Кави Наджми. Жизнь в Мергасовском

В нынешнем году исполняется 120 лет со дня рождения татарского писателя, поэта и переводчика Кави Наджми. Предлагаем читателям беседу с его внучкой Фаридой Нежметдиновой о мемориальной комнате писателя, установлении памятной доски в честь литератора и его супруги, а также о судьбе Мергасовского дома.

«Дом открыт, чтобы прийти посмотреть на мемориальную комнату писателя»

— Расскажите о месте, где мы находимся, какова его история?

— Мы находимся в доме по улице Большая Красная, 57б в Казани, где в 1952–1956 годах жил писатель Кави Наджми вместе со своей семьёй. К сожалению, он ушёл из жизни очень рано, в 1957 году, за год до моего рождения. Его близкие продолжили жить здесь после его смерти. В частности, до 1978 года здесь жила его жена — писательница и первая татарская переводчица Сарвар Адгамова.

Благодаря личным и памятным вещам дәү әти1 мы воссоздали атмосферу той эпохи в его кабинете. На стенах висят картины, написанные троюродным братом Кави Наджми — Раулем Нурмухаметовым. Картину, на которой изображён Мергасовский дом на улице Кави Наджми, написал Евгений Канев по моей просьбе. В Мергасовском доме дәү әти и дәү әни2 жили до тех пор, пока писателя не арестовали.

(Кави Наджми был первым председателем правления Союза писателей ТАССР. В 1937 году снят с должности, а затем арестован по обвинению в «султангалиевщине». Получил 10 лет тюрьмы, но в конце 1939 года дело было прекращено за недоказанностью обвинения. В 1938 году работники НКВД схватили его жену — Сарвар Адгамову, сфабриковали на неё дело и приговорили к 10 годам концлагерей в Сибири. Осенью 1940 года она была полностью оправдана и освобождена. — Е. Л.).

— Как вы собрали все эти вещи и документы? Кто вам в этом помогал?

— Здесь находится всё то, что мы сумели сохранить после многочисленных ударов судьбы. Тот же архив изначально был выброшен, потому что в 1937 году квартира уже была занята. Многие представленные документы были собраны дәү әти для написания романа «Весенние ветры», он очень скрупулёзно относился к сбору фактов (в 1948 году Кави Наджми получил за роман Сталинскую премию. — Е. Л.).

Есть письма известных деятелей культуры, писателей Советского Союза из разных республик. У нас собраны книги, в том числе с личными автографами писателей, материалы Союза писателей СССР. Есть переписка дәү әти с Александром Фадеевым, где он хлопочет о реабилитации имени Мусы Джалиля несмотря на то, что над ним самим висела угроза повторного ареста. Кави Наджми дружил с Мусой Джалилем и понимал, что тот не мог быть предателем.

Дәү әти добровольно хотел уйти на фронт, но органы государственной власти посчитали, что он должен возглавить Радиокомитет и начать пропагандистскую работу. Он был соавтором письма татарского народа на фронт, которое было сильным и вдохновляющим документом. Его перепечатали все газеты.

Дәү әти принял решение написать командующим фронтов и поделиться историями героев из ТАССР. Он собрал из них большую книгу «Батыр китабы». Там были описаны реальные подвиги в годы Великой Отечественной войны.

— Какими экспонатами вы особо гордитесь?

— В первую очередь это фотографический фонд. Ещё один важный предмет коллекции — лампа в виде совы, которая принадлежала дәү әти. Есть мандолина, на которой играла дәү әни, когда исполняла песни на казахском языке.

Если говорить честно, вещей немного. Я помню времена, когда в этой квартире было очень мало мебели. Дәү әни всегда мне говорила: для работы мне нужны только стол и стул. Дәү әти думал так же. Они не гнались за экзотической посудой или натуральной деревянной мебелью. Им было несвойственно накопительство.

Зато в нашей семье всегда очень трепетно относились к сохранению своей истории. Родо­словная идёт с конца XVI века. В нашем роду были либо священнослужители, либо учителя. И только в XX веке два брата — Кави Наджми и Рашид Нежметдинов — стали символами татарской культуры (Рашид Неж­метдинов — младший брат Кави Наджми, международный мастер по шашкам и шахматам. — Е. Л.).

Я благодарна первому Президенту Татарстана Минтимеру Шаймиеву и нынешнему Президенту Рустаму Минниханову, которые поддерживают память дәү әти и дәү әни разными способами и средствами, в том числе ими оказана помощь в установке мемориальной доски. Две улицы в Казани названы именами двух братьев — это уникальный случай для города и для культуры.

Конечно, я считаю своей обязанностью делиться этой историей. Здесь мы с дәү әни, а позднее с родителями, всегда принимали всех желающих. Школьники приезжали целыми классами. Дом открыт, достаточно созвониться и прийти посмотреть на мемориальную комнату, либо мы сами едем куда-то и рассказываем о творческом наследии. Часто ездим в лагерь «Сәләт».

