Через годы, через расстоянья…

Оказалось, всего лишь попытка собрать разобщённый народ, невзирая на летний период отпусков и дачной ссылки. Когда увидел «весь цвет татарской интеллигенции» - писателей, актёров, музыкантов, теле- и газетных журналистов, художников, издателей - понял, что всё-таки в наши дни творческий люд больше еды и выпивки нуждается в неформальном и дружеском общении. А для того, чтобы люди, отложив в субботу прочие дела, собрались, в качестве флага нужно авторитетное имя - народный поэт, лауреат Тукаевской и Джалилевской премий, в прошлом секретарь Союза писателей республики, и даже чин советника гендиректора «Татмедиа», отвечающего за все национальные журналы.

Забавно было наблюдать, как семидесятипятилетний всё ещё поджарый и физически крепкий старец‑поэт плыл во главе стаи пловцов. Ну, прямо хроника времён Мао Цзедуна, когда китайский вождь совершал заплывы на реке Янцзы во главе тысяч и тысяч пловцов. Не все могли преодолеть дистанцию на озере Ахунова, но «татарский кормчий» свою миссию выполнил успешно, подавая пример противостояния возрасту. И выглядел бодрячком! - ничего не скажешь. А итогом всего этого раскованного праздника была мысленная констатация: «В этот день в одном из уголков республики была самая высокая концентрация духовности в жизни народа». Что-то в этом духе…

***

- Не хочешь ли тряхнуть стариной? - поинтересовался Равиль, передавая мне шестой том собрания своих сочинений и намекая на повторение старого интервью. Надо же… давняя фотография, где мы засняты с ним вместе. Ещё молодые…

С журналистом Вахитом Шариповым. 2000

То самое интервью в газете «Комсомолец Татарии», которой уже и в помине нет, мне запомнилось вот чем. Спустя девять месяцев встречаю на улице Баумана школьного учителя литературы Ефима Рачевского, который теперь народный учитель России и руководит одним из лучших в стране лицеев в Царицыно, является членом президентского общественного совета по школьному образованию. Пожимая руку, говорит: «Спасибо, старик, что открыл мне хорошего поэта!». Вначале я даже не понял, кого он имеет в виду. «Прочёл я твоё интервью с Файзуллиным, после чего купил сборник его стихов на русском - мне понравилось, интересный поэт!». Можно себе представить такое, чтобы сегодня кто-то помнил, что он прочёл полгода‑год тому?

Недели две я готовил ему вопросы для интервью. Как ни старался, всё выходило в миноре, беседа под названием «Разговор начистоту» никак не вытанцовывалась.

«Даже не знаю с чего начать, Равиль… Пожалуй, начну с главного. Мы родились в одной стране с другой идеологией, другими правилами и большую часть прожили в ней. Сейчас пребываем в совершенно другой стране, где всё изменилось и всё по-другому. И вполне может быть, что закончим в «третьей», незнакомой нам стране с непредсказуемыми правилами. Не зря же говорят, что «Россия - страна с непредсказуемым… прошлым». А в этом прошлом поэты в России были «больше, чем поэты». Это правда. Почёт, уважение, обожание читательской аудитории были гарантированы. И эту армию можно было подсчитать по тиражам в сотни и сотни тысяч, а ты сумел добиться в совокупности миллионного тиража. Сейчас же выпуск сборника чего угодно тиражом в тысячу экземпляров - заметное событие. Тиражи в пятьсот и даже сто экземпляров никого не удивляют. По этой части мы сравнялись с остальным миром, где такая же ситуация». Господи, и что он может ответить не столько на вопрос, сколько на «плач Ярославны»?

Далее в моём вопроснике было вот такое… «Незадолго до кончины Рафаэля Мустафина, работавшего в журнале «Татарстан» простым корреспондентом, я спросил его: «Рафаэль, ты же был главным литературным критиком республики в своё время, почему теперь пишешь о чём угодно, только не о литературных процессах?». Он так скептически посмотрел на меня и ответил: «А ты уверен, что этот «процесс» теперь существует?» - «Вон один из писателей выдал роман на модную тему, о котором много говорят, мог бы как-то среагировать на это событие…».- «Сейчас писатели пытаются привлечь к себе внимание любой ценой и за счет тем, которые к литературе не имеют никакого отношения. И таких вещей будет всё больше, это всего лишь факт финансового выживания отдельного писателя»,- был ответ. Кстати, Рафаэль, как один из региональных функционеров пэн-клуба, предлагал мне вступить в эту организацию. Я вежливо отказался…».

