Как я сполна отдал священный долг Родине

Натыкаясь ныне в телевизоре на помпезные концерты российской попсы, не говоря уже об официальных шоу, посвящённых тому или иному событию, как правило, в обойме поднадоевших артистов частенько можно увидеть и услышать Академический ансамбль песни и пляски войск национальной гвардии Российской Федерации под управлением улыбчивого генерал-майора В. Елисеева. А когда я был призван на службу в армию, он назывался Ансамблем песни и пляски Внутренних войск МВД СССР, а будущий генерал-майор ещё ходил с капитанскими погонами в заместителях у руководителя ансамбля подполковника Р. Вершинина.

И Швец, и Македонец

Примерно за полгода до окончания Московской консерватории меня и одного моего однокурсника пригласили посетить расположение Ансамбля, чтобы мы своими глазами увидели, в каких замечательных условиях нам предстоит отдавать свой священный долг, если согласимся служить именно у них. Условия, действительно, были неплохие, и мы согласились. На следующий после сдачи последнего выпускного экзамена день нас вызвали в военкомат и сказали, что буквально с завтрашнего дня мы — бойцы Советской армии. Мы резонно заметили, что, по закону, до 1 июля считаемся студентами, и, значит, служить начнём только после этого. За такую наглость нас обещали расстрелять прямо во дворе военкомата, но мы оказались твёрдыми в своей вере в законы, и вернулись только 2 июля. Целый день просидели в сборном пункте призывников на военную службу, тщетно надеясь, что нас заберёт Ансамбль, но до нас никому не было дела. Когда мы уже собрались устраиваться на ночь на нарах, зычный голос прокричал: «Абязов и Македонец (такая фамилия была у моего однокурсника), к начальнику!» Начальник долго смотрел на нас полупьяными добрыми глазами и говорит: «Что же мне с вами делать? А хотите в кавалерийский полк «Мосфильма»? Будете лошадей чистить». Отказались. Он почему-то сжалился над нами и отпустил домой до утра. На следующий день появился представитель Ансамбля прапорщик Швец (фамилия такая), но когда мы радостно к нему подбежали с вопросом: «Вы, наверное, за нами?», огорошил ответом: «Нет». Потом долго доставал какую-то бумагу и по ней прочёл: «Мне нужны Абязов и Македонец». Так мы всё-таки оказались в вожделенном месте прохождения службы.

Подъём по военной карьерной лестнице

Ансамбль песни и пляски ВВ МВД СССР располагался в отдельном помещении с очень неплохими условиями жизни. Было только два недостатка. Во-первых, здание располагалось на территории обычного воинского полка, а, значит, через КПП без увольнительного пропуска не пройдёшь. Во-вторых, питаться приходилось в полковой столовой, что не вызывало никакого аппетита. Выручало то, что мы дружили с поварами: пускали их к себе в душ, а они подбрасывали более вкусные блюда или предупреждали, чтобы в этот день ни к чему не притрагивались, поскольку везде добавлен бром (вещество для подавления сексуальной активности молодых бойцов). Когда были деньги, можно было поесть в офицерском буфете. Но главные пиршества начинались по вечерам, когда вкушали то, что приносили из увольнений в город.

