это? Чего вы утрируете?». Я отвечала ему: «Потому что наш фильм — это немножко сказка, немножко метафора… мы должны утрировать». Один его дорогущий автомобиль с настоящими бриллиантами на руле чего стоил! По секрету скажу, выданный нам в аренду бесплатно — в качестве рекламы…

По-моему, Игорь получился абсолютно неотра­зимый. Сейчас ко мне подходят все друзья и подруги, кто видел фильм в предпремьерном показе в Доме кино на фестивале журналистики, и говорят: «Боже мой, каков Петренко! Невозможно не влюбиться!» И я тоже думаю, что невозможно. Вроде в фильме главный герой — Шамиль Хаматов. А Петренко — главный его антагонист. И он тоже ничуть не менее главный. Мощный.  

 — Но у тебя и главных героинь — тоже две. Как ты их выбирала?

 — Одна — рыжая — это Дарья Белоусова, актриса театра «Современник». Она была с самого начала, как и Шамиль. Так мы договорились в первый же вечер, как только решили снять вместе кино. У Даши невероятный жизненный и актёрский темперамент. Кроме того, с Шамилем Хаматовым — они и работают вместе, и супругами были во время съёмок. Ну, и… она моя подруга, чего уж греха таить. Мы все субъективны.

Что касается другой главной героини… мне изначально хотелось, чтобы они были противоположностями. Сначала я предполагала, что сама сыграю эту роль — мы такие разные с Дашей. Я брюнетка, она рыжеволосая, у неё чуть вздёрнутый носик, а у меня с горбинкой. Я внутрь — она наружу. 

Собственно, из-за желания сыграть эту роль я и сценарий фильма «Аd libitum» написала, что называется, под себя… И в драматурги пошла, честно говоря, чтобы писать себе роли. Я же актриса по первому образованию. Мне не нравились роли, которые так или иначе мне предлагались. Я думала: «Какая ерунда! Не придумать ли мне самой себе классные роли?»

Вовсе не собиралась стать режиссёром. Просто в результате моей попытки сочинить себе роль я изобрела историю, которую не смогла никому отдать. Она стала мне слишком дорога. Я знала, как это нужно снять. Она сложилась у меня в голове и мучила меня, пока я не сняла её и не избавилась от этих мучений.

 — А ты не жалеешь, что всё-таки не сыграла эту роль, которую писала для себя?

 — Жаль, конечно… но это было бы настолько сложно. Мои друзья меня отговорили: «Поверь, с двух сторон баррикады будет трудно. Давай уж лучше во втором фильме». Но… я всё же появляюсь на экране — пою со своей группой на сцене в одном эпизоде.

 — Как же ты выбирала будущую исполнительницу твоей роли? 

 — Это была несколько комическая ситуация. Сначала я выбирала героиню по внешним признакам — чтобы была похожа на меня. Уже почти утвердили одну девочку… А потом последней пришла на пробы Евгения Крегжде из Вахтанговского театра — и она была совершенно на меня не похожа. Она мне понравилась. Она настолько взяла правильный тон… Противоположность темпераменту Даши. У неё, как мне показалось, такой очаровательный прибалтийский холодок. Она очень хорошая актриса. Мы её покрасили в брюнетку, остригли под каре, вставили в глаза тёмные линзы. Первые несколько дней Женя не могла привыкнуть, глаза были на мокром месте… а потом ничего, привыкла. 

Почему она должна была походить на меня? Не потому, что я сумасшедший эгоцентрик, а потому что в фильме играют роль картины — мои картины реальные. А на них нарисована девочка — кареглазая с моей причёской. Мы же не будем перерисовывать все картины.

 — А ты была бы другая?

 — Да, конечно. Женя Крегжде не моё альтер эго, как думают некоторые. Совсем нет. Но получилось хорошо, мне кажется.

 — А имя главного героя случайно?    

 — Я всю жизнь люблю имя Герман. Так звали моего деда — Герман Петрович. Я никогда его не видела, но знала, что он был герой войны — танкист, орденоносец. Семь раз в танке горел! Я не сумела назвать своим любимым именем моего ребёнка, потому что он родился в Праге, и имя Ян — в тот момент было более уместно. Но я назвала своего другого «ребёнка» именем Герман. И он теперь его носит на экране. 