Или вот такой удар ниже пояса… «Вопрос деликатный… И в чём-то болезненный… Почему татарская литература была неконкурентоспособна на советском пространстве? Скажем, были такие известные всей стране национальные поэты, как Мустай Карим, Кайсын Кулиев, Расул Гамзатов, Эдуардас Межелайтис, Давид Кугультинов… А из татарских Хасан Туфан, Сибгат Хаким и другие были известны только в пределах своей республики. Да, конечно, и их, и тебя в Москве иногда издавали, но это шло по идеологической разнарядке «ленинской национальной политики»…

Праздник поэзии.

Готовясь к нашей беседе, я подбирал формулировки типа «Файзулин вошёл в жизнь поэтом, чтобы, пребывая в восторге и исступлении…», «трудолюбивая праздность», «поэтическое использование своей жизни» и так далее, что даже сам рассмеялся. В наши дни такие «красивости» выглядят выспренно и неуместно.

Ради интереса впервые решил посмотреть, а что это за интервью было в газете и когда?

«Он динамичен во всём: в разговоре, в поведении, образе жизни, в творчестве. Редко кто видел его разнеженным или равнодушным, но почти всегда - напряжённо думающим.

Он болен. У него целое состояние сомнений.

Он скуп, ибо часто повторяет: «Берегите слово. Оно может оказаться последним».

Не всегда носит часы, но обострённо чувствует время, которое на хронометре его жизни, кажется, бежит вдвое быстрее обычного.

Уважает людей сильных, цельных, уверенных в себе, но любит мягких, робких, грустных.

Щепетилен. Потому что слово у него равняется делу.

В семье Ахуновых. 1985

Он поэт. Но ни разу в разговоре не произнёс этого слова вслух…».

Интересно, и в какие годы писали в таком стиле? Надо же, 1977‑й год… Сорок один год тому! На самой середине жизни…

Семья

А последний вопрос вообще в моём понимании походил на похоронную… «На твой век читателей ещё хватит, но вот нынешнее молодое поколение татарских прозаиков и поэтов уже может остаться без читателей. В годы твоей молодости соотношение деревни к городу было примерно равное - 50 на 50 процентов. Сейчас 1 к 4. А к 2050 году слой деревенского населения составит только 10 процентов. Ты сам прекрасно знаешь, что без деревни нет национального языка. У тебя есть какие-то мысли по этому поводу?».

Одним словом, вопросы были сформулированы и отправлены ему на почту. Оставалось только встретиться для живой беседы. Разумеется, никакого разговора по таким вопросам в наши дни провести невозможно. И так всё ясно, что творится вокруг. Или, если прибегнуть к библейскому языку, «нет больше ни иудея, ни грека, ни раба, ни свободного, ни мужчины и ни женщины, вы все одно в боге». Но самое главное, мне самому надо было услышать от него ответ на провокационный вопрос: «Зачем в наши окаянные дни нужны поэты, какой от них прок?». Чтобы Равиль развеял мои личные сомнения и скепсис.

«Когда в начале девяностых на страну внезапно напали деньги… Очень большие! Миллионы и миллиарды у немногих и ничего - у остальных, в первую очередь был сметён очень тонкий слой интеллигенции и творческого люда. Обесценились и слова. Да что там, даже человеческая жизнь в те годы стоила пятак… Старая жизнь, правила, традиции трещали по всем швам и всё отметалось за ненадобностью. Подобное случалось в истории неоднократно. Вроде прошли, преодолели, выплыли… И что? Морального, душевного смятения людей стало меньше? А в такие разломы времени цена слова, особенно поэтического, возрастает многократно. Вот ты говоришь, что в пору молодости, в «эпоху словесного алкоголизма», я писал чуть ли не по стиху в день. Возможно… Сейчас лично для меня цена поэтического слова возросла невероятно и равна по стоимости драгоценным камням. И я не всегда могу их найти… Скорее, это обязанность и бремя следующего поколения. Почему ты думаешь, что я пребываю в безмятежном состоянии и не испытываю такую же растерянность и недоумение от всего окружающего, как и ты, он и все другие?

Участники заплыва. Водоём в деревне Казанбаш (Арский район). 2018

Поэзия - не хлеб и не вода, она лишь часть постоянного внутреннего состояния человека, когда даже не было письменности. А раз так, всегда народятся чудаки, которые будут играть со словами, проверять их на цвет, вкус и звучание. Так что, я поднимаю тост за поэзию и взволнованные слова! Как ты там в вопрос­нике сказал? «За людей, что входят в жизнь, пребывая в восторге и исступлении!». А если сказать коротко, в четыре строки, то могу предложить такие строки:

Всё меньше тех, кто говорил мне «сын мой…»

Ушли отцы и деды в свой черёд…

Одна надежда, если жить достойно,

Народ, быть может, сыном назовёт.