Печально известная «дедовщина» в Ансамбле проявлялась довольно мягко. А когда через 2 месяца я стал младшим сержантом (кстати говоря, впервые в истории Ансамбля, поскольку до меня высшим званием для срочников был «ефрейтор») и помощником командира взвода, я и вовсе искоренил это явление.
Моему быстрому подъёму по военной карьерной лестнице, думаю, поспособствовали два фактора: высшее образование и членство в Коммунистической партии Советского Союза. Быть командиром в армии значительно лучше, чем подчинённым. Я теперь был ­освобождён от всяческих нарядов и уборок, вместе с «дедами» мог поспать на полчаса дольше остальных, пользовался большей свободой, чем обычные солдаты и т. д. Но это налагало и дополнительную ответственность, поскольку приходилось отвечать за всё, что происходило во взводе. Как-то раз на побудку явился замполит, майор Евдокимов. Кто-то, видимо, настучал, что взвод по утрам не слишком торопится вставать с постелей, и он решил нас подловить. Но его подвела нетерпеливость. Когда он вошёл в спальню с криком: «Почему не встаём?», было без пяти шесть, на что я ему указал после того, как ровно в шесть по радио зазвучал Гимн Советского Союза. Ладно, здесь отмазался, но дальше нужно было делать построение, выбегать на улицу и делать утреннюю зарядку. А вот её-то мы никогда и не делали. Тем не менее, с уверенным видом я вывел взвод на площадку и стал судорожно вспоминать упражнения, предписанные воинским уставом. Видимо, в стрессовой ситуации начинают в человеке работать какие-то неведомые силы, поскольку я вспомнил все упражнения, показал их сослуживцам, заслужил похвалу майора за отлично проведённую зарядку и спас взвод от «залёта». «Залёт» — это когда за любое нарушение, индивидуальное ли, коллективное ли, наказывали весь взвод. Наказание заключалось, как правило, в запрещении увольнений и переодевании нас в полевую форму (в остальное время солдаты Ансамбля щеголяли в парадной).

Два наряда вне очереди

Как помощнику комвзвода, мне «по наследству» досталась пачка фальшивых увольнительных пропусков, оформленных по всем правилам: с подписями и печатью. Таким образом, я имел возможность отпускать сослуживцев, если кому-то было очень нужно, в город. Это было удобно, но и опасно. Можно было сильно «залететь». Однажды такое чуть не случилось. Один из «дедов» отпросился у меня в увольнение на двое суток вместо одних. Но потом передумал и вернулся в часть, однако слегка не вовремя: командование было уже на местах. Увидев его, идущего по плацу в сторону нашего помещения, я понял, что сейчас разразится скандал, поскольку рядом стоял командир взвода, который тоже всё прекрасно видел и всё больше понимал, что что-то здесь не чисто. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Тогда я решился на беспрецедентное действие. Включил сигнал тревоги, построил солдат, встретил входящего ­«нарушителя», приказал ему сначала встать в строй, а затем сделать два шага вперёд. Командир сначала смотрел на меня с недоумением, но, с каждым моим дальнейшим действием, лицо его становилось всё довольнее. Я объявил «нарушителю» выговор и за опоздание из увольнения (так я незаметно для всех переквалифицировал его преступление из «незаконного увольнения» на «опоздание») назначил ему («деду»!) 2 наряда вне очереди. Зато в отношении взвода никаких санкций не последовало.

Вечный «Чардаш» Монти

Кроме солдатских функций я, разумеется, выполнял и артистические: играл на скрипке в оркестре Ансамбля. Был на хорошем счету. Иногда меня даже просили на концертах выступить солистом с «Чардашем» Монти. Мы много ездили по СССР, а один раз даже заграницу, в Венгрию. На гастролях уже мало себя ощущали солдатами, — мы были артистами. И принимали нас, как артистов. В воинских подразделениях, где мы квартировались, нас кормили, как спортсменов (а это была особая, привилегированная каста). Часто в столовых за нами, солдатами, ухаживали офицеры. В Киеве, где с появлением нового коменданта были введены драконовские меры против военнослужащих: даже офицерам в рабочее время нельзя было появляться на улице, — два патруля, которые нас останавливали, узнав, что мы из Ансамбля, начинали улыбаться и отпускали погулять по городу. В Киеве и Ашхабаде меня приглашали к себе командиры полка и предлагали остаться служить начальником клуба, обещая златые горы и квартиру на Крещатике. А однажды в замечательной поездке по Оби и её притокам (28 дней на теплоходе с концертными остановками в крупных населённых пунктах) я, неожиданно для себя, выступил в качестве аранжировщика. У нас в Ансамбле был «штатный» аранжировщик, «срочник», тоже мой однокурсник, ныне известный композитор Юрий Мартынов. Но в поездки его не брали. А в Сибири солист Ансамбля Романов захотел расширить свой репертуар за счёт двух песен Юрия Антонова. Я предложил свои услуги и сделал эти две аранжировки. Всё прошло успешно. Более того, мне (солдату-срочнику!) после возвращения в Москву совершенно неожиданно выплатили гонорар за эту работу, хотя Юра ни до, ни после ни копейки от Ансамбля не получил.