А Крылова — это фамилия моей прабабушки. Вообще нет ни одного случайного имени в этом фильме. Всё это имена близких мне людей или друзей. Я обожаю «пасхалочки», приколы, которые режиссёры посылают друг другу посредством своего фильма. Продюсер говорил мне: «Полина, почему мы тратим на это время? Зачем нам это нужно?» Но пасхалочки так меня веселят, что я не могу от этого отказаться! 

 — Когда Герман Крылов переворачивает визитку фирмы «Аd libitum» — я вижу имя твоего первого мужа Морозов Дмитрий Анатольевич, которым ты наградила президента этой фирмы. 

 — (Смеётся.) Мало того, он снимался в нашем фильме в эпизоде. И второй мой муж Егор Рыбаков тоже сыграл в этом фильме, но бо`льшую роль — ведь он актёр. Все мои любимые — все там.

Смех — лучшая разрядка после сложной сцены.

А ситуация с другом и соседом Германа Крылова… Кто его сыграл? 

 — Антон Фёдоров. Чудесный артист! Там множество тайн, в этом фильме. Есть два друга… самый главный герой тележурналист Герман. Но косвенно главный другой — его сосед. 

 —…который потом оказался на его месте? 

 — Нет, не так, конечно… совсем не так. 

Я пытаюсь сама себе ответить на вопрос: кто прав? Тот, кто делает карьеру, правильно живёт, у него всё хорошо, он трудолюбив? Или другой, который живёт непонятно на что, зарабатывает от случая к случаю, романтик, пофигист, но способен на сильное чувство? Кто из них прав, и кто будет счастлив в итоге? И вообще, как жить правильно? Никто не знает. Мало того, они оба похожи на Джони Деппа. Антон похож скулами, строением лица. Шамиль — глазами, губами… Как бы раздвоенный Джони Депп.

 — Я помню, ты говорила, что кто-то из твоих друзей предполагался на роль Антона. 

— Мало того, я писала роль конкретно для него. Но… Прошло довольно много времени от замысла, написания сценария и до съёмок, наконец. Мой друг-артист изменился, стал другим внешне. А там должен был быть этакий Курт Кобейн. Худой такой. Собственно, такое произошло не только с ним. От нескольких друзей, для которых я писала роли, пришлось отказаться. Это было очень больно. Но иначе было невозможно.

  — Да, а что касается музыки… Я обратила внимание, что в этом фильме четыре композитора. Почему это так получилось? Не нашлось одного, но того, что нужно… или в этом есть какой-то особый смысл?

 — Музыка — отдельная составляющая этого фильма. Продюсер приводил то одного, то другого. Не происходило слияния музыки и кино. Была музыка, которая звучала отдельно. В результате наш великий звукорежиссёр Глеб Нехорошев написал музыку. Я счастлива, что он у нас оказался. И сделал невероятный, богатый саунд. Конечно, по-настоящему это можно оценить только на современной высококлассной аппаратуре. К сожалению, не во всех кинозалах есть такая техника. 

 — Я помню, ты с детских лет сочиняла песни. Первую свою песню ты в пятнадцать лет пела для Евгения Александровича Евтушенко в Праге. Он даже всплакнул. 

 — Это была ностальгическая песня. Песня о России. Что такое ностальгия, я знаю не понаслышке. Я долго жила за границей с родителями. И школа была прекрасная при Посольстве Российской Федерации, и чешский актёрский вуз, и работа в чешском театре, и работа диджеем на радио «Злата Прага»…

Но… ностальгия — это метафизика. Особенно для поэта, а я, знаете ли, считаю себя поэтом, в первую очередь. Это не определение профессии. Это настройка человеческого существа. При маме-то — поэтессе и папе, пишущем стихи и прозу. 

 — Значит, окружение отразилось на твоей судьбе? Дедушка — художник…

 — Да все ведь в детстве рисуют, поют, сочиняют, танцуют, фантазируют. Потом перестают… а я не перестала. У дедушки в мастерской мне хотелось быть художником. В оперном театре у папы — певицей. Это всё грани одного и того же. Я, честно говоря, не смогла выбрать. 

А это ведь инструменты познания мира и себя. Только сейчас ты начинаешь представлять себе, кто ты. До этого были бесконечные пробы. А что если я себя погружу в другую ситуацию? Только сейчас, мне кажется, я начинаю что-то понимать…

 — Ты начала писать песни, когда начала играть на гитаре. 