Для меня было удивлением, когда меня разыскали Радмила Хакова, Ксения Шачнева и Йолдыз Миннуллина, которые создали спектакль «Мергасовский». Я поразилась, что чувства Кави Наджми и Сарвар Адгамовой легли в основу современного взгляда молодых творческих личностей. Благодаря им я также поучаствовала в спасении Мергасовского дома, привозила расходные материалы, делала уборку.

После спектакля ко мне обратилась одна супружеская пара, которая учится в консерватории: «Фарида Тансыковна, благословите нас, мы решили писать оперу, посвящённую любви Кави Наджми и Сарвар Адгамовой». Конечно, я сказала, что это очень здорово. Меня поразило, что молодёжи это интересно.

«Мергасовский дом — это не символ конструктивизма,

а символ памяти»

— Расскажите про значение Мергасовского дома для вашей семьи.

— Во-первых, семья Кави Наджми и Сарвар Адгамовой жила в этом доме в течение длительного периода. Во-вторых, это была квартира, в которой собирались многие писатели, поэты и композиторы. В-третьих, это дом, который пережил такую трагедию, как арест дәү әти и дәү әни. В-четвёртых, там жил и скрывался папа до их возвращения из Сиблага. Он жил там почти в чердачном помещении, а Хатира апа (мама Рауля Нурмухаметова) его поддерживала. Его как сына врага народа тоже решили отправить в лагерь, но он сбежал и скрывался. Это было страшное время, ему было тогда всего 10 лет.

Для меня Мергасовский дом — это не символ конструктивизма, а символ памяти наиболее ярких лет. Я считаю, что его нужно сохранить не только как памятник архитектуры, но и как дом, где жила татарская интеллигенция.

«Сарвар Адгамова — самостоятельная творческая личность,

а не только супруга Кави Наджми»

— Расскажите про мемориальную доску, которая появилась на вашем доме.

— Она изготовлена в мастерской Зураба Церетели в Москве по ходатайству Министерства культуры Татарстана и Академии наук республики. На самом деле эта инициатива поднималась ещё в 2012–2013 годах Институтом истории имени Марджани и Союзом писателей РТ. Просто, видимо, такие вещи должны отлежаться.

Когда узнала, что доска появится, я была очень рада. У меня появилось чувство исторической справедливости. Я довольна, что появилось упоминание о дәү әни. Некоторые говорили: «Ну, переводчица, боевая подруга». Они думают, что переводчик — это не профессия, но это очень почётная и творческая деятельность, не просто синхрон, а определённое прочтение, сохранение, донесение до иноязычной среды произведений других культур.

Прежде чем перевести одно предложение, дәү әни проделывала огромную работу со словарями — интернета тогда не было. Писала также детские рассказы и стихи. Она — полноценная и самостоятельная творческая личность, а не только супруга писателя Кави Наджми.

В их письмах друг другу — такая мудрость и такая несгибаемая воля! Дәү әни пишет: «Мой милый Тулин, родненький… — так она его называла. — К нам по этапу пришла молодая женщина, татарочка. Она поёт очень красивые песни, я записала, чтобы ты их вставил в свой рассказ. На улице минус 40 градусов, 8 часов на работу туда и обратно в рваных резиновых ботах и телогрейке. Казалось бы, тебе просто выжить, а ты говоришь: «Какие красивые песни, вставь в свой рассказ!»

Это потрясающее умение. Поэтому когда у меня бывают жизненные трудности, я всё время возвращаюсь к этим письмам. Для меня это не только символ любви и мужества, но и философского отношения к жизни. Хотя там есть и бытовые строчки: «Пришли мне мыло, сигареты, кофту надо зашить».

Решение об установке доски принималось на общественном совете. Один из его членов тогда сказал, что, исследуя кладбище, нашёл около 800 достойных имён: «Всем, что ли, нужно памятники установить?» Я считаю, что чем больше будет таких точек памяти, тем лучше мы сохраним свою историю и культуру, передадим её своим детям, оставим наследие в виде конкретных имён.

— Какие ещё памятные места для вашей семьи можете назвать помимо этого дома и Мергасовского?

— Есть село Сергач, где живут нижегородские татары. Там есть Музей имени Кави Наджми, где очень почтительно относятся к его памяти. В Москве много представителей Нежметдиновых. Одна ветвь ушла туда.

Заслуга в сохранении архива и памяти — это заслуга мамы, Сании Ахтямовой, и папы — заведующего кафедрой радиофизики КГУ, Тансыка Нежметдинова. Позже сохранение памяти подхватили и мы с сестрой Гузяль. В этом нам также очень помогают мои сыновья Константин и Кирилл. Мы стараемся просвещать на эту тему.

— Ваша сфера деятельности не связана с делом ваших предков?

— Я философ, завкафедрой философии и права в Казанском государственном аграрном университете. Занимаюсь биоэтикой — это этическая оценка последствий современных технологий и их вмешательства в живые системы. Это генетика, трансплантология, цифровые системы и так далее. Также сотрудничаю с Медуниверситетом, читаю лекции студентам КГМУ, Иннополиса.

— Спасибо за интервью!

Материал подготовлен корреспондентом ИА «Татар-информ» для сетевого издания sntat.ru.

Печатается с сокращениями.