В город, за бемолями

Некоторые эпизоды вспоминаются с особым удовольствием, по большей части курьёзные. Наш командир взвода был человеком, далёким от музыки. Настолько далёким, что пару раз я отпрашивал ребят в увольнение, мотивируя тем, что товарищ капитан просил принести из города нотный стан или купить немного бемолей. При этом, на вопрос, сколько человек пойдёт, отвечал, что нотный стан тяжёлый, поэтому не меньше четырёх.
Как-то с Юрой Мартыновым пошли пообедать в офицерский буфет. Стоим в очереди, вдруг какой-то амбал-срочник вклинивается перед нами, а на наши справедливые замечания начинает задираться. Тогда Юра спокойным голосом спрашивает: «Слушай, ты Маркса из третьей роты знаешь?» Солдатик недоумённо смотрит на нас. Юра продолжает: «А Энгельса из девятой?» На лице бойца — растерянность. И Юра завершает свой экзерсис: «Ну чё, тогда! Пошёл вон!» И воин, от греха подальше, уходит.

Очень было здорово гастролировать по Средней Азии. Идёшь, бывало, по Алайскому базару в Ташкенте, а тебя подзывают торговцы и со словами «у меня сын (внук, брат) тоже служит» угощают кто чем. Приходили на базу с полными пакетами яблок, груш, винограда и других вкусностей. А в Душанбе познакомился с солдатом из Узбекистана, который был каптёрщиком. Каптёрщик — это человек, заведующий имущественным складом, то есть каптёркой. Как-то вернулись с концерта поздно, мой новый приятель «стоит на часах». А у нас «прибыльный» день, после базара вернулись с полными пакетами всякой еды. Я и угостил служивого, не помню уже чем. На следующий день возвращаемся с концерта, он подзывает меня к своей каптёрке и открывает дверь. Пол усыпан огромными арбузами. Дал мне несколько штук, помог отнести к нашим ребятам — попировали. А я ещё долго с ним общался за чашкой чая в его владениях. Вдруг он вскакивает, снимает с полок новенький солдатский бушлат, несколько комплектов военной формы, фляжки, ещё чего-то. Я отказываюсь, говорю, что не могу с собой возить столько добра. Мой новый друг не стал прислушиваться к моим доводам, а просто спросил казанский адрес, наполнил всем этим скарбом ящики и обещал (и, конечно, сдержал обещание) отправить всё это почтой. Я совсем обнаглел: «Вот если бы ты подарил мне военную панамку, которую можно найти только в южных районах!» Но её не оказалось в наличии. На следующий день мы уезжали в другую республику и, когда уже садились в автобусы, каптёрщик отозвал меня в сторону и, вытащив из-за пазухи, подарил вожделенную панамку. Где-то успел достать!
Кажется, слишком увлёкся. Наверное, я бесконечно могу рассказывать о времени службы в рядах доблестной Советской армии. Но если при этом кому-то покажется, что я с благоговением отношусь к этому периоду своей жизни, то это совсем не так. Какие бы условия службы в армии не были, всё равно время, проведённое там, воспринимается, как неволя. Поэтому у меня сложилось твёрдое мнение, что защищать Родину должны профессионалы, а понятие священного долга в этом понимании должно уйти в небытие. Каждый должен заниматься своим делом!

Фото из архива автора