 — Сочинительство — это любое дело, о котором я что-то узнаю. Если я увижу, как делают жевательную резинку или парфюмерную линию на фабрике — мне тут же хочется этим заниматься. И делать это хорошо и даже что-то улучшить, изобрести. Я хочу шить свою одежду. Я понимаю, как я бы сделала это классно. Я хочу открыть свой ресторан, я понимаю, как там должно быть. Мне хочется всё попробовать, но у меня просто нет времени.

А мои родители привили мне любовь к стихам. Отец всегда — и дома тоже — пел под свой аккомпанемент на фортепиано. И я начала петь под гитару. Когда я была у дедушки в мастерской и видела, как он рисует — мне захотелось делать то же самое. Появилась потребность. Но кино — это квинтэссенция того, что я делаю! Это живопись, это музыка, это поэзия. А вообще поэзия — отдельный остров. Проза и драматургия — другой. Поэзия — это боль. У любого сочинителя это так. А вот живопись тебя спасает. Писать красками можно в любом состоянии. В хорошем состоянии — живопись его усиливает, в плохом — она тебя вытаскивает из депрессии. 

Я ведь перепробовала очень многое. В детстве ещё, в школе я всех своих друзей перекрашивала, переодевала, стригла, прокалывала ушки для серёжек. И без анестезии, между прочим. Мама научила меня делать уколы с двенадцати лет. Моя бабушка — та, которая врач,— умела и любила шить, вязать, играла на рояле. Она рассказывала, что когда приезжала в дом отдыха на море — то руками обшивала своих соседок по палате. «Бабуля, в отпуске же отдыхать нужно!» А она мне отвечала: «А мне интересно было». 

Полина Ольденбург (справа) и актриса Евгения Крегжде, которую постригли и покрасили под неё. Ещё и линзы карие надели. Они стали сёстрами на время съёмок.

— Как, по-твоему, что лучше всего удалось в твоём фильме? 

 — Нам удалось зафиксировать время. Сделали его срез на тот момент. И наша компания, которая играет в мафию — она существует в параллельном пространстве. Ты хочешь сфотографировать, сделать слепок, отпечаток времени — твоих мыслей, твоей молодости, твоей любви. Это сильная потребность. Поэтому мне захотелось работать в кино… а не в театре… потому что театр — это песок, это будто из песка разноцветного делают прекрасные картины, а потом сдуют, и чудо исчезнет. В этом есть своя философия. Я хочу зафиксировать и остановить время. Спектакль может быть прекрасный, но от него ничего не остаётся. 

 — Сколько времени длилась эта эпопея с кино? Как быстро удалось снять свой первый фильм?

 — Всё длилось так долго! Постпродакшн длился три года. Всё было непросто. Сплошные приключения вокруг кино. За это время много чего поменялось в жизни. От замысла до воплощения прошло лет пять… А сами съёмки длились всего двадцать восемь дней. Мы снимали почти без сна. Включились все резервы организма. А потом сразу всё ушло. Как будто я всё отдала этому процессу. У меня появилась невероятная апатия — полгода я не могла прийти в себя.

Мне казалось, что всё ужасно банально вокруг, неинтересно. В этом детище как будто целиком твоя жизнь. Когда я ждала появления, рождения этого фильма, столько всего было! Стадия гнева, отрицания, печали. Казалось, что никогда это не закончится. Как будто я прыгнула со скалы, чтобы полететь, и повисла, и не лечу. 

…Как было обидно, когда всё было готово, за исключением каких-то мелких технических вещей, которые невозможно было завершить, потому что приостановилось финансирование. Прервалось. К счастью, удалось вновь запустить процесс. 

 — Но… потом выпала неожиданная удача, когда вы послали фильм на международный кинофестиваль «Амурская осень». 

 — Я старалась не думать о возможности победы. За время моего ожидания я растеряла остатки оптимизма — и, честно говоря, ни на что не надеялась. Почему-то казалось, что зачастую побеждают по каким-то другим соображениям, не по творческим. У меня не было никаких знакомых не только в жюри, но и среди коллег-режиссёров.  Я думала, что у большинства есть какие-то ходы для одержания победы. На конкурсе мой фильм демонстрировался предпоследним — я терпеливо пересмотрела все фильмы конкурса вместе со своими коллегами. Мы все очень сдружились за время фестиваля. Каждый свободный час мы проводили вместе, я с удовольствием пела им свои песни, у меня было вдохновение от такой внезапно возникшей и тёплой дружбы. И когда после просмотра моего фильма мне сказали и журналисты, и конкурсанты — все до единого: «Полина, твой фильм — лучший. Победа за тобой!», я уже не думала о победе. Главное, я ни у одного человека не увидела низких чувств. И если бы кто-то победил вместо меня — я бы только порадовалась. Почему-то все мои коллеги думали, что мой фильм должен быть комедией. Они знали, что это триллер — но полагали, что комедия. Может быть, потому, что я весёлая и всё время шучу? 

 — Ну, и как ты встретила победу?

 — Я сидела в зале с одним из режиссёров, который очень переживал и ждал результатов. Ему было так плохо, он чуть не терял сознание от волнения. Я всё время растирала ему руки и виски, справлялась с его состоянием, как могла. Я ничего и не слышала, что говорили со сцены. Наконец, дошло до самых главных призов — за лучшую режиссуру — все замерли. Когда я услышала свою фамилию, меня сбила такая волна радости, что я полетела, как на крыльях, на сцену за золотым журавлём и затанцевала от нахлынувших чувств! Выбежала в танце — надо было справиться со своей эмоцией. Это как в детстве, когда тебе подарили велосипед — но ещё более пронзительно. Я с этим призом воспарила в небо. Фанфары, свет рамп. Как будто Оскар вручили — и журавль в руке. Я старалась вообще больше ни о чём не думать. Мой приз за лучшую режиссуру — уже был счастье неземное. Уже аффект!

Перед объявлением самого главного победителя — Гран-при за лучший фильм — председатель жюри Сергей Олейников начал читать стихи. Но все были в таком адреналиновом шоке, что никто не понимал, о чём эти стихи. Что это происходит? О чём он читает вообще и зачем? Все думали только о том, кто получит главный приз. И тут, наконец, он открывает конверт и объявляет: «Ад либитум»! И я превращаюсь в пятый элемент — столб света вырывается из моей груди. Это просто невообразимо. Невозможно.

 — Поздравляю тебя, Полина, с заслуженной победой. А что ты скажешь о других режиссёрах, представленных на этом кинофоруме?

 — Среди конкурсантов не было, конечно, случайных людей в кино. Один Константин Лопушанский чего стоил. Мэтр! Все знают его — во время перестройки с таким успехом шёл фильм «Записки мёртвого человека…», вся страна смотрела. И вообще он — выпускник Казанской консерватории. Музыкант. Мой папа — тоже выпускник Казанской консерватории, они вместе учились. Картина Лопушанского получила приз за лучшую женскую роль.

А сколько я приобрела прекрасных друзей-питерцев! Подружилась с Владимиром Койфманом — у него, кстати, тоже триллер. С ним мы говорили обо всём на свете — обсуждали драматургию в сериалах. Дошли в разговорах до темы возникновения жизни — откуда мы взялись и куда всё уходит. Одним словом, как в «Онегине»: «…и предрассудки вековые, и гроба тайны роковые…— всё подвергалось их суду». Взрослый человек — но настолько мне созвучный, что я думала: «Если ты получишь награду — было бы очень хорошо. Я люблю тебя. Ты достоин лучших наград, ты замечательный человек!» 

Каждую ночь до утра мы все разговаривали. Жили по московскому времени. Рассказывали друг другу фантастические, но правдивые истории. 

И, наконец, автор фестиваля Сергей Новожилов сделал великую вещь: он объединил всех нас. Он увёз нас на Остров Кинематографии…

 — Как символично всё-таки получилось — фильм о любви получил признание на берегах реки по имени Амур!

 — А ведь и правда!..

 — И что же дальше? Какие у тебя планы?

 — В декабре мы свозили фильм — спасибо огромное Сергею Новожилову — в Мексику, показали его в Мехико в рамках «Недели российского кино». Показ прошёл с большим успехом. Фильм демонстрировался и на фестивале журналистики в Москве, был его показ в Москве на Международном кинофестивале «Восемь женщин», где фильм стал лауреатом в номинации «Дебют». Впереди — нас ждёт участие в фестивалях в Армении, Испании, Китае, Малайзии… (Надеюсь, коронавирус к тому времени исчезнет.)

А потом… нужно, чтобы фильм увидели зрители. Премьера и прокат фильма в нашей стране. Вот этого хотелось бы больше всего.

Ну, и с кинематографом не хотелось бы расставаться. Такой результат, признание на фестивале, конечно, вдохновляет что-то сделать ещё.

Есть такая история, которая порхает вокруг меня…. Я жду, когда она сформируется. Пока она только кружит…

Фотографии съёмочного процесса Арины Романовой